Неточные совпадения
На другой день, проснувшись рано, стали отыскивать"языка". Делали все это серьезно, не моргнув. Привели какого-то еврея и хотели сначала повесить его, но потом вспомнили, что он совсем не для того требовался, и простили. Еврей, положив
руку под стегно, [Стегно́ —
бедро.] свидетельствовал, что надо идти сначала
на слободу Навозную, а потом кружить по полю до тех пор, пока не явится урочище, называемое Дунькиным вра́гом. Оттуда же, миновав три повёртки, идти куда глаза глядят.
Идти под
руку с ней было неудобно: трудно соразмерять свои шаги с ее, она толкала
бедром. Мужчины оглядывались
на нее, это раздражало Самгина. Он, вспомнив волнение, испытанное им вчера, когда он читал ее письмо, подумал...
В дверях буфетной встала Алина, платье
на ней было так ослепительно белое, что Самгин мигнул; у пояса — цветы, гирлянда их спускалась по
бедру до подола,
на голове — тоже цветы, в
руках блестел веер, и вся она блестела, точно огромная рыба. Стало тихо, все примолкли, осторожно отодвигаясь от нее. Лютов вертелся, хватал стулья и бормотал...
Часа через полтора Самгин шагал по улице, следуя за одним из понятых, который покачивался впереди него, а сзади позванивал шпорами жандарм. Небо
на востоке уже предрассветно зеленело, но город еще спал, окутанный теплой, душноватой тьмою. Самгин немножко любовался своим спокойствием, хотя было обидно идти по пустым улицам за человеком, который, сунув
руки в карманы пальто, шагал бесшумно, как бы не касаясь земли ногами, точно он себя нес
на руках, охватив ими
бедра свои.
Заломив
руки, покачивая
бедрами, Варвара пошла встречу китайца. Она вспотела, грим
на лице ее растаял, лицо было неузнаваемо соблазнительно. Она так бесстыдно извивалась пред китайцем, прыгавшим вокруг нее вприсядку, с такой вызывающей улыбкой смотрела в толстое лицо, что Самгин возмутился и почувствовал: от возмущения он еще более пьянеет.
Секунду я смотрел
на нее посторонне, как и все: она уже не была нумером — она была только человеком, она существовала только как метафизическая субстанция оскорбления, нанесенного Единому Государству. Но одно какое-то ее движение — заворачивая, она согнула
бедра налево — и мне вдруг ясно: я знаю, я знаю это гибкое, как хлыст, тело — мои глаза, мои губы, мои
руки знают его, — в тот момент я был в этом совершенно уверен.
— А! Вы еще имеете наглость смеяться? Хорошо же! — вспыхнула Раиса. — Нам начинать! — спохватилась она и, взяв за
руку своего кавалера, засеменила вперед, грациозно раскачивая туловище
на бедрах и напряженно улыбаясь.
Он держал ее
руку точно пришпиленной к своему левому
бедру; она же томно опиралась подбородком
на другую
руку, лежавшую у него
на плече, а голову повернула назад, к зале, в манерном и неестественном положении.
Они скакали друг перед другом то
на одной, то
на другой ноге, прищелкивая пальцами вытянутых
рук, пятились назад, раскорячив согнутые колени и заложив большие пальцы под мышки, и с грубо-циничными жестами вихляли
бедрами, безобразно наклоняя туловище то вперед, то назад.
А после прыжка, достигнув земли, надо опуститься
на нее
на носках, каблуками вместе, коленями врозь, а
руками подбоченившись в
бедра.
У иных молодцов были привешены к
бедрам сабли, другие мотали в
руках кистени или опирались
на широкие бердыши.
Между гряд, согнувшись и показывая красные ноги, выпачканные землей, рылись женщины, наклоня головы, повязанные пёстрыми платками. Круто выгнув загорелые спины, они двигались как бы
на четвереньках и, казалось, выщипывали траву ртами, как овцы. Мелькали тёмные
руки, качались широкие
бёдра; высоко подобранные сарафаны порою глубоко открывали голое тело, но Матвей не думал о нём, словно не видя его.
Она прошлась по комнате, шагая лениво и неслышно, остановилась перед зеркалом и долго, не мигая, смотрела
на своё лицо. Пощупала
руками полную белую шею, — у неё вздрогнули плечи,
руки грузно опустились, — и снова начала, покачивая
бёдрами, ходить по комнате. Что-то запела, не открывая рта, — пение напоминало стон человека, у которого болят зубы.
Стоя у двери, Артамонов молча, исподлобья смотрел
на её белые
руки,
на тугие икры ног,
на бёдра, вдруг окутанный жарким туманом желания до того, что почувствовал её
руки вокруг своего тела.
Отцы стравливали детей, как бойцовых петухов; полупьяные, они стояли плечо в плечо друг с другом, один — огромный, неуклюжий, точно куль овса, из его красных, узеньких щелей под бровями обильно текли слёзы пьяного восторга; другой весь подобрался, точно готовясь прыгнуть, шевелил длинными
руками, поглаживая
бёдра свои, глаза его почти безумны. Пётр, видя, что борода отца шевелится
на скулах, соображает...
Надев ливрею, Петрушка, глупо улыбаясь, вошел в комнату барина. Костюмирован он был странно донельзя.
