Неточные совпадения
— Но я не
негр, я вымоюсь — буду похож на человека, — сказал Катавасов с своею обычною шутливостию, подавая
руку и улыбаясь особенно блестящими из-за черного лица зубами.
Явилась крупная чернобровая женщина, в белой полупрозрачной блузке, с грудями, как два маленькие арбуза, и чрезмерно ласковой улыбкой на подкрашенном лице, — особенно подчеркнуты были на нем ядовито красные губы. В
руках, обнаженных по локоть, она несла на подносе чайную посуду, бутылки, вазы, за нею следовал курчавый усатенький человечек, толстогубый, точно
негр; казалось, что его смуглое лицо было очень темным, но выцвело. Он внес небольшой серебряный самовар. Бердников командовал по-французски...
Сзади экипажа, на высокой узенькой скамейке, качается, скрестив
руки на груди, маленький
негр, весь в белом, в смешной шапочке на курчавой голове, с детским личиком и важно или обиженно надутыми губами.
Мы вообще знаем Европу школьно, литературно, то есть мы не знаем ее, а судим à livre ouvert, [Здесь: с первого взгляда (фр.).] по книжкам и картинкам, так, как дети судят по «Orbis pictus» о настоящем мире, воображая, что все женщины на Сандвичевых островах держат
руки над головой с какими-то бубнами и что где есть голый
негр, там непременно, в пяти шагах от него, стоит лев с растрепанной гривой или тигр с злыми глазами.
Восемь часов. Собирается публика. Артисты одеты. Пожарные в Петровском театре сидят на заднем дворе в тиковых полосатых куртках, загримированные
неграми: лица, шеи и
руки вычернены, как сапоги.
Рядом с ним стоял
негр и что-то говорил ему, указывая
рукою на стул, который стоял тут же, на панели.
И как только он начинал засыпать, — ему снилось, что он стоит, неспособный двинуть ни
рукой, ни ногой, а к нему, приседая, подгибая колени и извиваясь, как змея, подходит кто-то, — не то Падди, не то какой-то курчавый
негр, не то Джон.
Последняя речь была произнесена обыкновенным тоном;
Негров совершенно успокоился насчет негоциации и был уверен, что Круциферский из его
рук не ускользнет.
Она пожала ему
руку так дружески, так симпатично и скрылась за деревьями. Круциферский остался. Они долго говорили. Круциферский был больше счастлив, нежели вчера несчастлив. Он вспоминал каждое слово ее, носился мечтами бог знает где, и один образ переплетался со всеми. Везде она, она… Но мечтам его положил предел казачок Алексея Абрамовича, пришедший звать его к нему. Утром в такое время его ни разу не требовал
Негров.
— Глаша! — сказал
Негров. — Вот Дмитрий Яковлевич просит Любонькиной
руки. Мы ее всегда воспитывали и держали, как дочь родную, и имеем право располагать ее
рукою; ну, а все же не мешает с нею поговорить; это твое женское дело.
Отроду Круциферскому не приходило в голову идти на службу в казенную или в какую бы то ни было палату; ему было так же мудрено себя представить советником, как птицей, ежом, шмелем или не знаю чем. Однако он чувствовал, что в основе
Негров прав; он так был непроницателен, что не сообразил оригинальной патриархальности Негрова, который уверял, что у Любоньки ничего нет и что ей ждать неоткуда, и вместе с тем распоряжался ее
рукой, как отец.
Когда ей миновало шестнадцать лет,
Негров смотрел на всякого неженатого человека как на годного жениха для нее; заседатель ли приезжал с бумагой из города, доходил ли слух о каком-нибудь мелкопоместном соседе, Алексей Абрамович говорил при бедной Любоньке: «Хорошо, кабы посватался заседатель за Любу, право, хорошо: и мне бы с
руки, да и ей чем не партия?
И обращался Воронин с хористами, статистами и театральными рабочими, как Замбо и Квимбо с
неграми, — затрещины сыпались направо и налево, и никто не возражал. Со мной, впрочем, он был очень вежлив, потому что Андреев, отрекомендовав меня, сказал, что я служил в цирке и был учителем гимнастики в полку, а я подтвердил это, умышленно при приветствии пожав ему
руку так, что он закричал от боли и, растирая пальцы, сказал...
— Значит, вы настоящий артист… Сегодня вечером, для первого дебюта, мы вас вымажем сажей и выпустим
негром. Пойдемте, — взял меня под
руку, повел и представил шумевшим за чаем актерам и актрисам.
Они познакомились со многими семейными домами, и везде русских моряков принимали с радушием и гостеприимством, отличающими калифорнийцев; везде русский гость был предметом овации в благодарность за то, что Россия, готовящаяся освободить своих крепостных, протянула братскую
руку северянам, освобождавшим
негров.