Неточные совпадения
Анна Андреевна. Послушай: беги
к купцу Абдулину… постой, я дам тебе записочку (
садится к столу, пишет записку и между тем говорит):эту записку ты отдай кучеру Сидору, чтоб он побежал с нею
к купцу Абдулину и принес оттуда вина. А сам поди сейчас прибери хорошенько эту комнату для гостя. Там поставить кровать, рукомойник и прочее.
Позови сюда трактирного слугу! (
К городничему и Добчинскому.)А что же вы стоите? Сделайте милость,
садитесь. (Добчинскому.)
Садитесь, прошу покорнейше.
Не ветры веют буйные,
Не мать-земля колышется —
Шумит, поет, ругается,
Качается, валяется,
Дерется и целуется
У праздника народ!
Крестьянам показалося,
Как вышли на пригорочек,
Что все
село шатается,
Что даже церковь старую
С высокой колокольнею
Шатнуло раз-другой! —
Тут трезвому, что голому,
Неловко… Наши странники
Прошлись еще по площади
И
к вечеру покинули
Бурливое
село…
Заметив любознательность
Крестьян, дворовый седенький
К ним с книгой подошел:
— Купите! — Как ни тужился,
Мудреного заглавия
Не одолел Демьян:
«Садись-ка ты помещиком
Под липой на скамеечку
Да сам ее читай...
Софья (одна, глядя на часы). Дядюшка скоро должен вытти. (
Садясь.) Я его здесь подожду. (Вынимает книжку и прочитав несколько.) Это правда. Как не быть довольну сердцу, когда спокойна совесть! (Прочитав опять несколько.) Нельзя не любить правил добродетели. Они — способы
к счастью. (Прочитав еще несколько, взглянула и, увидев Стародума,
к нему подбегает.)
И вдруг подойдет
к окну, крикнет «не потерплю!» — и опять
садится за стол и опять скребет…
Выслушав такой уклончивый ответ, помощник градоначальника стал в тупик. Ему предстояло одно из двух: или немедленно рапортовать о случившемся по начальству и между тем начать под рукой следствие, или же некоторое время молчать и выжидать, что будет. Ввиду таких затруднений он избрал средний путь, то есть приступил
к дознанию, и в то же время всем и каждому наказал хранить по этому предмету глубочайшую тайну, дабы не волновать народ и не
поселить в нем несбыточных мечтаний.
Встанет бригадир утром раненько,
сядет к окошку и все прислушивается, не раздастся ли откуда: туру-туру?
Ни минуты не думая, Анна
села с письмом Бетси
к столу и, не читая, приписала внизу: «Мне необходимо вас видеть. Приезжайте
к саду Вреде. Я буду там в 6 часов». Она запечатала, и Бетси, вернувшись, при ней отдала письмо.
Машкин Верх скосили, доделали последние ряды, надели кафтаны и весело пошли
к дому. Левин
сел на лошадь и, с сожалением простившись с мужиками, поехал домой. С горы он оглянулся; их не видно было в поднимавшемся из низу тумане; были слышны только веселые грубые голоса, хохот и звук сталкивающихся кос.
Испуганный тем отчаянным выражением, с которым были сказаны эти слова, он вскочил и хотел бежать за нею, но, опомнившись, опять
сел и, крепко сжав зубы, нахмурился. Эта неприличная, как он находил, угроза чего-то раздражила его. «Я пробовал всё, — подумал он, — остается одно — не обращать внимания», и он стал собираться ехать в город и опять
к матери, от которой надо было получить подпись на доверенности.
Алексей Александрович поклонился Бетси в зале и пошел
к жене. Она лежала, но, услыхав его шаги, поспешно
села в прежнее положение и испуганно глядела на него. Он видел, что она плакала.
Она быстро пошла в дом, в свой кабинет,
села к столу и написала мужу...
— Да после обеда нет заслуги! Ну, так я вам дам кофею, идите умывайтесь и убирайтесь, — сказала баронесса, опять
садясь и заботливо поворачивая винтик в новом кофейнике. — Пьер, дайте кофе, — обратилась она
к Петрицкому, которого она называла Пьер, по его фамилии Петрицкий, не скрывая своих отношений с ним. — Я прибавлю.
Анна
села в коляску в еще худшем состоянии, чем то, в каком она была, уезжая из дома.
К прежним мучениям присоединилось теперь чувство оскорбления и отверженности, которое она ясно почувствовала при встрече с Кити.
— Да, они хотели
к тебе ехать. Ну, как тебе понравился Левин? — сказал он,
садясь подле нее.
— О нет, — сказала Кити и
села к столу.
— Ты гулял хорошо? — сказал Алексей Александрович,
садясь на свое кресло, придвигая
к себе книгу Ветхого Завета и открывая ее. Несмотря на то, что Алексей Александрович не раз говорил Сереже, что всякий христианин должен твердо знать священную историю, он сам в Ветхом Завете часто справлялся с книгой, и Сережа заметил это.
