Неточные совпадения
Самгин слушал его суховатый баритон и сожалел, что англичанина не интересует пейзаж. Впрочем, пейзаж был тоже скучный — ровная, по-весеннему молодо зеленая самарская степь, черные полосы вспаханной земли, маленькие мужики и лошади медленно кружатся на плывущей земле, двигаются
серые деревни с желтыми пятнами новых
изб.
— Васька, куда, постреленок, убежал? — закричала выбежавшая из
избы в грязной,
серой, как бы засыпанной золой рубахе баба и с испуганным лицом бросилась вперед Нехлюдова, подхватила ребенка и унесла в
избу, точно она боялась, что Нехлюдов сделает что-нибудь над ее дитей.
— Как не быть самоваров, — с важностью возразил малый в
сером кафтане, — ступайте к отцу Тимофею, а не то в дворовую
избу, а не то к Назару Тарасычу, а не то к Аграфене-птишнице.
При
сером свете занимавшегося мартовского утра, глядевшего в маленькие оконца
избы Елески жигаля, старая Василиса Корниловна, наконец, «отошла»…
Из этого коридора шли двери, прежде всего в черную
избу, в которой останавливались подводчики и прочий
серый люд, и затем в"чистые покои", где останавливались проезжие помещики.
Но, во-первых, провинция несомненно дала нам хотя впечатление курной
избы и
серого зипуна.
Татьяна разбудила ее, когда в окна
избы еще слепо смотрели
серые сумерки утра и над селом в холодной тишине сонно плавал и таял медный звук сторожевого колокола церкви.
Старуха, в изорванной кичке и толстом
сером зипуне, вошла в
избу, перекрестилась и, поклонясь низехонько на все четыре стороны, сказала Алексею...
Далее вы входите в большую, просторную комнату, занимающую весь флигель, если не считать сеней. Стены здесь вымазаны грязно-голубою краской, потолок закопчен, как в курной
избе, — ясно, что здесь зимой дымят печи и бывает угарно. Окна изнутри обезображены железными решетками. Пол
сер и занозист. Воняет кислою капустой, фитильною гарью, клопами и аммиаком, и эта вонь в первую минуту производит на вас такое впечатление, как будто вы входите в зверинец.
Дальний берег и луга застилались мелким, частым дождем. Был
серый, ненастный день; ветер уныло гудел вокруг дома; капли дождя обливали и без того уже тусклые стекла маленького окошка. Мрачно синела Ока, мрачно глядел темный берег и почерневшие, вымоченные лодки. Печальный вид осеннего дня соответствовал, впрочем, как нельзя лучше тому, что происходило в самой
избе.
Посреди
серого, едкого смрада, наполнявшего
избу, Петр явственно различил густую беловатую струю дыма, выходившую из-под лавки, прислоненной к окнам.
Господи! да не г-н ли Губарев стоит в
серой куртке и отвислых спальных панталонах на крыльце почтовой
избы и ругается?.. Нет, это не г-н Губарев… Но какое поразительное сходство!.. Только у этого барина рот еще шире и зубастее, и взор понурых глаз еще свирепее, и нос крупнее… и борода гуще, и весь облик еще грузнее и противнее.
То тут, то там, по горе и в лугах являются селенья, солнце сверкает на стеклах окон
изб и на парче соломенных крыш, сияют, в зелени деревьев, кресты церквей, лениво кружатся в воздухе
серые крылья мельниц, дым из трубы завода вьется в небо.
…Фома в это время был верст за четыреста в деревенской
избе, на берегу Волги. Он только что проснулся и, лежа среди
избы, на ворохе свежего сена, смотрел угрюмо в окно, на небо, покрытое
серыми, лохматыми тучами.
Справа горбатое обглоданное поле, слева чахлый перелесок, а возле него
серые, драные
избы, штук пять или шесть.
Осторожно, с трудом продираясь сквозь тучи, подкрался рассвет без солнца, немощный и
серый. Окрасил воду в цвет свинца, показал на берегах желтые кусты, железные, ржавчиной покрытые сосны, темные лапы их ветвей, вереницу
изб деревни, фигуру мужика, точно вырубленную из камня. Над баржой пролетела чайка, свистнув кривыми крыльями.
Внизу, у самой подошвы его, возвышалась
серая высокая
изба, обнесенная с одной стороны плетнем, с другой сушившимся бреднем.
Когда Осип со своею оброчною книжкой вошел в
избу старосты, становой, худощавый старик с длинными седыми бакенами, в
серой тужурке, сидел за столом в переднем углу и что-то записывал. В
избе было чисто, все стены пестрели от картин, вырезанных из журналов, и на самом видном месте около икон висел портрет Баттенберга, бывшего болгарского князя. Возле стола, скрестив руки, стоял Антип Седельников.
Покуда она сдвигала лавки и стелила на них сено, Николай Николаевич вышел на крыльцо. Ни впереди, ни по сторонам ничего не было видно, кроме плотного,
серого, влажного тумана, и высокое крыльцо, казалось, плавало в нем, как лодка в море. И когда он вернулся обратно в
избу, то его лицо, волосы и одежда были холодны и мокры, точно они насквозь пропитались едким болотным туманом.
Сели, смотрим — деревенька наша как парчой и золотом на
серой земле вышита. Опускается за рекой могучее светило дня, жарко горят перекрытые новой соломой крыши
изб, красными огнями сверкают стёкла окон, расцветилась, разыгралась земля всеми красками осеннего наряда, и ласково-сине над нею бархатное небо. Тихо и свежо. Выступают из леса вечерние тени, косо и бесшумно ложатся на нас и на звонкую землю — сдвинулись мы потеснее, для тепла.
Россия, нищая Россия,
Мне
избы серые твои,
Твои мне песни ветровые —
Как слёзы первые любви!
Короткий осенний день рано сумеречил, и только что чуть начало
сереть, на пороге Старостиной
избы показался седой главарь всей колдовской справы, Сухой Мартын, а с ним его два положайника: прохожий Ермолаич с балалайкой и с дудкой, и Памфилка-дурак с своею свайкой.
Последствием таких переговоров и соображений было то, что по дверям крестьянских хат застучали костыльки сельских десятников, и в
сером тумане предрассветной поры из всех
изб все взрослые люди, одетые в полушубки и свиты, поползли на широкий выгон к магазину, куда созывало их новоприбывшее начальство.
Его
избы, церковь с колокольней и деревья вырисовывались из
серых сумерек, и на гладкой поверхности реки темнели их отражения.
Россия, нищая Россия,
Мне
избы серые твои,
Твои мне песни ветровые,
Как слезы первые любви!
Над рожью
серели соломенные крыши деревни. Лизар встрепенулся и сильнее задергал вожжами. Мы въехали в узкую, уже потемневшую улицу, заросшую ветлами.
Избы, как вообще в этих краях, были очень высокие, с окнами венцов на пятнадцать — двадцать от земли.
То коноплю кой-где
серый дух, тьфу-тьфу, узлом завяжет, то поросеночка над
избой в трубу сунет…
Керосинка без стекла тускло горела на столе, дым коптящею, шевелящеюся струйкою поднимался к потолку. По стенам тянулись
серые тени. За закоптелою печкою шевелилась густая темнота. И из темноты, казалось мне пристально смотрит в
избу мрачный, беспощадный дух дома. Он намечает к смерти ставшую ему ненужною старуху; как огромный паук, невидимою паутиною крепко опутывает покорно опущенные плечи девушки…
Первая
изба — не
изба, а четыре каменные,
серого камня, смазанные на глине стены, прикрытые потолочинами, на которых навалена картофельная ботва.