Неточные совпадения
Длинный
рассказ все тянулся о том, как разгорались чувства молодых людей и как
родители усугубляли над ними надзор, придумывали нравственные истязания, чтоб разлучить их. У Марфеньки навертывались слезы, и Вера улыбалась изредка, а иногда и задумывалась или хмурилась.
— Вот, Оксинька, какие дела на белом свете делаются, — заключил свои
рассказы Петр Васильич, хлопая молодайку по плечу. — А ежели разобрать, так ты поумнее других протчих народов себя оказала… И ловкую штуку уколола!.. Ха-ха!.. У дедушки, у Родиона Потапыча, жилку прятала?.. У
родителя стянешь да к дедушке?.. Никто и не подумает… Верно!.. Уж так-то ловко… Родитель-то и сейчас волосы на себе рвет. Ну, да ему все равно не пошла бы впрок и твоя жилка. Все по кабакам бы растащил…
Потому
родитель твой, — продолжал Васильев с каким-то злобным удовольствием, посыпая перцем свой
рассказ во всем, что касалось Фомы Фомича, — потому что
родитель твой был столбовой дворянин, неведомо откуда, неведомо кто; тоже, как и ты, по господам проживал, при милости на кухне пробавлялся.
И слышанный в детстве
рассказ о младенце, которого проездом
родители выронили из саней в снег, и только через сутки потом из-под снегу вырыли.
Родитель и родительница весь этот
рассказ выслушали очень внимательно.
Да и старший мой дядя — его брат, живший всегда при
родителях, хоть и опустился впоследствии в провинциальной жизни, но для меня был источником неистощимых
рассказов о Московском университетском пансионе, где он кончил курс, о писателях и профессорах того времени, об актерах казенных театров, о всем, что он прочел. Он был юморист и хороший актер-любитель, и в нем никогда не замирала связь со всем, что в тогдашнем обществе, начиная с 20-х годов, было самого развитого, даровитого и культурного.
Ничего в жизни не легло у меня на душу таким загрязняющим пятном, как этот проклятый день. Даже не пятном: какая-то глубокая трещина прошла через душу как будто на всю жизнь. Я слушал оживленные
рассказы товарищей о демонстрации, о переговорах с Грессером и препирательствах с ним, о том, как их переписывали… Им хорошо. Исключат из университета, вышлют. Что ждет их дома? Упреки
родителей, брань, крики, выговоры? Как это не страшно! Или — слезы, горе, отчаяние? И на это можно бы идти.
Круглый сирота и уроженец Петербургской губернии, он потерял своих
родителей, которых он был единственным сыном, в раннем детстве, воспитывался в Петербурге у своего троюродного дяди, который умер лет за пять до времени нашего
рассказа, и Евгений Иванович остался совершенно одиноким.
Как отец и как воспитатель Вишневский ни в одном из слышанных мною о нем
рассказов не занимал никаких характерных положений, а упоминается только как
родитель.