Неточные совпадения
«Вот я в самом
сердце безрадостной
страны болот, озер, бедных лесов, гранита и песка, в
стране угрюмых пасынков суровой природы».
«Русь наша —
страна силы неистощимой»… «Нет, не мы, книжники, мечтатели, пленники красивого слова, не мы вершим судьбы родины — есть иная, незримая сила, — сила простых
сердцем и умом…»
Но я хотел бы перенести эти желания и надежды в
сердца моих читателей — и — если представится им случай идти (помните: «идти», а не «ехать») на корабле в отдаленные
страны — предложить совет: ловить этот случай, не слушая никаких преждевременных страхов и сомнений.
А судьба Франции, как великой
страны, есть прежде всего судьба Парижа, ее
сердца и
сердца Европы.
Знаете ли вы, до каких слез и сжатия
сердца мучают и волнуют нас судьбы этой дорогой и родной нам
страны, как пугают нас эти мрачные тучи, все более и более заволакивающие ее небосклон?
Из обращения Тейтча к германскому парламенту мы узнали, во-первых, что человек этот имеет общее a tous les coeurs bien nes [всем благородным
сердцам (франц.)] свойство любить свое отечество, которым он почитает не Германию и даже не отторгнутые ею, вследствие последней войны, провинции, а Францию; во-вторых, что, сильный этою любовью, он сомневается в правильности присоединения Эльзаса и Лотарингии к Германии, потому что с разумными существами (каковыми признаются эльзас-лотарингцы) нельзя обращаться как с неразумными, бессловесными вещами, или, говоря другими словами, потому что нельзя разумного человека заставить переменить отечество так же легко, как он меняет белье; а в-третьих, что, по всем этим соображениям, он находит справедливым, чтобы совершившийся факт присоединения был подтвержден спросом населения присоединенных
стран, действительно ли этот факт соответствует его желаниям.
И шли эти люди, в чаянье на ратницкий счет"
страны света"увидать, шли с легким
сердцем, не зная, не ведая, куда они путь-дороженьку держат и какой такой Севастополь на свете состоит, что такие за «ключи», из-за которых сыр-бор загорелся.
— Так и должно быть! — говорил хохол. — Потому что растет новое
сердце, ненько моя милая, — новое
сердце в жизни растет. Идет человек, освещает жизнь огнем разума и кричит, зовет: «Эй, вы! Люди всех
стран, соединяйтесь в одну семью!» И по зову его все
сердца здоровыми своими кусками слагаются в огромное
сердце, сильное, звучное, как серебряный колокол…
Благо
странам, которые, в виде сдерживающего начала, имеют в своем распоряжении кутузку, но еще более благо тем, которые, отбыв время кутузки, и ныне носят ее в
сердцах благодарных детей своих.
Я думаю насчет этого так: истинные ораторы (точно так же, как и истинные баснописцы), такие, которые зажигают
сердца человеков, могут появляться только в таких
странах, где долго существовал известного рода гнет, как, например, рабство, диктатура, канцелярская тайна, ссылка в места не столь отдаленные (а отчего же, впрочем, и не в отдаленные?) и проч.
И в других
странах существуют чины, подобные урядникам, однако никто об них не думает, а у нас, поди, какой переполох они произвели?! как же не изложить всенародно, в шутливом русском тоне, ту массу пустяков, которую вызвала эта паника в
сердцах наших?!
Я
сердцем с вами и ваш, с одной всегда, en tout pays [в любой
стране (фр.).] и хотя бы даже dans le pays de Makar et de ses veaux, [в
стране Макара и его телят (фр.).] о котором, помните, так часто мы, трепеща, говорили в Петербурге пред отъездом.
Мы, нижеподписавшиеся, считаем своим долгом по отношению к себе, к делу, близкому нашему
сердцу, к
стране, в которой мы живем, и ко всему остальному миру, огласить это наше исповедание, выразив в нем те основы, которых мы держимся, цели, к которым мы стремимся, и средства, которые мы намерены употреблять для достижения всеобщего благодетельного и мирного переворота. Вот это наше исповедание.
Не раз указывал я, что путей сообщения у нас, можно сказать, не существует, что судоходство наше представляет зрелище в высшей степени прискорбное для
сердца всякого истинного патриота, что в торговле главным двигателем является не благородная и вполне согласная с предписаниями политико-экономической науки потребность быть посредником между потребителем и производителем, а гнусное желание наживы, что земледелие, этот главный источник благосостояния
стран, именующих себя земледельческими, не радует земледельца, а землевладельцу даже приносит чувствительное огорчение.
Войдя в порт, я, кажется мне, различаю на горизонте, за мысом, берега
стран, куда направлены бугшприты кораблей, ждущих своего часа; гул, крики, песня, демонический вопль сирены — все полно страсти и обещания. А над гаванью — в
стране стран, в пустынях и лесах
сердца, в небесах мыслей — сверкает Несбывшееся — таинственный и чудный олень вечной охоты.
