Неточные совпадения
Ее сомнения смущают:
«Пойду ль вперед, пойду ль назад?..
Его здесь нет. Меня не знают…
Взгляну на дом, на этот сад».
И вот с холма Татьяна
сходит,
Едва дыша; кругом обводит
Недоуменья полный взор…
И входит на пустынный двор.
К ней, лая, кинулись собаки.
На крик испуганный ея
Ребят дворовая семья
Сбежалась шумно. Не без драки
Мальчишки разогнали псов,
Взяв барышню под свой покров.
Тотчас же убили, всего каких-нибудь пять или десять минут назад, — потому так выходит, тела еще теплые, — и вдруг, бросив и тела и квартиру отпертую и зная, что сейчас туда люди
прошли, и добычу бросив, они, как малые
ребята, валяются на дороге, хохочут, всеобщее внимание на себя привлекают, и этому десять единогласных свидетелей есть!
«Жениться? Ну… зачем же нет?
Оно и тяжело, конечно,
Но что ж, он молод и здоров,
Трудиться день и ночь готов;
Он кое-как себе устроит
Приют смиренный и простой
И в нем Парашу успокоит.
Пройдет, быть может, год-другой —
Местечко получу — Параше
Препоручу хозяйство наше
И воспитание
ребят…
И станем жить, и так до гроба
Рука с рукой дойдем мы оба,
И внуки нас похоронят...
— Да не вертись по сторонам в церкви, не таскай за собой молодых
ребят… Что, Иван Иваныч: ты, бывало, у ней безвыходно жил! Как теперь: все еще
ходишь? — строго спросил он у какого-то юноши.
На большие «мельницы», содержимые в шикарных квартирах, «деловые
ребята» из осторожности не
ходили — таких «мельниц» в то время в Москве был десяток на главных улицах.
— Был такой грех, Флегонт Василич… В том роде, как утенок попался:
ребята с покоса привели. Главная причина — не прост человек. Мало ли бродяжек в лето-то
пройдет по Ключевой; все они на один покрой, а этот какой-то мудреный и нас всех дурачками зовет…
У Костромы было чувство брезгливости к воришкам, слово — «вор» он произносил особенно сильно и, когда видел, что чужие
ребята обирают пьяных, — разгонял их, если же удавалось поймать мальчика — жестоко бил его. Этот большеглазый, невеселый мальчик воображал себя взрослым, он
ходил особенной походкой, вперевалку, точно крючник, старался говорить густым, грубым голосом, весь он был какой-то тугой, надуманный, старый. Вяхирь был уверен, что воровство — грех.
— Куда я теперь
ребят дену? Возись с ними!
Ходил к смотрителю, просил, чтобы дал бабу, — не дает!
Эвелина, неслышно ступая в темноте,
сошла уже до половины первого прохода, когда за ней раздались уверенные шаги обоих слепых, а сверху донесся радостный визг и крики
ребят, кинувшихся целою стаей на оставшегося с ними Романа.
Но где есть няньки, то следует, что есть
ребята,
ходят на помочах, от чего нередко бывают кривые ноги; где есть опекуны, следует, что есть малолетные, незрелые разумы, которые собою править не могут.
На мосту ей попались Пашка Горбатый, шустрый мальчик, и Илюшка Рачитель, — это были закадычные друзья. Они
ходили вместе в школу, а потом бегали в лес, затевали разные игры и баловались. Огороды избенки Рачителя и горбатовской избы были рядом, что и связывало
ребят: вышел Пашка в огород, а уж Илюшка сидит на прясле, или наоборот. Старая Ганна пристально посмотрела на будущего мужа своей ненаглядной Федорки и даже остановилась: проворный парнишка будет, ежели бы не семья ихняя.
Рассказал, что он из деревни Васильевского, в 12 верстах от города, что он отделенный от отца и братьев и живет теперь с женой и двумя
ребятами, из которых старший только
ходил в училище, а еще не помогал ничего.
