Неточные совпадения
Ребенок был очень благонравен, добр и искренен. Он с почтением стоял возле матери за долгими всенощными в церкви Всех Скорбящих;
молча и со страхом вслушивался в громовые проклятия, которые его отец в кругу приятелей слал Наполеону Первому и всем роялистам; каждый вечер повторял перед образом: «но не моя, а твоя да совершится воля», и засыпал, носясь в нарисованном ему мире швейцарских
рыбаков и пастухов, сломавших несокрушимою волею железные цепи несносного рабства.
В это мгновение она увидела высоко над водой белую чайку; ее, вероятно, вспугнул
рыбак, и она летала
молча, неровным полетом, как бы высматривая место, где бы опуститься.
Несмотря на заманчивое плесканье рыбы, которая с приближением вечера начинала играть, покрывая зеркальную поверхность Оки разбегающимися кругами, старый
рыбак ни разу не обернулся поглядеть на реку.
Молча приплелся он в избу,
молча лег на печку. В ответ на замечание тетушки Анны, которая присоветовала было ему подкрепить себя лапшою, Глеб произнес нетерпеливо...
Веселость старого
рыбака, не подстрекаемая присутствием баб и возгласами молодых ребят, которые большею частью работали
молча, мало-помалу проходила и уступала место сосредоточенному раздумью.
Итак, они плыли
молча. Челнок приближался уже к кустам ивняка и находился недалеко от высокой ветлы, висевшей над омутом, как внезапно посреди тишины снова раздался крик совы, но на этот раз так близко, что оба
рыбака подняли голову.
Боясь снова раздражить его, я
молчал. Это был уже второй случай кражи. Ещё раньше, когда мы были в Черноморье, он стащил у греков-рыбаков карманные весы.
Установили аппарат на палубе. Матросы быстрыми привычными движениями сняли шлем и распаковали футляр. Трама вышел из него в поту, задыхаясь, с лицом почти черным от прилива крови. Видно было, что он хотел улыбнуться, но у него вышла только страдальческая, измученная гримаса.
Рыбаки в лодках почтительно
молчали и только в знак удивления покачивали головами и, по греческому обычаю, значительно почмокивали языком.
Раздался сигнал паровой машины, послышался грохот цепей. Странный голубой предмет отделился от палубы парома, потом плавно, слегка закручиваясь по вертикальной оси, проплыл в воздухе и медленно, страшно медленно, стал опускаться за борт. Вот он коснулся поверхности воды, погрузился по колена, до пояса, по плечи… Вот скрылась голова, наконец ничего не видно, кроме медленно ползущего вниз стального каната. Балаклавские
рыбаки переглядываются и
молча, с серьезным видом покачивают головами…
Пришел солидный, бородатый старик Суслов [Плохо помню фамилии мужиков и, вероятно, перепутал или исказил их. (Примеч. М. Горького.)] и
рыбак Изот, так собралось человек десять. Хохол сидел на крыльце, у двери лавки, покуривая трубку,
молча слушая беседу мужиков; они уселись на ступенях крыльца и на лавочках, по обе стороны его.
Нечего и говорить о том, как «травили» и «изводили» бедных мореплавателей товарищи. Каждый проходивший вечером около их кроватей считал своим долгом бросить по адресу
рыбаков несколько обидных слов, а
рыбаки только
молчали, глубоко сознавая свою вину перед обществом. Иногда кому-нибудь вдруг приходила в голову остроумная мысль — заняться лечением
рыбаков. Почему-то существовало убеждение, что от этой болезни очень хорошо помогает, если пациента высечь ночью на пороге дверей сапожным голенищем.
С ними-то, в момент приезда Николая Леопольдовича, и вела она серьезную беседу на тему ожидавшегося, обычного впрочем, за последнее время, финансового кризиса. Говорил, впрочем, только один Писателев; Васильев-Рыбак
молча прихлебывал из стакана лимонад с коньяком.