Неточные совпадения
— Меня эти вопросы не задевают, я смотрю с иной стороны и вижу: природа — бессмысленная, злая свинья! Недавно я препарировал труп женщины, умершей от
родов, — голубчик мой, если б ты видел, как она изорвана, искалечена! Подумай:
рыба мечет икру, курица сносит яйцо безболезненно, а женщина родит в дьявольских муках. За что?
И Анисья, в свою очередь, поглядев однажды только, как Агафья Матвеевна царствует в кухне, как соколиными очами, без бровей, видит каждое неловкое движение неповоротливой Акулины; как гремит приказаниями вынуть, поставить, подогреть, посолить, как на рынке одним взглядом и много-много прикосновением пальца безошибочно решает, сколько курице месяцев от
роду, давно ли уснула
рыба, когда сорвана с гряд петрушка или салат, — она с удивлением и почтительною боязнью возвела на нее глаза и решила, что она, Анисья, миновала свое назначение, что поприще ее — не кухня Обломова, где торопливость ее, вечно бьющаяся, нервическая лихорадочность движений устремлена только на то, чтоб подхватить на лету уроненную Захаром тарелку или стакан, и где опытность ее и тонкость соображений подавляются мрачною завистью и грубым высокомерием мужа.
Мы пока делаем то же:
рыбы пропасть, камбала, бычки, форели,
род налимов.
Конфекты были — тертый горошек с сахарным песком, опять морковь, кажется, да еще что-то в этом
роде, потом разные подобия
рыбы, яблока и т. п., все из красного и белого риса.
Сегодня привезли нам десятка два
рыб, четыре бочонка воды, да старик вынул из-за пазухи сверток бумаги с сушеными трепангами (
род морских слизняков с шишками).
Сегодня суббота: по обыкновению, привезли провизию и помешали опять служить всенощную. Кроме зелени всякого
рода,
рыбы и гомаров привезли, между прочим, маленького живого оленя или лань, за неимением свиней; говорят, что больше нет; остались поросята, но те нужны для приплода.
Наконец объяснилось, что Мотыгин вздумал «поиграть» с портсмутской леди, продающей
рыбу. Это все равно что поиграть с волчицей в лесу: она отвечала градом кулачных ударов, из которых один попал в глаз. Но и матрос в своем
роде тоже не овца: оттого эта волчья ласка была для Мотыгина не больше, как сарказм какой-нибудь барыни на неуместную любезность франта. Но Фаддеев утешается этим еще до сих пор, хотя синее пятно на глазу Мотыгина уже пожелтело.
Про семейства гиляков рассказывают, что они живут здесь зимой при 36˚ мороза под кустами валежнику, даже матери с грудными детьми, а захотят погреться, так разводят костры, благо лесу много. Едят
рыбу горбушу или черемшу (
род чесноку).
Разумеется, есть люди, которые живут в передней, как
рыба в воде, — люди, которых душа никогда не просыпалась, которые взошли во вкус и с своего
рода художеством исполняют свою должность.
Ей-богу, я хотел бы на несколько дней сделаться лошадью, растением или
рыбой или побыть женщиной и испытать
роды; я бы хотел пожить внутренней жизнью и посмотреть на мир глазами каждого человека, которого встречаю.
Бретань — всякого
рода мясо и самых молочных кормилиц, Нериге — пироги с начинкой, Гасконь — душистые трюфли, душистое вино и лгунов 52, Бургонь — вино и живность; Шампань — шампанское, Лион — колбасу, Прованс — оливковое масло, Ницца — фрукты в сахаре, Пиренеи — красных куропаток, Ланды — перепелок и ортоланов 53, океан и Средиземное море — всевозможные сорта
рыб, раков и устриц…
— Что ж, каждый ищет где лучше.
Рыба… то есть каждый ищет своего
рода комфорта; вот и всё. Чрезвычайно давно известно.
«3-я, осенняя плавня, начинающаяся 1 октября и оканчивающаяся в ноябре, имеет то отличие от весенней, что, во-первых, в оной употребляются сети совсем другого
рода, то есть сплетенные наподобие мешка, которым
рыбу как бы черпают, [Это потому, что
рыба в сие время избрала место на зимовку.
Его течение быстро; мутные воды наполнены
рыбою всякого
рода; берега большею частию глинистые, песчаные и безлесные, но в местах поемных удобные для скотоводства.
Все
роды больших
рыб, не исключая и хищных, до невероятности жадны до линючего рака.
Если же по прошествии долгого времени
рыба не отпутывается и слышно по руке, что она крепко затянулась и задела на дне за корни травы или корягу, то надобно лезть в воду и отцепить руками: тут сохранится иногда и удочка и
рыба, или надобно достать длинный шест, вырезать на тонком конце его углубление (
род рогульки) и, дойдя им по лесе до крючка и до корня травы, за которую он зацепил, легонько вырвать траву из дна или отцепить от коряги; в этом случае
рыбу уже трудно сохранить.
