Неточные совпадения
К
пище почти равнодушен, но что эта
пища, кроме воскресных и праздничных
дней, так дурна, что, наконец, он
с охотой принял от нее, Сони, несколько денег, чтобы завести у себя ежедневный чай; насчет всего же остального просил ее не беспокоиться, уверяя, что все эти заботы о нем только досаждают ему.
Паратов. Но и здесь оставаться вам нельзя. Прокатиться
с нами по Волге
днем — это еще можно допустить; но кутить всю ночь в трактире, в центре города,
с людьми, известными дурным поведением! Какую
пищу вы дадите для разговоров.
Я осмотрелся, и в самом
деле все эти люди действительно окружали человека
с стекловидными пуговицами, и все мальчишки на своих свистульках
пищали про его славу.
Другой
день бабушка не принимала никакой
пищи. Райский пробовал выйти к ней навстречу, остановить ее и заговорить
с ней, она махнула ему повелительно рукой, чтоб шел прочь.
Я обиделся на французские хлебы и
с ущемленным видом ответил, что здесь у нас «
пища» очень хорошая и нам каждый
день дают к чаю по целой французской булке.
Переходы от двадцати до тридцати верст пешком при хорошей
пище, дневном отдыхе после двух
дней ходьбы физически укрепили ее; общение же
с новыми товарищами открыло ей такие интересы в жизни, о которых она не имела никакого понятия.
— Эх! — сказал он, — давайте-ка о чем-нибудь другом говорить или не хотите ли в преферансик по маленькой? Нашему брату, знаете ли, не след таким возвышенным чувствованиям предаваться. Наш брат думай об одном: как бы дети не
пищали да жена не бранилась. Ведь я
с тех пор в законный, как говорится, брак вступить успел… Как же… Купеческую дочь взял: семь тысяч приданого. Зовут ее Акулиной; Трифону-то под стать. Баба, должен я вам сказать, злая, да благо спит целый
день… А что ж преферанс?
Я не посмел разочаровать больного — и в самом
деле, зачем ему было знать, что Даша его теперь поперек себя толще, водится
с купцами — братьями Кондачковыми, белится и румянится,
пищит и бранится.
Горячая
пища варилась 2 раза в сутки, утром и вечером, а
днем на привалах пили чай
с сухарями или ели мучные лепешки, испеченные накануне.
Ими, конечно, дорожили больше («дай ему плюху, а он тебе целую штуку материи испортит!»), но скорее на словах, чем на
деле, так как основные порядки (
пища, помещение и проч.) были установлены одни для всех, а следовательно, и они участвовали в общей невзгоде наряду
с прочими «дармоедами».
С этими словами она выбежала из девичьей и нажаловалась матушке. Произошел целый погром. Матушка требовала, чтоб Аннушку немедленно услали в Уголок, и даже грозилась отправить туда же самих тетенек-сестриц. Но благодаря вмешательству отца
дело кончилось криком и угрозами. Он тоже не похвалил Аннушку, но ограничился тем, что поставил ее в столовой во время обеда на колени. Сверх того, целый месяц ее «за наказание» не пускали в девичью и носили
пищу наверх.
— Если бы мне удалось отсюда выйти, я бы все кинул. Покаюсь: пойду в пещеры, надену на тело жесткую власяницу,
день и ночь буду молиться Богу. Не только скоромного, не возьму рыбы в рот! не постелю одежды, когда стану спать! и все буду молиться, все молиться! И когда не снимет
с меня милосердие Божие хотя сотой доли грехов, закопаюсь по шею в землю или замуруюсь в каменную стену; не возьму ни
пищи, ни пития и умру; а все добро свое отдам чернецам, чтобы сорок
дней и сорок ночей правили по мне панихиду.
За ним встают в памяти различные, менее характерные фигуры того же среднего регистра. Общими усилиями,
с большим или меньшим успехом они гнали нас по программам, давая умам, что полагалось по штату.
Дело, конечно, полезное. Только… это умственное питание производилось приблизительно так, как откармливают в клетках гусей, насильственно проталкивая постылую
пищу, которую бедная птица отказывается принимать в требуемом количестве по собственному побуждению.
Перепелки точно бывают так жирны осенью, что
с трудом могут подняться, и многих брал я руками из-под ястреба; свежий жир таких перепелок, употребленных немедленно в
пищу, точно производит ломоту в теле человеческом; я испытал это на себе и видал на других, но
дело в том, что это были перепелки обыкновенные, только необыкновенно жирные.
Обыкновенное местопребывание лысух — стоячие воды, пруды и озера
с камышами; они любят держаться на мелкой воде, даже у самых берегов, потому что их
пища преимущественно состоит из насекомых, водяных трав и даже тины, для чего нужно им доставать
дно.
