Неточные совпадения
Дьячок
рыдал над Гришею:
«Создаст же Бог головушку!
Отец трепетал
над ним, перестал даже совсем пить, почти обезумел от страха, что умрет его мальчик, и часто, особенно после того, как проведет, бывало, его по комнате под руку и уложит опять в постельку, — вдруг выбегал в сени, в темный угол и, прислонившись лбом к стене, начинал
рыдать каким-то заливчатым, сотрясающимся плачем, давя свой голос, чтобы рыданий его не было слышно у Илюшечки.
Разгульный и бодрый, едет он на вороном коне, подбоченившись и молодецки заломив шапку; а она,
рыдая, бежит за ним, хватает его за стремя, ловит удила, и ломает
над ним руки, и заливается горючими слезами.
Не зная покою ни ночью, ни днем,
Рыдая над бедным сироткой,
Всё буду я думать о муже моем
Да слышать упрек его кроткий.
— Прости, прости ее! — восклицала,
рыдая, Анна Андреевна, склонившись
над ним и обнимая его. — Вороти ее в родительский дом, голубчик, и сам бог на страшном суде своем зачтет тебе твое смирение и милосердие!..
— Целая семья животных! — перебил Александр. — Один расточает вам в глаза лесть, ласкает вас, а за глаза… я слышал, что он говорит обо мне. Другой сегодня с вами
рыдает о вашей обиде, а завтра зарыдает с вашим обидчиком; сегодня смеется с вами
над другим, а завтра с другим
над вами… гадко!
Вася Шеин,
рыдая, возвращает Вере обручальное кольцо. «Я не смею мешать твоему счастию, — говорит он, — но, умоляю, не делай сразу решительного шага. Подумай, поразмысли, проверь и себя и его. Дитя, ты не знаешь жизни и летишь, как мотылек на блестящий огонь. А я — увы! — я знаю хладный и лицемерный свет. Знай, что телеграфисты увлекательны, но коварны. Для них доставляет неизъяснимое наслаждение обмануть своей гордой красотой и фальшивыми чувствами неопытную жертву и жестоко насмеяться
над ней».
Этот человек, двадцать лет нам пророчествовавший, наш проповедник, наставник, патриарх, Кукольник, так высоко и величественно державший себя
над всеми нами, пред которым мы так от души преклонялись, считая за честь, — и вдруг он теперь
рыдал,
рыдал, как крошечный, нашаливший мальчик в ожидании розги, за которою отправился учитель.
Говорят, что он
рыдал нам ним, как
над родным сыном; прогнал одного ветеринара и, по своему обыкновению, чуть не подрался с ним и, услышав от Федьки, что в остроге есть арестант, ветеринар-самоучка, который лечил чрезвычайно удачно, немедленно призвал его.
Гляжу: лежит зарезанный царевич;
Царица мать в беспамятстве
над ним,
Кормилица в отчаянье
рыдает,
А тут народ, остервенясь, волочит
Безбожную предательницу-мамку…
— Ну, пусть я несу это, пусть это мне! — проговорила она наконец,
рыдая и обнимая меня, — пусть постыдны были мои подозрения, пусть вы насмеялись так сурово
над ними! Но ты, моя бедная, за что ты осуждена слушать такие оскорбления? И я не могу защитить тебя! Я безгласна! Боже мой! я не могу молчать, сударь! Я не вынесу… Ваше поведение безумно!..
Шелестят деньги, носясь, как летучие мыши,
над головами людей, и люди жадно простирают к ним руки, брякает золото и серебро, звенят бутылки, хлопают пробки, кто-то
рыдает, и тоскливый женский голос поет...
Два голоса обнялись и поплыли
над водой красивым, сочным, дрожащим от избытка силы звуком. Один жаловался на нестерпимую боль сердца и, упиваясь ядом жалобы своей, —
рыдал скорбно, слезами заливая огонь своих мучений. Другой — низкий и мужественный — могуче тек в воздухе, полный чувства обиды. Ясно выговаривая слова, он изливался густою струей, и от каждого слова веяло местью.
— Да, смешная была история, — сказал он, продолжая улыбаться. — Я сегодня все утро смеялся. Курьезно в истерическом припадке то, что знаешь, что он нелеп, и смеешься
над ним в душе и в то же время
рыдаешь. В наш нервный век мы рабы своих нервов; они наши хозяева и делают с нами, что хотят. Цивилизация в этом отношении оказала нам медвежью услугу…
Бесспорно талантлива, умна, способна
рыдать над книжкой, отхватит тебе всего Некрасова наизусть, за больными ухаживает, как ангел; но попробуй похвалить при ней Дузе!
Рыдая, Коротков глянул на серое небо, быстро несущееся
над головой, пошатался и закричал болезненно...
Он, морщась и щуря глаза, называл какую-нибудь даму, общую знакомую, и было видно, что это он смеется
над ее ревностью и хочет досадить ей. Она шла к себе в спальню и ложилась в постель; от ревности, досады, чувства унижения и стыда она кусала подушку и начинала громко
рыдать. Дымов оставлял Коростелева в гостиной, шел в спальню и, сконфуженный, растерянный, говорил тихо...