Этот
род уженья бывает успешнее в водах чистых и довольно быстро текущих, особенно в реках степных, потому что в степях более водится кобылки, чем в других местах, и
рыба привыкла к ней, часто попадающей в воду.
Это избиение всех
родов форели, противное истинному охотнику до уженья, как и всякая ловля
рыбы разными снастями, производится следующим образом: в темную осеннюю ночь отправляются двое охотников, один с пуком зажженной лучины, таща запас ее за плечами, а другой с острогою; они идут вдоль по речке и тщательно осматривают каждый омуток или глубокое место, освещая его пылающей лучиной;
рыба обыкновенно стоит плотно у берега, прислонясь к нему или к древесным корням; приметив красулю, пестряка, кутему или налима, охотник с острогой заходит с противоположной стороны, а товарищ ему светит, ибо стоя на берегу, под которым притаилась спящая
рыба, ударить ее неловко, да и не видно.
— Ладно, так!.. Ну, Ванюшка, беги теперь в избу, неси огонь! — крикнул Глеб, укрепив на носу большой лодки козу —
род грубой железной жаровни, и положив в козу несколько кусков смолы. — Невод свое дело сделал: сослужил службу! — продолжал он, осматривая конец остроги — железной заостренной стрелы, которой накалывают
рыбу, подплывающую на огонь. — Надо теперь с лучом поездить… Что-то он пошлет? Сдается по всему, плошать не с чего: ночь тиха — лучше и требовать нельзя!
С вечера забирает он «верши» [
Род продолговатых корзин, сплетенных из хвороста; один конец верши сведен конусом, другой открыт для входа
рыбы, которая уже не может вернуться назад, задерживаемая другим плетенным из хвороста конусом, острие которого обращено внутрь.
Часть стены тотчас вывалилась полукругом, образовав полку с углублением за ней, где вспыхнул свет; за стеной стало жужжать, и я не успел толком сообразить, что произошло, как вровень с упавшей полкой поднялся из стены
род стола, на котором были чашки, кофейник с горящей под ним спиртовой лампочкой, булки, масло, сухари и закуски из
рыбы и мяса, приготовленные, должно быть, руками кухонного волшебного духа, — столько поджаристости, масла, шипенья и аромата я ощутил среди белых блюд, украшенных рисунком зеленоватых цветов.
Но не все превосходное в своем
роде прекрасно; крот может быть превосходным экземпляром породы кротов, но никогда не покажется он «прекрасным»; точно то же надобно сказать о большей части амфибий, многих породах
рыб, даже многих птицах: чем лучше для естествоиспытателя животное такой породы, т. е. чем полнее выражается в нем его идея, тем оно некрасивее с эстетической точки зрения.
То, что мы сейчас собираемся сделать, — без сомнения, преступление. По своеобразному старинному обычаю, позволяется ловить в бухте
рыбу только на удочку и в мережки. Лишь однажды в год, и то не больше как в продолжение трех дней, ловят ее всей Балаклавой в общественные сети. Это — неписаный закон, своего
рода историческое рыбачье табу.
Я уже говорил в своих «Записках об уженье
рыбы» о необыкновенной жадности щук и рассказал несколько истинных происшествий, подтверждающих мое мнение. Вот еще два случая в том же
роде. Первый из них так невероятен и похож на выдумку, что нельзя не улыбнуться, слушая его описание. Я даже не решился бы рассказать его печатно, если бы не имел свидетеля, И. С.
Несмотря на увлечение, с которым я всегда предавался разного
рода охотам, склонность к наблюдению нравов птиц, зверей и
рыб никогда меня не оставляла и даже принуждала иногда, для удовлетворения любопытства, жертвовать добычею, что для горячего охотника не шутка.
Ружейная охота, степная, лесная и болотная, уженье форели всех трех
родов (другой
рыбы поблизости около меня не было), переписка с московскими друзьями, чтение книг и журналов и, наконец, литературные занятия наполняли мои летние и зимние досужные часы, остававшиеся праздными от внутренней, семейной жизни.
Тупица любит иногда пофилософствовать; он ввертывает тогда подобного
рода размышления: «Люди как
рыбы, большие поедают маленьких…» Иногда тупица пускается в остроумие и любезность.
Как
рыба ударом в голову, Я оглушен моею человечностью, роковое беспамятство гонит Меня в твою жизнь, но одно Я знаю твердо: Я из
рода свободных, Я из племени владык, свою волю претворяющих в законы.
Первые были увешаны калачами, витушками, а в корзинках, стоящих у их ног, была всякая снедь, яйца, огурцы, кедровые шишки, сера[
Род древесной смолы, которую жуют в Сибири, как предохранительное средство от цинги.] и прочее; тут же стояли бутылки с молоком, сливками; мужчины предлагали колбасу,
рыбу вяленую и свежую и бутылочный квас.
— Приемыш, батюшка. Вот в Оспожино говейно [Успенский пост.] минет три года, нашел я его в монастырском лесу. Словечка не выронил — знать, обошел его лесовик. С того денечка нем, аки
рыба. Ни
роду, ни племени не обыскалось, так я ему, ведаешь, стал родной.