Он укрепил
сердца, колеблющиеся в верности богу, отечеству и тебе, всемилостивейшая государыня; словом сказать, он оживотворил
страну, почти умирающую.
— Я собрал бы остатки моей истерзанной души и вместе с кровью
сердца плюнул бы в рожи нашей интеллигенции, чер-рт ее побери! Я б им сказал: «Букашки! вы, лучший сок моей
страны! Факт вашего бытия оплачен кровью и слезами десятков поколений русских людей! О! гниды! Как вы дорого стоите своей
стране! Что же вы делаете для нее? Превратили ли вы слезы прошлого в перлы? Что дали вы жизни? Что сделали? Позволили победить себя? Что делаете? Позволяете издеваться над собой…»
В Россию дальный путь ведет,
В
страну, где пламенную младость
Он гордо начал без забот;
Где первую познал он радость,
Где много милого любил,
Где обнял грозное страданье,
Где бурной жизнью погубил
Надежду, радость и желанье
И лучших дней воспоминанье
В увядшем
сердце заключил. //………………………………………… //…………………………………………
— Не так далеко, как ты, может быть, хочешь, но — в «
страну человеческого
сердца». В
страну, где темно.
Так пленник мой с родной
страноюПочти навек: прости сказал!
Терзался прошлою мечтою,
Ее места воспоминал:
Где он провел златую младость,
Где испытал и жизни сладость,
Где много милого любил,
Где знал веселье и страданьи,
Где он, несчастный, погубил
Святые
сердца упованьи… //....................
Наслышавшись много о мудрости и красоте израильского царя, она прибыла к нему из своей
страны с богатыми дарами, желая испытать его мудрость и покорить его
сердце.
Во граде Святого Петра воскресали для них священные тени Героев и мудрецов Греческих; во граде Святого Петра юные
сердца их бились при имени Термопил и Маратона; во граде Святого Петра они беседовали с Платоном и Ксенофонтом; воображая древнюю славу Греции, стремились душою к святым местам ее; воображая настоящее унижение
страны их, радовались пребыванию своему в
стране великих дел и Героев.
Уже любопытные из отдаленных земель приезжают видеть сию чудесную
страну, которая представляет взору и гранитные горы Швейцарии, и плодоносные долины Пьемонтские;
страну, где творческая Натура с нежными красотами соединила величественные; где в одно время и зима свирепствует, и весна улыбается; где мудрый наблюдатель Природы находит для себя разнообразные богатства, и где чувствительное
сердце, наскучив светом, может насладиться самым приятнейшим уединением.
Словесность, сей главный орган Гения и чувствительности; сия, можно сказать, посланница Неба, которая разносит из
страны в
страну великие и полезные идеи, соединяет умы и
сердца, производит и питает нежную потребность души: заниматься изящными мыслями, наслаждаться творением стройного воображения, излиянием
сердца — Словесность была предметом особенного благоволения и покровительства Екатерины, ибо Она знала ее сильное влияние на образование народа и счастие жизни.
Как
сердце билося живей
При виде солнца и полей
С высокой башни угловой,
Где воздух свеж и где порой
В глубокой скважине стены,
Дитя неведомой
страны,
Прижавшись, голубь молодой
Сидит, испуганный грозой?
Старик для чувств и наслажденья,
Без седины между волос,
Зачем в
страну, где всё так живо,
Так неспокойно, так игриво,
Он
сердце мертвое принес?..
И было ль то привет
стране родной,
Названье ли оставленного друга,
Или тоска по жизни молодой,
Иль просто крик последнего недуга —
Как разгадать? Что может в час такой
Наполнить
сердце, жившее так много
И так недолго с смутною тревогой?
Один лишь друг умел тебя понять
И ныне может, должен рассказать
Твои мечты, дела и приключенья —
Глупцам в забаву, мудрым в поученье.
Мечты любви умчались, как туман.
Свобода стала ей всего дороже.
Обманом
сердце платит за обман
(Я так слыхал, и вы слыхали тоже).
В ее лице характер южных
странИзображался резко. Не наемный
Огонь горел в очах; без цели, томно,
Покрыты светлой влагой, иногда
Они блуждали, как порой звезда
По небесам блуждает, — и, конечно,
Был это знак тоски немой, сердечной.
Как
сердце билося живей
При виде солнца и полей
С высокой башни угловой,
Где воздух свеж, и где порой
В глубокой трещине стены,
Дитя неведомой
страны,
Прижавшись голубь молодой
Сидит, испуганный грозой?..
Знаю великую книгу о светлой
стране,
Где прекрасная дева взошла
На смертное ложе царя
И юность вдохнула в дряхлое
сердце!
Там — над цветущей
странойПравит высокий Король!
Юность вернулась к нему!
Эти звуки, полные дикого возбуждения, надолго остались у меня в памяти, и впоследствии не раз, когда я с стесненным
сердцем смотрел на угрюмые приленские виды, на этот горизонт, охваченный горами, по крутым склонам которых теснятся леса, торчат скалы и туманы выползают из ущелий, — мне всегда казалось, что этот дикий крик хищника носится в воздухе над печальною и мрачною
страной.