Упоминание Агафьи Михайловны о том самом, о чем он только что думал, огорчило и оскорбило его. Левин нахмурился и, не отвечая ей,
сел опять за свою работу, повторив себе всё то, что он думал о значении этой работы. Изредка только он прислушивался в тишине
к звуку спиц Агафьи Михайловны и, вспоминая то, о чем он не хотел вспоминать, опять морщился.
«Как же я останусь один без нее?» с ужасом подумал он и взял мелок. — Постойте, — сказал он,
садясь к столу. — Я давно хотел спросить у вас одну вещь. Он глядел ей прямо в ласковые, хотя и испуганные глаза.
Степан Аркадьич
сел к столу и начал шутить с Агафьей Михайловной, уверяя ее, что такого обеда и ужина он давно не ел.
— О, Господи! сколько раз! Но, понимаете, одному можно
сесть за карты, но так, чтобы всегда встать, когда придет время rendez-vous. [свидания.] А мне можно заниматься любовью, но так, чтобы вечером не опоздать
к партии. Так я и устраиваю.
— Хорошо доехали? — сказал сын,
садясь подле нее и невольно прислушиваясь
к женскому голосу из-за двери. Он знал, что это был голос той дамы, которая встретилась ему при входе.
— Вот как! — проговорил князь. — Так и мне собираться? Слушаю-с, — обратился он
к жене
садясь. — А ты вот что, Катя, — прибавил он
к меньшой дочери, — ты когда-нибудь, в один прекрасный день, проснись и скажи себе: да ведь я совсем здорова и весела, и пойдем с папа опять рано утром по морозцу гулять. А?
Как ни сильно желала Анна свиданья с сыном, как ни давно думала о том и готовилась
к тому, она никак не ожидала, чтоб это свидание так сильно подействовало на нее. Вернувшись в свое одинокое отделение в гостинице, она долго не могла понять, зачем она здесь. «Да, всё это кончено, и я опять одна», сказала она себе и, не снимая шляпы,
села на стоявшее у камина кресло. Уставившись неподвижными глазами на бронзовые часы, стоявшие на столе между окон, она стала думать.
Степан Аркадьич поспешно, как всегда, прошел
к своему месту, пожал руки членам и
сел.
— Однако надо написать Алексею, — и Бетси
села за стол, написала несколько строк, вложила в конверт. — Я пишу, чтоб он приехал обедать. У меня одна дама
к обеду остается без мужчины. Посмотрите, убедительно ли? Виновата, я на минутку вас оставлю. Вы, пожалуйста, запечатайте и отошлите, — сказала она от двери, — а мне надо сделать распоряжения.
— Давно, няня, давно? — поспешно говорила Кити,
садясь на стул и приготовляясь
к кормлению. — Да дайте же мне его скорее. Ах, няня, какая вы скучная, ну, после чепчик завяжете!
— Нет, лучше поедем, — сказал Степан Аркадьич, подходя
к долгуше. Он
сел, обвернул себе ноги тигровым пледом и закурил сигару. — Как это ты не куришь! Сигара — это такое не то что удовольствие, а венец и признак удовольствия. Вот это жизнь! Как хорошо! Вот бы как я желал жить!
Васенька перешел
к дамам и
сел рядом с Кити.
— Ты не поверишь, как мне опостылели эти комнаты, — сказала она,
садясь подле него
к своему кофею. — Ничего нет ужаснее этих chambres garnies. [меблированных комнат.] Нет выражения лица в них, нет души. Эти часы, гардины, главное, обои — кошмар. Я думаю о Воздвиженском, как об обетованной земле. Ты не отсылаешь еще лошадей?
«Нет, надо опомниться!» сказал он себе. Он поднял ружье и шляпу, подозвал
к ногам Ласку и вышел из болота. Выйдя на сухое, он
сел на кочку, разулся, вылил воду из сапога, потом подошел
к болоту, напился со ржавым вкусом воды, намочил разгоревшиеся стволы и обмыл себе лицо и руки. Освежившись, он двинулся опять
к тому месту, куда пересел бекас, с твердым намерением не горячиться.
К утру опять началось волнение, живость, быстрота мысли и речи, и опять кончилось беспамятством. На третий день было то же, и доктора сказали, что есть надежда. В этот день Алексей Александрович вышел в кабинет, где сидел Вронский, и, заперев дверь,
сел против него.
Она
села к письменному столу, но, вместо того чтобы писать, сложив руки на стол, положила на них голову и заплакала, всхлипывая и колеблясь всей грудью, как плачут дети.
Щербацкий отошел от них, и Кити, подойдя
к расставленному карточному столу,
села и, взяв в руки мелок, стала чертить им по новому зеленому сукну расходящиеся круги.
