Неточные совпадения
Все семейство собиралось на бал к одному из соседних помещиков, и только что успела она нарядиться в свое бальное платье, а на голову надеть очаровательный венок из белых
роз, как вдруг почувствовала дурноту, села в кресло и
умерла.
Генерал вспомнил корнетские годы, начал искать всевозможных случаев увидеть графиню, ждал часы целые на паперти и несколько конфузился, когда из допотопной кареты, тащимой высокими тощими клячами, потерявшими способность
умереть, вытаскивали два лакея старую графиню с видом вороны в чепчике и мешали выпрыгнуть молодой графине с видом центифольной
розы.
— Очень! И дядя бьет, и Петька, и
Роза. A что я им сделал? Не виноват же я, что такой слабый и больной. Ах, Господи, хоть бы уж
умереть скорее! Право, рад был бы. Коко да Фифи только и жаль, — произнес он тоскливо.
— Пока я буду с ними (он кивнул на Петьку и
Розу) в балагане готовиться к вечернему представлению, чтобы ты у меня и комнату прибрала, и полы вымыла, и обед сготовила. Андрюшка болен, не сегодня — завтра
умрет, так чтобы ты у меня живо все это проделала, если не хочешь познакомиться с моей плеткою.
Дрожь пробежала по телу девочки. О! Она не вынесет побоев; y неё от них и то все тело ноет и болит, как разбитое. Она вся в синяках и рубцах от следов плетки, и новые колотушки и удары доконают ее. А ей, Тасе, так хочется жить, она еще такая маленькая, так мало видела жизни, ей так хочется повидать дорогую маму, сестру, брата, милую няню, всех, всех, всех. Она не вынесет нового наказания! Нет, нет, она не вынесет его и
умрет, как
умер Коко от удара
Розы.
Она
умерла — моя красавица-деда! Черная
роза обрела свою родину… Ее душа возвратилась в горы…
Я обожала ее улыбки, как обожала ее песни… Одну на них я отлично помню. В ней говорилось о черной
розе, выросшей на краю пропасти в одном из ущелий Дагестана… Порывом ветра пышную дикую
розу снесло в зеленую долину… И
роза загрустила и зачахла вдали от своей милой родины… Слабея и
умирая, она тихо молила горный ветерок отнести ее привет в горы…
Главное дело должна совершить
Роза. Приступая к нему, она падает на колена и, подняв к небу полные слез глаза, молит Бога об успехе. „Дай мне спасти его! — восклицает она. — И потом я
умру спокойно! Мне, мне будет мой Фишерлинг обязан своим спасением; он вспомнит обо мне хоть тогда, когда меня не станет; он скажет, что никто на свете не любил его, как я!”
— Я не согласился тогда; но скоро, скоро придет время сдать ее и многие другие нашему общему благодетелю. Не хочу, чтобы они
умерли со мною. Да, мы говорили о бедной
Розе! Спрашивал ли ты ее хорошенько, что у нее болит? не тоскует ли она по родине?
Несчастному показалось в этот миг, что теплота жизни заструилась в руке девушки, что она судорожно пожала его руку… Он хочет удержать эту теплоту своим дыханием. Напрасно!
Роза —
умерла…
Паткуль уехал ко двору Петра. Проводив мнимого господина Фишерлинга, швейцарка шла, рыдая, в свое отечество за угрюмым отцом своим и, казалось, готова была выплакать свое сердце. Ей назначено тайное свидание в Германии: любовь или жалость его назначили, мы не знаем, но известно только нам, что без того б
Роза осталась
умереть на мызе, где похоронила свое спокойствие и счастие.
„Смерть! скорее смерть! — воскликнул Паткуль задыхающимся голосом; потом обратил мутные взоры на бедную девушку, стал перед ней на колена, брал попеременно ее руки, целовал то одну, то другую и орошал их слезами. — Я погубил тебя! — вскричал он. — Я, второй Никласзон! Господи! Ты праведен; Ты взыскиваешь e меня еще здесь. О друг мой, твоя смерть вырвала из моего сердца все чувства, которые питал я к другой.
Роза! милая
Роза! у тебя нет уже соперницы:
умирая, я принадлежу одной тебе”.