— Ну теперь закусите, бояре, белым калачиком. Чай, проголодались, уже обедни поздние, а ныне вы наверняка ничего еще не вкушали, заморите червячка, нам, грешным людям, еще рано, грешно, а вам, дорожным, Бог простит, — говорили разом несколько человек, насильно суя в
руки путникам калачи.
— Ну, теперь закусите, бояре, белым калачиком. Чай, проголодались, уже обедня поздняя, а ныне вы наверняка ничего еще не вкушали, заморите червячка, нам, грешным людям, еще рано, грешно, а вам, дорожным, Бог простит, — говорили разом несколько человек, насильно суя в
руки путникам калачи.
Неточные совпадения
Иван Дорофеев стал погонять лошадей, приговаривая: «Ну, ну, ну, матушки, выносите с горки на горку, а кучеру на водку!» Спустившееся между тем довольно низко солнце прямо светило моим
путникам в глаза, так что Иван Дорофеев, приложив ко лбу
руку наподобие глазного зонтика, несколько минут смотрел вдаль, а потом как бы сам с собою проговорил...
— Тю-ю-ю-ли-ин! — доносится с другого берега призывной клич какого-то
путника. На вырубке, у съезда к реке, виднеется маленькая-маленькая лошаденка, и маленький мужик, спустившись к самой воде, отчаянно машет
руками и вопит тончайшею фистулой: — Тю-ю-ю-ли-ин!..
— Тогда бедные
путники видят свою ошибку и, махнув
рукой, говорят: «Э, да вы все Обломовы!» И затем начинается деятельная, неутомимая работа: рубят деревья, делают из них мост на болоте, образуют тропинку, бьют змей и гадов, попавшихся на ней, не заботясь более об этих умниках, об этих сильных натурах, Печориных и Рудиных, на которых прежде надеялись, которыми восхищались.
Сгустились тучи, ветер веет,
Трава пустынная шумит;
Как черный полог, ночь висит;
И даль пространная чернеет;
Лишь там, в дали степи обширной,
Как тайный луч звезды призывной,
Зажжен случайною
рукой,
Горит огонь во тьме ночной.
Унылый
путник, запоздалый,
Один среди глухих степей,
Плетусь к ночлегу; на своей
Клячонке тощей и усталой
Держу я путь к тому огню;
Ему я рад, как счастья дню…
Когда, во время странствований Иисуса по Иудее,
путники приближались к какому-нибудь селению, Искариот рассказывал дурное о жителях его и предвещал беду. Но почти всегда случалось так, что люди, о которых говорил он дурно, с радостью встречали Христа и его друзей, окружали их вниманием и любовью и становились верующими, а денежный ящик Иуды делался так полон, что трудно было его нести. И тогда над его ошибкой смеялись, а он покорно разводил
руками и говорил...
Путники уразумели и, хватаясь одной
рукой за мокрые ветви, а другой опираясь на дубинки, осторожно стали сходить вниз по крутому и склизкому скату.
Через минуту
путники уже шагают по грязной дороге. Бродяга еще больше согнулся и глубже засунул
руки в рукава. Птаха молчит.
Березы закивали кудрявыми головами или пустили по ветру длинные косы; черные сосны вытянули свои крючковатые
руки, то с угрозой вверх, то преграждая дорогу; зашептала осина, и кругом
путника стали ходить те причудливые видения, которые воображение представляет нам в подобных случаях.
— Грозное животное, — прибавил младший
путник, — легло с покорностью у ног своей маленькой госпожи, махая униженно хвостом. Тогда-то слепой друг мой захотел увидеть поближе дитя; он взял ее за
руку и осязал долго эту
руку. Тут закричала на нее хозяйка дома, грозясь… даже побить ее за то, что впустила побродяг. Товарищ мой, сам прикрикнув на пасторшу, сказал то же, что он теперь говорил вам, держа вашу
руку.
Накрыли молоко от мух, уняли нетерпение малютки ломтем хлеба и стали дожидаться
путника. Но так как он с трудом тащился, то молодая женщина пошла ему навстречу, привечала его ласковым словом и, подхватив за
руку, помогла ему скорее дойти до вяза.
С трепетом оглянулись
путники на могилу у самых ворот… молодая женщина побледнела, губы ее посинели, и
руки затряслись так, что она была готова уронить свое дитя.
Прежде чем нога
путника становилась на берег, он видел, что зеленые острова усеяны иноками и послушниками в их белых холщовых кафтанах и таких же колпачках, и все они, не покладая
рук, «ворошили» и гребли свежее, скошенное сено.