Насилие всегда, в лучшем случае, если оно не преследует одних личных целей людей, находящихся во власти, отрицает и осуждает в одной неподвижной форме закона то, что большею частью уже гораздо прежде отрицалось и осуждалось общественным мнением, но с тою разницею, что, тогда как общественное мнение отрицает и осуждает все поступки, противные нравственному закону, захватывая поэтому в свое осуждение самые разнообразные положения, закон, поддерживаемый насилием, осуждает и преследует только известный, очень узкий
ряд поступков, этим самым как бы оправдывая все поступки такого же порядка, не вошедшие в его определение.
Неточные совпадения
По этой причине он всякий раз, когда Петрушка приходил раздевать его и скидавать сапоги, клал себе в нос гвоздичку, и во многих случаях нервы у него были щекотливые, как у девушки; и потому тяжело ему было очутиться вновь в тех
рядах, где все отзывалось пенником и неприличьем в
поступках.
В первом случае — в том, когда он признает истину, несмотря на свое отступление от нее, он готовит себе целый
ряд неизбежно имеющих вытечь из такого признания самоотверженных
поступков; во втором случае готовит целый
ряд противоположных первым эгоистических
поступков.
— Небо или ад… а может быть и не они; твердое намерение человека повелевает природе и случаю; — хотя с тех пор как я сделался нищим, какой-то бешеный демон поселился в меня, но он не имел влияния на
поступки мои; он только терзал меня; воскрешая умершие надежды, жажду любви, — он странствовал со мною
рядом по берегу мрачной пропасти, показывая мне целый рай в отдалении; но чтоб достигнуть рая, надобно было перешагнуть через бездну. Я не решился; кому завещать свое мщение? кому его уступить?
Это оскорбление есть вина (die Schuld) и отзывается в субъекте тем, что, связанный узами единства, внешний мир весь как одно целое взволновывается действием субъекта и чрез это отдельный
поступок субъекта влечет за собою необозримый и непредусмотримый
ряд последствий, в которых субъект уже не узнает своего
поступка и своей воли; тем не менее он должен признавать необходимую связь всех этих последующих явлений со своим
поступком и чувствовать себя в ответственности за них.
Варвара Александровна тотчас же решилась ехать к старухе Ступицыной и, вызвав Мари, обеим им рассказать о низких
поступках Хозарова. Нетерпение ее было чрезвычайно сильно: не дожидаясь своего экипажа, она отправилась на извозчике, и даже без человека, а потом вошла без доклада. Странная и совершенно неожиданная для нее сцена представилась ее глазам: Мари сидела
рядом с офицером, и в самую минуту входа Варвары Александровны уста молодых людей слились в первый поцелуй преступной любви.
«Целый
ряд непоследовательных
поступков… — думал я, пряча лицо от снега. — Это я сошел с ума. Ну, пускай…»
«Где я? Что со мной?» — пришло ему в голову. И вдруг с необыкновенною яркостью ему представился последний месяц его жизни, и он понял, что он болен и чем болен.
Ряд нелепых мыслей, слов и
поступков вспомнился ему, заставляя содрогаться всем существом.
И поспешил скорей одеться я,
Чтоб искупить
поступок непохвальный;
Держа свечу, дыханье притая,
Тихонько вышел я из нашей спальной;
Но голова кружилася моя,
И сердца стук мне слышался буквально,
Пока я шел чрез длинный комнат
ряд,
На зеркала бояся бросить взгляд.
И из этого ложного представления вытекает
ряд безумных и жестоких
поступков этих людей, кончающийся их изгнанием, исключением из жизни.
И для нас, вообразивших себе это, неизбежен такой же
ряд безумных и жестоких
поступков и несчастий и такое же исключение из жизни.
Религиозная жизнь, по IIIлейермахеру, является третьей стороной жизни, существующей
рядом с двумя другими, познанием и действованием, и выражает собой область чувства, ибо «такова самобытная область, которую я хочу отвести религии, и притом всецело ей одной… ваше чувство… вот ваша религиозность… это не ваши познания или предметы вашего познания, а также не ваши дела и
поступки или различные области вашего действования, а только ваши чувства…
Сам Дмитрий в восторге от своего
поступка. Но что вызвало этот
поступок? Только ли «искра божия», вспыхнувшая в разнузданном хаме? Или,
рядом с нею, тут было все то же утонченное нравственное сладострастие, которого здоровой крови даже не понять: «Вся от меня зависит, вся, вся кругом, и с душой, и с телом. Очерчена». А он, как Подросток в своих сладострастных мечтах: «они набегут, как вода, предлагая мне все, что может предложить женщина. Но я от них ничего не возьму. С меня довольно сего сознания».
— Не ты ли это, Карл? — звучит уже много тише голос австрийца. — Я так и знал, что ты вернешься, рано или поздно, товарищ… Так-то лучше, поверь… Долг перед родиной должен был заставить тебя раскаяться в таком
поступке. Вот, получай, однако… Бросаю тебе канат… Ловишь? Поймал? Прекрасно?.. Спеши же… Да тише. Не то проснутся наши и развязка наступит раньше, нежели ты этого ожидаешь, друг. [За дезертирство, т. е. бегство из
рядов армии во время войны, полагается смертная казнь.]
— Тут я вспомнил, — прибавил он, —
ряд его
поступков, которые очень казались странными. Помните, раз зимою, у него: стаканов лишних не было, я хотел налить себе в его стакан, он закрыл его рукою и не дал; я его обругал тогда, а он уперся на своем: „Это мой каприз, — не дам!“ Ясно, почему не хотел дать.
Первая представлялась ей сплошным
рядом ошибок в людях и в
поступках, само ее отречение от своей первой искренней любви для Кати Бахметьевой, да и сама эта Катя получила в глазах Натальи Федоровны совершенно иную окраску.
Враждебность к ней «холопов» чувствовалась ею и даже быть может преувеличивалась ее воображением, сочувствия некоторых помещиков не достигали до нее, так как проявлялись втихомолку — явно же все сторонились подследственной Салтыковой, прогневавшей
рядом своих бесчеловечных
поступков государыню.
И никто не втолковал ему, что делает он не геройство, а — подлость, что он такими
поступками становит себя в
ряды наших классовых врагов!
Человек, когда он действует один, всегда носит сам в себе известный
ряд соображений, руководивших, как ему кажется, его прошедшею деятельностью, служащих для него оправданием его настоящей деятельности и руководящих его в предположении о будущих его
поступках.
Здржинский рассказывал
поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними
рядом пошел в атаку.
И из этого ложного представления вытекает
ряд безумных и жестоких
поступков этих людей, кончающийся их изгнанием, исключением из жизни; точно так же мы вообразили себе, что жизнь каждого из нас есть наша личная собственность, что мы имеем право на нее и можем пользоваться ею, как хотим, ни перед кем не имея никаких обязательств.