«Девочка — и та изуродована и кривляется», подумала Анна. Чтобы не видать никого, она быстро встала и
села к противоположному окну в пустом вагоне. Испачканный уродливый мужик в фуражке, из-под которой торчали спутанные волосы, прошел мимо этого окна, нагибаясь
к колесам вагона. «Что-то знакомое в этом безобразном мужике», подумала Анна. И вспомнив свой сон, она, дрожа от страха, отошла
к противоположной двери. Кондуктор отворял дверь, впуская мужа с женой.
Увидав ее, он хотел встать, раздумал, потом лицо его вспыхнуло, чего никогда прежде не видала Анна, и он быстро встал и пошел ей навстречу, глядя не в глаза ей, а выше, на ее лоб и прическу. Он подошел
к ней, взял ее за руку и попросил
сесть.
— Из присутствия есть бумаги? — спросил Степан Аркадьич, взяв телеграмму и
садясь к зеркалу.
На третий день после ссоры князь Степан Аркадьич Облонский — Стива, как его звали в свете, — в обычайный час, то есть в 8 часов утра, проснулся не в спальне жены, а в своем кабинете, на сафьянном диване. Он повернул свое полное, выхоленное тело на пружинах дивана, как бы желая опять заснуть надолго, с другой стороны крепко обнял подушку и прижался
к ней щекой; но вдруг вскочил,
сел на диван и открыл глаза.
Алексей Александрович
сел, чувствуя, что слова его не имели того действия, которое он ожидал, и что ему необходимо нужно будет объясняться и что, какие бы ни были его объяснения, отношения его
к шурину останутся те же.
Проходя через первую гостиную, Левин встретил в дверях графиню Боль, с озабоченным и строгим лицом что-то приказывавшую слуге. Увидав Левина, она улыбнулась и попросила его в следующую маленькую гостиную, из которой слышались голоса. В этой гостиной сидели на креслах две дочери графини и знакомый Левину московский полковник. Левин подошел
к ним, поздоровался и
сел подле дивана, держа шляпу на колене.
Подождать! — обратился он
к высунувшемуся в дверь помощнику, но всё-таки встал, сказал несколько слов и
сел опять.
Она услыхала порывистый звонок Вронского и поспешно утерла эти слезы, и не только утерла слезы, но
села к лампе и развернула книгу, притворившись спокойною. Надо было показать ему, что она недовольна тем, что он не вернулся, как обещал, только недовольна, но никак не показывать ему своего горя и, главное, жалости о себе. Ей можно было жалеть о себе, но не ему о ней. Она не хотела борьбы, упрекала его за то, что он хотел бороться, но невольно сама становилась в положение борьбы.
Заседание уже началось. У стола, покрытого сукном, за который
сели Катавасов и Метров, сидело шесть человек, и один из них, близко пригибаясь
к рукописи, читал что-то. Левин
сел на один из пустых стульев, стоявших вокруг стола, и шопотом спросил у сидевшего тут студента, что читают. Студент, недовольно оглядев Левина, сказал...
Левин не
сел в коляску, а пошел сзади. Ему было немного досадно на то, что не приехал старый князь, которого он чем больше знал, тем больше любил, и на то, что явился этот Васенька Весловский, человек совершенно чужой и лишний. Он показался ему еще тем более чуждым и лишним, что, когда Левин подошел
к крыльцу, у которого собралась вся оживленная толпа больших и детей, он увидал, что Васенька Весловский с особенно ласковым и галантным видом целует руку Кити.
Алексей Александрович задумался, как показалось приказчику, и вдруг, повернувшись,
сел к столу. Опустив голову на руки, он долго сидел в этом положении, несколько раз пытался заговорить и останавливался.
Вернувшись домой, Алексей Александрович прошел
к себе в кабинет, как он это делал обыкновенно, и
сел в кресло, развернув на заложенном разрезным ножом месте книгу о папизме, и читал до часу, как обыкновенно делал; только изредка он потирал себе высокий лоб и встряхивал голову, как бы отгоняя что-то.
— Это не родильный дом, но больница, и назначается для всех болезней, кроме заразительных, — сказал он. — А вот это взгляните… — и он подкатил
к Дарье Александровне вновь выписанное кресло для выздоравливающих. — Вы посмотрите. — Он
сел в кресло и стал двигать его. — Он не может ходить, слаб еще или болезнь ног, но ему нужен воздух, и он ездит, катается…
Алексей Александрович прошел в ее кабинет. У ее стола боком
к спинке на низком стуле сидел Вронский и, закрыв лицо руками, плакал. Он вскочил на голос доктора, отнял руки от лица и увидал Алексея Александровича. Увидав мужа, он так смутился, что опять
сел, втягивая голову в плечи, как бы желая исчезнуть куда-нибудь; но он сделал усилие над собой, поднялся и сказал...
— О Карениных. Княгиня делала характеристику Алексея Александровича, — отвечала жена посланника, с улыбкой
садясь к столу.