Ты теперь не так уж будешь биться,
Сердце, тронутое холодком,
И
страна берёзового ситца
Не заманит шляться босиком.
Я помню твой восход, знакомое светило,
Над мирною
страной, где всё для
сердца мило,
Где стройны тополы в долинах вознеслись,
Где дремлет нежный мирт и тёмный кипарис...
Когда я вышла из вагона, мое
сердце забилось сильно, сильно… Серое небо плакало… Дождик моросил по крышам больших домов. Люди, в резиновых плащах, под зонтиками, показались мне скучными, некрасивыми — мне, привыкшей к ярким и живописным нарядам нашей
страны…
Но"народ"значился только в виде той черни ("mob"), которая должна была почитать себя счастливой, что она живет в
стране, имеющей конституцию, столь любезную
сердцу тех,"у кого есть золотые часы", как говаривал мой петербургско-лондонский собрат, Артур Иванович Бенни.
Если это сравнить с заботами педагога, приступающего к принятию в свои руки испорченного мальчика, в педагогическом романе Ауэрбаха «Дача на Рейне», или в английском романе «Кенельм Чилингли», то выходит, что педагоги чужих
стран несравненно больше склонны были думать о
сердцах своих воспитанников, чем о себе, или еще о таких вещах, как «светская обстановка» родителей.
— Он лазутчик под личиной скромности, — говорил фон Зееман, — змеей вползает всюду, все хулит, ловко сеет в
сердце монарха недоверие к лучшим силам
страны.
Нас будут десятки, сотни, тысячи, и только тогда, когда на всем земном шаре не будет ни одного льва в заключении, только тогда возвращусь я в родные
страны, освобожденный и освободитель, с радостью в
сердце, как подобает царю-победителю, возвращающемуся в свое отечество во главе освобожденного народа.
Обновленное, хотя и не новое, как в остальной России, судопроизводство внесло некоторый свет в мрак дореформенных порядков, царивших в этой «
стране золота» почти вплоть до последнего времени; осуществлявшийся уже проект сибирской железной дороги должен был связать это классическое «золотое дно» с центральной Россией, и
страна, при одном имени которой казначеи и кассиры последней формации ощущали трепет
сердец, должна была перестать быть
страной изгнания, а, напротив, своими природными богатствами наводнить центральную Россию.
Не ищите здесь видов обширных, в которых бы взоры и
сердце рассеивались: прекрасное все здесь вместе; кажется, для Гельмета
страна кругом обижена природою.
Особенно старалась она завлечь в Гельмет путешественников, художников, ученых, чтобы уронить в
сердца их семена благорасположения к себе и выманить от них занимательные новости о тех
странах, которые они проезжали.
Правда, король казался очень маленьким, тщедушным, невзрачным среди высоких, рослых, толстых придворных, окружавших трон, но все эти придворные так низко и почтительно наклонили свои головы, когда он, король, поднялся на трон, что
сердце короля затрепетало от радости. Он понял разом, что судьба услышала его желание и сделала его могучим властителем
страны.
— Вы приезжий… Вы здесь по службе, — продолжал, между тем, старик, — вырвите, если можете, вашу любовь из
сердца, а если нет, то отпроситесь в отпуск, выходите в отставку, но уезжайте отсюда… Эта
страна опасна для молодых людей, идущих за своей счастливой звездой, — загадочно, глухим голосом добавил он.
Скажу только, что последним моим безумством был гашиш, увлекший мое
сердце в еще более дикую
страну пленительных ужасов и ужасающих очарований; а когда я вернулся оттуда, я был костляв, как манекен, и желт, как охра, и спокоен, как турок.
Переходя из
страны в
страну, убегая от родины и находя ее везде в своем
сердце, я провел несколько лет в Швеции.
Так жестоко и, вместе с тем, так просто составленный план на жизнь человека, на убийство своего ближнего является, надо заметить, далеко не исключительным фактом в «
стране изгнания», где жестки
сердца, суровы нравы и где человеческая жизнь не ставится ни во что.
Оживился разговор, посыпались лукавые вопросы, какую
страну предпочитает она в своем
сердце: Россию или Польшу, на чью сторону она станет, если бы в здешнем краю возгорелась война между русскими и поляками.
Певец
Отчизне кубок сей, друзья!
Страна, где мы впервые
Вкусили сладость бытия,
Поля, холмы родные,
Родного неба милый свет,
Знакомые потоки,
Златые игры первых лет
И первых лет уроки,
Что вашу прелесть заменит?
О родина святая,
Какое
сердце не дрожит,
Тебя благословляя?
— Придите ко мне, — воскликнул я, — придите ко мне вы все, ушедшие от той жизни: здесь, в тихой обители, под святым покровом железной решетки, у моего любвеобильного
сердца, вы найдете покой и отраду. Возлюбленные мои чада, отдайте мне вашу печальную, исстрадавшуюся душу, и я одену ее светом, я перенесу ее в те благостные
страны, где никогда не заходит солнце извечной правды и любви!