Неточные совпадения
— Теперь я понимаю, — заметил он, — но я не знал, что ты так любил ее. Ты сам шутил, бывало:
говорил, что привык к ней, что изменяешь ей для своих греков и
римлян…
— Подобно древним
римлянам, русские времен возрождения усвоили себе клич: panem et circenses! [Хлеба и зрелищ!] И притом чтобы даром. Но circenses у вас отродясь никогда не бывало (кроме секуций при волостных правлениях), а panem начал поедать жучок. Поэтому-то мне кажется, старый князь Букиазба был прав,
говоря: во избежание затруднений, необходимо в них сию прихоть истреблять.
Целый вечер он провел с приятными дамами, с образованными мужчинами; некоторые из дам были красивы, почти все мужчины отличались умом и талантами — сам он беседовал весьма успешно и даже блистательно… и, со всем тем, никогда еще то «taedium vitae», о котором
говорили уже
римляне, то «отвращение к жизни» — с такой неотразимой силой не овладевало им, не душило его.
Люди древности и даже средних веков верили, точно верили, что люди не равны, что настоящие люди только персы, только греки, только
римляне, только французы; но ведь нам нельзя уже верить в это. И те люди, которые в наше время распинаются за аристократизм и за патриотизм, не верят, не могут верить в то, что они
говорят.
«Если упразднить государственную власть, то более злые будут властвовать над менее злыми», —
говорят защитники государственности. Но если египтяне покорили евреев, персы покорили египтян, македоняне покорили персов,
римляне покорили греков, варвары покорили
римлян, то неужели все те, которые покоряли, были более добры, чем те, кого они покоряли?
Эти величественные
римляне, которые не начинали своей хвастливой болтовни иначе, как
говоря: «Я, римский гражданин», достигли в шпионаже такой высоты, как если бы они были величайшими из мошенников.
— Не все то правда, что
говорили римляне или греки. Повышенное настроение, возбуждение, экстаз — все то, что отличает пророков, поэтов, мучеников за идею от обыкновенных людей, противно животной стороне человека, то есть его физическому здоровью. Повторяю: если хочешь быть здоров и нормален, иди в стадо.
Были уже и какие-то настоящие пустые ямы, как могилы. Черт их знает, когда и какими чертями и для кого они выкопаны, но преглубокие. Глину ли из них когда-нибудь доставали, или, как некоторые
говорили, будто бы тут есть целебная грязь и будто ею еще
римляне пачкались. Но вообще местность прегрустная и престранная.
Но ведь еще
римлянин не сказал своего решающего слова: по его бритому надменному лицу пробегают судороги отвращения и гнева. Он понимает, он понял! Вот он
говорит тихо служителям своим, но голос его не слышен в реве толпы. Что он
говорит? Велит им взять мечи и ударить на этих безумцев?
Войска входили с музыкой и развернутыми знаменами, штаб — и обер-офицеры, — будем
говорить словами очевидца и участника Нащокина, — так, как были на войне, шли с оружием, с примкнутыми штыками; шарфы имели подпоясаны; у шляп, поверх бантов, за поля были заткнуты кокарды лаврового листа, чего ради было прислано из дворца довольно лаврового листа для делания кокард к шляпам, ибо в древние времена
римляне, после победы, входили в Рим с лавровым венцом, и то было учинено в знак того древнего обыкновения, что с знатной победой над турками возвратились.
Он мне рассказывал, что у
римлян жрецы, которые
говорили за оракулов, comme Calchas dans la belle Hélène [как Калхас в «Прекрасной Елене» (фр.).], когда друг с другом встречались, не могли воздержаться от улыбки: так им было смешно, что их принимают за настоящих авгуров!
— А приходил! Зачем же вы приходили, не понимаю? Разве можно себя заставлять? Разве так можно делать себе больно? Ходите домой и сидите там, пока не выздоровеете! Ходите, я приказываю вам! Усердие хорошее особенность молодого чиновника, но не надо забывать, как
говорили римляне, mens sana in corpore sano, [здоровый дух в здоровом теле (лат.)] то есть здоровая голова в здоровом корпусе!