На нем была зеленая, сильно подержанная лакейская ливрея, с золотыми обсыпавшимися галунами, и, по-видимому, шитая
на человека, ростом
на целый аршин выше Петрушки. В
руках он держал шляпу, тоже с галунами и с зелеными перьями, а при
бедре имел лакейский меч в кожаных ножнах.
Он махнул огромной
рукой, стена перед глазами Короткова распалась, и тридцать машин
на столах, звякнув звоночками, заиграли фокстрот. Колыша
бедрами, сладострастно поводя плечами, взбрасывая кремовыми ногами белую пену, парадом-алле двинулись тридцать женщин и пошли вокруг столов.
Когда человек валился
на землю — хозяин визжал особенно громко и радостно, хлопая себя
руками по толстым, как у женщины,
бедрам, захлебываясь смехом.
Несколько секунд она молча смотрела
на него, потом подошла, взяла
руки его, положила их
на бедра себе и, крепко схватив его за уши, запрокинула голову податного так, что красный кадык его высунулся сквозь жир острым углом.
Но полковник, заметивший бродягу еще
на половине своего пути, оказал ему более внимания. Он прибавил шагу, потом, приблизившись, быстро и внезапно остановился, причем ножны его сабли с размаху ударили по коротким ногам. Откинув назад голову с широким добродушным лицом, он взглянул
на бродягу из-под громадного козырька и хлопнул себя
рукой по
бедру.
Она глядела
на свои обнаженные ноги, — волнистые линии голеней и
бедер мягко выбегали из-под складок короткого платья. Желтоватые и алые нежные тоны
на коже рядом с однообразной желтоватой белизной полотна радовали ее взоры. Выдающиеся края косточек
на коленях и стопах и ямочки рядом с ними — все осматривала Елена любовно и радостно и осязала
руками, — и это доставляло ей новое наслаждение.
Не до того было Панкратью, чтоб вступиться за брата: двое
на него наскочило, один губы разбил — посыпались изо рта белые зубы, потекла ручьем алая кровь, другой ему в
бедро угодил, где лядвея в
бедро входит, упал Панкратий
на колено, сильно
рукой оземь оперся, закричал громким голосом: «Братцы, не выдайте!» Встать хотелось, но померк свет белый в ясных очах, темным мороком покрыло их.
Вскочил блаженненький с могилы, замахал
руками, ударяя себя по
бедрам ровно крыльями, запел петухом и плюнул
на ребенка. Не отерла мать личика сыну своему, радость разлилась по лицу ее, стала она набожно креститься и целовать своего первенца. Окружив счастливую мать, бабы заговорили...
— Не в этом дело! — ослабшим голосом возразил Аршаулов, и
руки его упали сразу
на костлявые
бедра. — Не в этом дело!.. Теперь в воздухе что-то такое… тлетворное, под обличьем искания высшей истины. Не суетным созерцанием нам жить
на свете, особливо у нас,
на Руси-матушке, а нервами и кровью, правдой и законом, скорбью и жалостью к черной массе, к ее невежеству, нищете и рабской забитости. Вот чем!..
Помню Наташу в тот вечер, — в белом коротком платье с широкою голубою лентою
на бедрах, быстро семенящие по полу детски-стройные ножки в белых туфельках и белых чулках. И когда для вальса или польки она клала
руку мне
на плечо, ее лицо переставало улыбаться, и огромные глаза становились серьезными и лучистыми, как у мадонны.
Спирька слушал, левую
руку уперши в
бедро. Правый локоть он положил
на стол,
руку вверх, и все время машинально сжимал и разжимал кулак.
Никита пришел в ярость и даже
руками ударил себя по
бедрам. Воспитанная вместе с княжной, удаленная из атмосферы девичьей, обитательницы которой, как мы знаем, остерегались при ней говорить лишнее слово, Таня не сразу сообразила то, о чем говорил ей Никита. Сначала она совершенно не поняла его и продолжала смотреть
на него вопросительно-недоумевающим взглядом.
Так как братья имеют различные степени и Зарудин и другой новичок облечены были еще первою — Les Apprentis (ученики), то знак их есть прикосновение правой
руки к шее, а затем перенос
руки на правое плечо и, наконец, опущение вдоль по
бедру.
Руки в суставах от оцепенения найдены малоподвижными; лицо несколько вздуто, правая щека покрыта красноватыми пятнами, а левая натурального трупного цвета; живот вздут и мягок при осязании;
бедра и икры, преимущественно
на задней поверхности, а равно спина, поясница и зашеек оказались при осмотре темно-красного цвета; глаза закрыты, зрачки расширены;
на голове над левою теменною костью найден струп красноватого цвета; другого рода повреждений
на теле Курдюковой не было.
Пальцы
рук полусжаты, конечности в суставах от оцепенения малоподвижны, вся спина от шеи и задняя поверхность
бедер и обеих голеней найдены красного цвета;
на лице темного же цвета пятна замечены, прочие части тела натурального трупного цвета; живот раздут, напряжен и твердоват.
Первая — Прасковья Воронина, крепкого сложения, 45 лет, найдена лежащею
на постели в рубашке, в чулках и в неизбежном чепце. Она так же, как и жилицы № 10-го, покрыта байковым одеялом, лицом обернулась к стене и держала левую
руку на животе, а правую
на кровати протянутою к
бедру; пальцы мало сжаты, живот твердоват. Спина, поясница и задняя поверхность
бедер темно-красного цвета, лицо и прочие части тела обыкновенного трупного цвета. Другого рода изменений
на теле никаких не найдено.