Кровавым потом доставая
Плод, кой я в
пищу насадил,
С тобою крохи
разделяя,
Своей натуги не щадил.
Тебе сокровищей всех мало!
На что ж, скажи, их недостало,
Что рубище
с меня сорвал?
Дарить любимца, полна лести!
Жену, чуждающуся чести!
Иль злато богом ты признал?
Правду сказать, настоящим-то образом разгавливались бабушка, тетушки и отец: мать постничала одну Страстную неделю (да она уже и пила чай со сливками), а мы
с сестрицей — только последние три
дня; но зато нам было голоднее всех, потому что нам не давали обыкновенной постной
пищи, а питались мы ухою из окуней, медом и чаем
с хлебом.
— Я не знаю, как у других едят и чье едят мужики — свое или наше, — возразил Павел, — но знаю только, что все эти люди работают на пользу вашу и мою, а потому вот в чем
дело: вы были так милостивы ко мне, что подарили мне пятьсот рублей; я желаю, чтобы двести пятьдесят рублей были употреблены на улучшение
пищи в нынешнем году, а остальные двести пятьдесят — в следующем, а потом уж я из своих трудов буду высылать каждый год по двести пятидесяти рублей, — иначе я
с ума сойду от мысли, что человек, работавший на меня — как лошадь, — целый
день, не имеет возможности съесть куска говядины, и потому прошу вас завтрашний же
день велеть купить говядины для всех.
— Куда, чай, узнать? — отозвалась Варвара
с горечью, — мы люди темные, подначальные, поколь в глазах, дотоль нас и знают… А вспомните, может, матушка, как вы меня в холодном чулане без
пищи держивали, за косы таскивали… али вам не в диковину такие-то
дела, али много за вами этого водилось, что и на памяти ничего не удержалось?..
Выражения сочувствия могут радовать (а впрочем, иногда и растравлять открытые раны напоминанием о бессилии), но они ни в каком случае не помогут тому интимному успокоению, благодаря которому, покончивши и
с деятельностью, и
с задачами
дня, можешь сказать:"Ну, слава богу! я покончил свой
день в мире!"Такую помощь может оказать только «дружба»,
с ее предупредительным вниманием,
с обильным запасом общих воспоминаний из далекого и близкого прошлого; одним словом,
с тем несложным арсеналом теплого участия, который не дает обильной духовной
пищи, но несомненно действует ублажающим образом.
— Долго-с; и все одним измором его, врага этакого, брал, потому что он другого ничего не боится: вначале я и до тысячи поклонов ударял и
дня по четыре ничего не вкушал и воды не пил, а потом он понял, что ему со мною спорить не ровно, и оробел, и слаб стал: чуть увидит, что я горшочек
пищи своей за окно выброшу и берусь за четки, чтобы поклоны считать, он уже понимает, что я не шучу и опять простираюсь на подвиг, и убежит. Ужасно ведь, как он боится, чтобы человека к отраде упования не привести.
Надобно решительно иметь детское простодушие одного моего знакомого прапорщика, который даже в
пище вкусу не знает; надобно именно владеть его головой, чтоб поверить баронессе, когда она мило уверяет вас, что дает этот бал для удовольствия общества, а не для того, чтоб позатянуть поступившее на нее маленькое взыскание, тысяч в тридцать серебром, о чем она и будет тут же, под волшебные звуки оркестра Лядова, говорить
с особами, от которых зависит
дело.
— Было двое сыновей, батюшка, да обоих господь прибрал. Оба на твоем государском
деле под Полоцком полегли, когда мы
с Никитой Романычем да
с князем Пронским Полоцк выручали. Старшему сыну, Василью, вражий лях, налетев, саблей голову раскроил, а меньшему-то, Степану, из
пищали грудь прострелили, сквозь самый наплечник, вот настолько повыше левого соска!
«Аще, — подумал он, — целому стаду, идущу одесную, единая овца идет ошую, пастырь ту овцу изъемлет из стада и закланию предает!» Так подумал Иоанн и решил в сердце своем участь Серебряного. Казнь ему была назначена на следующий
день; но он велел снять
с него цепи и послал ему вина и
пищи от своего стола. Между тем, чтобы разогнать впечатления, возбужденные в нем внутреннею борьбою, впечатления непривычные, от которых ему было неловко, он вздумал проехаться в чистом поле и приказал большую птичью охоту.
Дни чередовались
днями с тем удручающим однообразием, которым так богата деревенская жизнь, если она не обставлена ни комфортом, ни хозяйственным трудом, ни материалом, дающим
пищу для ума.
Обстоятельно расспросил он прислугу, что маменька кушала, не позволила ли себе чего лишненького, но получил ответ, что Арина Петровна уже
с месяц почти ничего не ест, а со вчерашнего
дня и вовсе отказалась от
пищи.
