Неточные совпадения
Для того чтоб отрезаться от Европы, от просвещения, от
революции, пугавшей его с 14 декабря, Николай, с своей стороны, поднял хоругвь православия, самодержавия и народности, отделанную на манер прусского штандарта и поддерживаемую чем ни
попало — дикими романами Загоскина, дикой иконописью, дикой архитектурой, Уваровым, преследованием униат и «Рукой Всевышнего отечества спасла».
В первые дни
революции активность моя выразилась лишь в том, что когда Манеж осаждался революционными массами, а вокруг Манежа и внутри его были войска, которые каждую минуту могли начать стрелять, я с трудом пробрался внутрь Манежа, спросил офицера, стоявшего во главе этой части войска, и начал убеждать его не стрелять, доказывая ему, что образовалось новое правительство и что старое правительство безнадежно
пало.
С тех пор как
пала Иудея, Римская империя разделилась и потонула в бесчисленных ордах варваров, основались новые царства, водворилась готическая тьма средневековья с гимнами небу и стонами еретиков; опять засверкала из-под развалин античная жизнь, прошумела реформация; целые поколения косила Тридцатилетняя война, ярким костром вспыхнула Великая
революция и разлилась по Европе пламенем наполеоновских войн…
Попала я сюда из-за любви: спуталась с одним молодым человеком и делала с ним вместе
революцию.
— А какую же ты хочешь последнюю
революцию? Последней — нет,
революции — бесконечны. Последняя — это для детей: детей бесконечность пугает, а необходимо — чтобы дети спокойно
спали по ночам…
Разве можно нам, людям, стоящим на пороге ужасающей по бедственности и истребительности войны внутренних
революций, перед которой, как говорят приготовители ее, ужасы 93 года будут игрушкой, говорить об опасности, которая угрожает нам от дагомейцев, зулусов и т. п., которые живут за тридевять земель и не думают
нападать на нас, и от тех нескольких тысяч одуренных нами же и развращенных мошенников, воров и убийц, число которых не уменьшается от всех наших судов, тюрем и казней.
В
революции человек хочет освободиться от рабства у государства, у аристократии, у буржуазии, у изголодавшихся святынь и идолов, но немедленно создаются новые идолы, новые ложные святыни и
попадают в рабство к новой тирании.
В
революциях обнаруживается деморализация, потому что они означают, что уже раньше, в старой дореволюционной жизни,
пали святыни, разложились верования, что эти верования и святыни приобрели лишь риторический, внешнезаконнический характер и нужны были для сдерживаний и охранений.
— В тех невиданно трудных условиях, в которых
революция борется за свое существование, это единственный путь. Путь страшный, работа тяжелая. Нужен совсем особый склад характера: чтоб спокойно, без надсада, идти через все, не сойти с ума, — и чтоб не опьяняться кровью, властью, бесконтрольностью. И обычно, к сожалению, так большинство и кончает: либо сходят с ума, либо рано-поздно сами
попадают под расстрел.
Года три назад мне случайно
попал в руки берлинский журнал на русском языке «Эпопея», под редакцией Андрея Белого. В нем, между прочим, были помещены воспоминания о февральской
революции Алексея Ремизова под вычурным заглавием: «Всеобщее восстание. Временник Алексея Ремизова, Орь». Откровенный обыватель, с циничным самодовольством выворачивающий свое обывательское нутро, для которого в налетевшем урагане кардинальнейший вопрос: «
революция или чай пить?» Одна из главок была такая...
Он
попал на Запад в атмосферу
революции 48-го года; он сначала увлекся этой
революцией и возлагал на нее большие надежды.
Нельзя даже сказать, что февральская
революция свергла монархию в России, монархия в России сама
пала, ее никто не защищал, она не имела сторонников.
И вот
пала императорская Россия, произошла
революция, разорвалась великая цепь, связывающая русскую Церковь с русским государством.
Вот социальный результат
революции, вот какая социальная группа прежде всего
падает жертвой нашей «социалистической»
революции.
Грянула
революция,
пала старая власть, и сломлены были все препятствия для изъявления народной воли.
И не та социальная группа
падает ее жертвой, которой полагается
падать по популярной теории
революции.
Революция подверглась нравственному растлению, ее идеалистические элементы оттеснены и
попали в рабство к элементам темным и двусмысленным.
Конфликт количественного начала с качественным началом, в котором жертвой
падает начало качественное, — вот что оказалось роковым в русской
революции.
После того как
пала старая русская монархия,
революция вручила судьбу русского государства воле народа.
Старая власть, старая монархия не была у нас свергнута
революцией, она сгнила, разложилась и бесславно
пала, как
падает гнилое яблоко с дерева.