—
Ребята! надо
сходить назад — взять офицера, что ранен там в канаве, — сказал он не слишком громко и повелительно, чувствуя, как неприятно будет солдатам исполнять это приказанье, — и действительно, так как он ни к кому именно не обращался, никто не вышел, чтобы исполнить его.
— Задний-то,
ребята,
ходит, точно редьку садит.
— Ведь я охотой за брата пошел, — рассказывал Авдеев. — У него
ребята сам-пят! А меня только женили. Матушка просить стала. Думаю: что мне! Авось попомнят мое добро.
Сходил к барину. Барин у нас хороший, говорит: «Молодец! Ступай». Так и пошел за брата.
Некоторые из них бегали по платформе к кадке с водой, чтобы напиться, и, встречая офицеров, умеряя шаг, делали свои глупые жесты прикладывания руки ко лбу и с серьезными лицами, как будто делали что-то не только разумное, но и очень важное,
проходили мимо них, провожая их глазами, и потом еще веселее пускались рысью, топая по доскам платформы, смеясь и болтая, как это свойственно здоровым, добрым молодым
ребятам, переезжающим в веселой компании из одного места в другое.
В назначенный срок их собирают, сгоняют, как скотину, в одно место и начинают обучать солдатским приемам и учениям. Обучают их этому такие же, как они, но только раньше, года два-три назад, обманутые и одичалые люди. Средства обучения: обманы, одурение, пинки, водка. И не
проходит года, как душевноздоровые, умные, добрые
ребята, становятся такими же дикими существами, как и их учителя.
Шумная, жадная, непрерывная суета жизни раздражала, вызывая угрюмое настроение. Люди
ходили так быстро, точно их позвали куда-то и они спешат, боясь опоздать к сроку; днём назойливо приставали разносчики мелкого товара и нищие, вечером — заглядывали в лицо гулящие девицы, полицейские и какие-то тёмные
ребята.
Будучи около реки Сыр-Дарьи, на степи усмотрели двух калмыцких
ребят, которые
ходили для звероловства и разрывали ямы звериные; ибо тогда около оной реки Сыр-Дарьи кочевали еще калмыки.
Писаря, льготные и вернувшиеся на праздник молодые
ребята в нарядных белых и новых красных черкесках, обшитых галунами, с праздничными, веселыми лицами, по-двое, по-трое, взявшись рука с рукой,
ходили от одного кружка баб и девок к другому и, останавливаясь, шутили и заигрывали с казачками.
— Ладно, ладно… Ты вот за Нюшей-то смотри, чего-то больно она у тебя хмурится, да и за невестками тоже. Мужик если и согрешит, так грех на улице оставит, а баба все домой принесет. На той неделе мне сказывали, что Володька Пятов повадился в нашу лавку
ходить, когда Ариша торгует… Может, зря болтают только, — бабенки молоденькие. А я за
ребятами в два глаза смотрю, они у меня и воды не замутят.
— Шабаш,
ребята! — весело сказал Глеб, проводя ладонью по краю лодки. — Теперь не грех нам отдохнуть и пообедать. Ну-ткась, пока я закричу бабам, чтоб обед собирали, пройдите-ка еще разок вон тот борт… Ну, живо! Дружней! Бог труды любит! — заключил он, поворачиваясь к жене и посылая ее в избу. — Ну,
ребята, что тут считаться! — подхватил рыбак, когда его хозяйка, сноха и Ваня пошли к воротам. — Давайте-ка и я вам подсоблю… Молодца, сватушка Аким! Так! Сажай ее, паклю-то, сажай! Что ее жалеть!.. Еще, еще!
— Эй,
ребята! — снова крикнул Глеб, когда путники приблизились к месту, где река представляла длинное озеро. — Стойте, говорят вам, стойте, не
ходите!
— Ну, ничего! — сказал Захар. — Маленько обманул нас старик, а все хошь недаром
сходили: будет, чем покуражиться!.. Пойдем: пора; я чай,
ребята ждут, — заключил он и без дальних разговоров быстро вышел в сени.