Он смотрел с восторгом, с благоговением, как на что-то святое — так чиста и гармонична была красота этой девушки, цветущей силой юности, он не чувствовал иных желаний, кроме желания смотреть на неё.
Над головой его на ветке орешника
рыдал соловей, — но для него весь свет солнца и все звуки были в этой девушке среди волн. Волны тихо гладили её тело, бесшумно и ласково обходя его в своем мирном течении.
Лизавета. Ой, судырь, до глаз ли теперь!.. Какая уж их красота, как, может, в постелю ложимшись и по утру встаючи, только и есть, что слезами обливаешься: другие вон бабы, что хошь, кажись, не потворится
над ними, словно не чувствуют того, а я сама человек не переносливый: изныла всей своей душенькой с самой встречи с ним… Что-что хожу на свете белом, словно шальная… Подвалит под сердце — вздохнуть не сможешь, точно смерть твоя пришла!.. (Продолжает истерически
рыдать.)
Вот он носится, как демон, — гордый, черный демон бури, — и смеется, и
рыдает… Он
над тучами смеется, он от радости
рыдает!
Унимают, конфект обещают, ничего не берет и, должно быть, от слез да от водки-то побледнел этак, и дыханье у него захватило: и прошло, конечно, сейчас же, но надобно было видеть, какая с маменькою сделалась истерика: глаза остолбенели,
рыдает, плачет, нас обоих бранит; видим, что она сама не вольна
над своими чувствами. Из этой кроткой, можно сказать, женщины точно тигрицей какой сделалась; и это, сударь, каждый раз повторялось, как только что коснется до Митеньки.
Ты ль это, Вальсингам? ты ль самый тот,
Кто три тому недели, на коленях,
Труп матери,
рыдая, обнимал
И с воплем бился
над ее могилой?
Иль думаешь, она теперь не плачет,
Не плачет горько в самых небесах,
Взирая на пирующего сына,
В пиру разврата, слыша голос твой,
Поющий бешеные песни, между
Мольбы святой и тяжких воздыханий?
Ступай за мной!
Софья Егоровна. Не будь
над ним вашего развращающего авторитета, не губил бы он меня! (
Рыдает.) Прочь! (Войницеву.) И вы… и вы отойдите!
Со креста узрев сын Божий
Плачущую мати,
Услыхав ее рыданья,
Тако проглаголал:
«Не
рыдай мене, о мати,
И отри ток слезный,
Веселися ты надеждой —
Я воскресну, царем буду
Над землей и небом…
Ветер стонал, выл,
рыдал… Стон ветра — стон совести, утонувшей в страшных преступлениях. Возле нас громом разрушило и зажгло восьмиэтажный дом. Я слышал вопли, вылетавшие из него. Мы прошли мимо. До горевшего ли дома мне было, когда у меня в груди горело полтораста домов? Где-то в пространстве заунывно, медленно, монотонно звонил колокол. Была борьба стихий. Какие-то неведомые силы, казалось, трудились
над ужасающею гармониею стихии. Кто эти силы? Узнает ли их когда-нибудь человек?
И никому уже не приходило в голову, что ведь рыдают-то перед ними их лютые враги, и
рыдают именно
над тем, что им не удалось превратить эллинов в своих рабов!
Хотелось
рыдать от безумной жалости к Варваре Васильевне и к тому, что она
над собою сделала.
Токарев поспешно спустился вниз. В передней горела лампа. Катя, схватившись за голову и склонясь
над столом, истерически
рыдала.
Вдруг все взгляды обратились в угол за комодом. Пение смолкло. Ляхов, подперев голову руками и впившись пальцами в волосы,
рыдал, низко наклонясь
над столом. Он
рыдал все сильнее. Мускулистые плечи судорожно дрожали от рыданий.
Не
рыдай так безумно
над ним, —
Хорошо умереть молодым!
Я пошел в библиотеку нашего Научно-литературного общества. Порфиров, схватившись за голову и наклонясь
над столом,
рыдал. Остальные все стояли, — бледные, растерянные и подавленные.
Она все смеялась и шла и все выше закидывала руки; потом упала лицом вниз и, хохоча и плача, стала грызть себе пальцы, вырывать космы волос, разрывать одежды на груди — новенькую блузочку, сегодня впервые надетую. А Елена Дмитриевна беспомощно стояла
над нею и, тоже зачем-то подняв обе руки, беззвучно
рыдала в себя, в глубину груди, где тяжко ворочалось, не справляясь с работой, старое ожиревшее сердце.
Над его залитым кровью трупом неудержимо и горько
рыдала его жена, разделявшая трудности похода с своим любимым мужем в качестве сестры милосердия.
Она уже не плакала, а
рыдала и держала меня за обе руки, целуя их и наклоняясь головой
над моими коленами.
У свежей могилы,
над холодной плитой
рыдала и мысленно каялась несчастная женщина, с надеждой взирая на холодный камень, покрывший прах так безжалостно оскорбленного ею мужа.
Лежала ничком женщина и
рыдала безумно, в отчаянной, нестерпимой муке, как могут только
рыдать люди
над потерянной жизнью,
над чем-то бо́льшим жизни, потерянным навсегда.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и
рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла
над ней и целовала ее в волосы.