Веселость старого рыбака, не подстрекаемая присутствием баб и возгласами молодых
ребят, которые большею частью работали молча, мало-помалу
проходила и уступала место сосредоточенному раздумью.
— Сейчас
пройдет… — прошипел Пантелей, садясь. — Потише стало…
Ребята пошли по избам, а двое при лошадях остались… Ребята-то… Нельзя… Уведут лошадей… Вот посижу маленько и пойду на смену… Нельзя, уведут…
— Какой обед, кормилец? — тяжело вздыхая, проговорила баба: — хлебушка поснедали — вот и обед наш. За сныткой нынче
ходить нèколи было, так и щец сварить нè из чего, а чтò квасу было, так
ребятам дала.
— Ага!.. И отлично! — повторил опять другой и снова захохотал. — Ребятам-то надобно дать еще выпить! — присовокупил он, когда они
прошли в ложу.
Пока я им толковал, в чем дело, пока вздули огонь и Архип с своими
ребятами одевался,
прошло этак с полчаса времени...
Так жили они, трое, по виду спокойно и радостно, и сами верили в свою радость; к детям
ходило много молодого народу, и все любили квартиру с ее красотою. Некоторые, кажется, только потому и
ходили, что очень красиво, — какие-то скучные, угреватые подростки, весь вечер молча сидевшие в углу. За это над ними подсмеивался и Саша, хотя в разговоре с матерью уверял, что это очень умные и в своем месте даже разговорчивые
ребята.
— Нет, не будет этого. Иди куда хочешь с своими
ребятами, только не
ходите ко мне, не кладите на меня славы понапрасно. Не
ходите, а то в избе спать стану.
Был Настин черед стряпаться, но она
ходила домой нижней дорогой, а не рубежом. На другое утро
ребята, ведя раненько коней из ночного, видели, что Степан шел с рубежа домой, и спросили его: «Что, дядя Степан, рано поднялся?» Но Степан им ничего не отвечал и шибко шел своей дорогой. Рубашка на нем была мокра от росы, а свита была связана кушаком. Он забыл ее развязать, дрожа целую ночь в ожидании Насти.
Со звездой тут
ребята не
ходят и на клирос петь никого не пущают, а раз я видал в одной лавке на окно крючки продаются прямо с леской и на всякую рыбу, очень стоющие, даже такой есть один крючок, что пудового сома удержит.
— Вам бы,
ребята, на медведей
сходить, забава хорошая! Я хаживал с князь Георгием в рязанские леса, на рогатину брали хозяев, интересно!
Сергей
ходил, замотав горло пунсовым платком, и жаловался, что у него что-то завалило горло. Между тем, прежде чем у Сергея зажили метины, положенные зубами Зиновия Борисыча, мужа Катерины Львовны хватились. Сам Сергей еще чаще прочих начал про него поговаривать. Присядет вечерком с молодцами на лавку около калитки и заведет: «Чтой-то, однако, исправди,
ребята, нашего хозяина по сю пору нетути?»
— И-их, бабка, кажись, уж ты много больно берешь бедности на свою душу, — вымолвил с досадою хозяин, — ишь вон сказывают, будто ты даром что
ходишь в оборвышах да христарадничаешь, а богаче любого из нашего брата… нагдысь орешкинские
ребята говорили, у тебя, вишь, и залежные денежки водятся… правда, что ли?..
— Аян, мальчик, — сказал кок,
проходя мимо камбуза, — тебе следовало бы тоже там быть: все разгорячены, и теперь держи ухо востро. Полезно слушать, что говорят
ребята, это может относиться ведь и к тебе.
Вот и говорим мы с Володькой
ребятам: «Погодите-ка вы здесь, а уж мы по берегу пойдем, может, на гиляков наткнемся: как-нибудь лодку ли, две ли промыслим. А вы тут,
ребята, смотрите,
ходите с опаской, потому что кордон, надо быть, поблизости находится».
Наконец всем уже невтерпеж стало, и стали
ребята говорить: ночью как-никак едем! Днем невозможно, потому что кордонные могут увидеть, ну а ночью-то от людей безопасно, а бог авось помилует, не потопит. А ветер-то все гуляет по проливу, волна так и
ходит; белые зайцы по гребню играют, старички (птица такая вроде чайки) над морем летают, криком кричат, ровно черти. Каменный берег весь стоном стонет, море на берег лезет.
И хоть небольшая забота, а сейчас, как я этим занялся, так и скука у меня
прошла, и я даже радостно сижу да кусочки отсчитываю и думаю: простые люди — с ними никто не нежничает, — им и это участие приятно будет. Как услышу, что отпустный звон прозвонят и люди из церкви пойдут, я поздороваюсь — скажу: «
Ребята! Христос воскресе!» и предложу им это мое угощение.
А после успенья тут как-то
ребята стали раз спать ложиться, да и говорят ему: «Полно, Петрович, на караул-то тебе
ходить!
— Будет! — сказал старик, подымаясь. — Собирайся,
ребята, халан
проходит…
Поутру, когда я проснулся, как пораздумал, что за меня брат идет, стало мне тошно. Я и говорю: «Не
ходи, Николай, мой черед, я и пойду». А он молчит и собирается. И я собираюсь. Пошли мы оба в город на ставку. Он становится, и я становлюсь. Оба мы
ребята хорошие, стоим — ждем, не бракуют нас. Старший брат посмотрел на меня — усмехнулся и говорит: «Будет, Петр, ступай домой. Да не скучайте по мне, я своей охотой иду». Заплакал я и пошел домой. А теперь как вспомню про брата, кажется бы жизнь за него отдал.
Прошло семнадцать лет. Была глухая осень. Солнце
ходило низко, и в четвертом часу вечера уж смеркалось. Андреевское стадо возвращалось в деревню. Пастух, отслужив срок, до заговенья ушел, и гоняли скотину очередные бабы и
ребята.
Прежде, бывало, при покойной госпоже дворовые наши
ребята уж точно что народ был буйный… храмового праздника не
проходило, чтобы буйства не сделали, целые базары разбивали, и тут начальство, понимаючи, чьи и какой госпожи эти люди, больше словом, что упросят, то и есть, а нынче небольшой бы, кажется, человек наш становой пристав, командует, наказует у нас по деревням, все из интересу этого поганого, к которому, кажется, такое пристрастие имеет, что тот самый день считает в жизни своей потерянным, в который выгоды не имел по службе.
— Намедни, как ты хворала, матушка, ронжински
ребята ко мне в келарню старчика приводили. В Поломских лесах, сказывал, спасался, да лес-то вырубать зачали, так он в иное место пробирался… И сказывал тот старчик, что твое же слово: по скорости-де скончание веку будет, антихрист-де давно уж народился, а под Москвой, в Гуслицах, и Господни свидетели уж с полгода
ходят — Илья пророк с Енохом праведным.
— Девица, вижу, ты хорошая, — молвила та женщина, глядя с любовью на Таню. — Не тебе б по зарям
ходить, молоды
ребята здесь бессовестные, старые люди обидливые — как раз того наплетут на девичью голову, что после не открестишься, не отмолишься.
Час
проходит; нет
ребят,
То-то выпьют лихо!
— Именно так, вашескородие! — говорит свидетель староста. — Всем миром жалимся. Жить с ним никак невозможно! С образами ли
ходим, свадьба ли, или, положим, случай какой, везде он кричит, шумит, всё порядки вводит.
Ребятам уши дерет, за бабами подглядывает, чтоб чего не вышло, словно свекор какой… Намеднись по избам
ходил, приказывал, чтоб песней не пели и чтоб огней не жгли. Закона, говорит, такого нет, чтоб песни петь.
Положим, теперь бы и отец не подбросил девочку — подросла Дуня. Бабушке в избе помогает, за водой
ходит к колодцу, в лес бегает с
ребятами. Печь умеет растопить, коровушке корм задать, полы вымыть…