Многие уверяют, что хворость эта началась
с того
дня, как он посетил «нового», так как прямым последствием этого посещения была неумеренность в
пище, вследствие которой сначала заболел живот, а затем…
— Я сам чрезвычайно люблю чтение, — прибавил советник, которому никак не удавалось овладеть предметом разговора, — да времени совсем не имею: утро провозишься
с проклятыми бумагами, в
делах правления истинно мало
пищи уму и сердцу, а вечером бостончик, вистик.
— А непременно: дурака досыта кормить нужно
с предосторожностями. Смотрите: вон овсяная лошадь… ставьте ее к овсу смело: она ест, и ей ничего, а припустите-ка мужичью клячу: она либо облопается и падет, либо пойдет лягаться во что попало, пока сама себе все ноги поотколотит. Вон у нас теперь на линии, где чугунку строят, какой мор пошел! Всякий
день меня туда возят; человека по четыре, по пяти вскрываю: неукротимо мрут от хорошей
пищи.
— Эх, полно, братец! не дразни. Да неужели и сегодня не приедут
с провиантом из Дершау? Вот уж третий
день, как мы здесь на
пище святого Антония.
Отдохновение было ей необходимо: двенадцать
дней такой дороги, почти без сна и
пищи, и целый
день таких душевных мучительных волнений могли свалить
с ног и крепкого мужчину, а мать моя была больная женщина.
В первом случае это нужно потому, что лиса, одаренная от природы самым тонким чутьем, не боится только конского следа и не бросит своей норы, когда побывает на ней человек верхом на лошади; во втором случае необходимо быть двоим охотникам потому, что, найдя нору
с лисятами, один должен остаться для караула, а другой воротиться домой за лопатами, заступами, мешком или кошелем, за хлебом для собственной
пищи и за каким-нибудь платьем потеплее для ночного времени и на случай дождя, ибо для поимки лисят надобно оставаться в поле иногда несколько
дней.
Евреиновы — мать и два сына — жили на нищенскую пенсию. В первые же
дни я увидал,
с какой трагической печалью маленькая серая вдова, придя
с базара и разложив покупки на столе кухни, решала трудную задачу: как сделать из небольших кусочков плохого мяса достаточное количество хорошей
пищи для трех здоровых парней, не считая себя саму?
«Прощай, отец… дай руку мне;
Ты чувствуешь, моя в огне…
Знай, этот пламень
с юных
днейТаяся, жил в груди моей;
Но ныне
пищи нет ему,
И он прожег свою тюрьму
И возвратится вновь к тому,
Кто всем законной чередой
Дает страданье и покой…
Но что мне в том? — пускай в раю,
В святом, заоблачном краю
Мой дух найдет себе приют…
Увы! — за несколько минут
Между крутых и темных скал,
Где я в ребячестве играл,
Я б рай и вечность променял…
После завтрака нас вели к батеньке челом отдать, а потом за тем же к маменьке. Как же маменька любили плотно позавтракать и всегда в одиночку, без батеньки, то мы и находили у нее либо блины, либо пироги, а в постные
дни пампушки или горофяники. Маменька и уделяли нам порядочные порции и приказывали, чтобы тут же при них съедать все, а не носиться
с пищею, как собака-де.
В Тамбинской пустыни настоятель, прекрасный хозяин, из купцов, принял просто и спокойно Сергия и поместил его в келье Иллариона, дав сначала ему келейника, а потом, по желанию Сергия, оставив его одного. Келья была пещера, выкопанная в горе. В ней был и похоронен Илларион. В задней пещере был похоронен Илларион, в ближней была ниша для спанья,
с соломенным матрацем, столик и полка
с иконами и книгами. У двери наружной, которая запиралась, была полка; на эту полку раз в
день монах приносил
пищу из монастыря.
А маленькие детские души то и
дело мелькали в воздухе, точно птички. Они летели большими стаями, и Макара это не удивляло. Дурная, грубая
пища, грязь, огонь камельков и холодные сквозняки юрт выживали их из одного Чалгана чуть не сотнями. Поравнявшись
с убийцей, они испуганной стаей кидались далеко в сторону, и долго еще после того слышался в воздухе быстрый, тревожный звон их маленьких крыльев.
С Палагеей Ивановной тоже нехорошее творится: худеет и кашляет
день ото
дня больше,
пищи никакой не имеет, а без мадеры уже и жить не может.
Бушмен в течение нескольких
дней способен ничего не есть; он способен,
с другой стороны, находить себе
пищу там, где европеец умер бы
с голоду.
Каждый
день, каждая лекция несли
с собою новые для меня «открытия»: я был поражен, узнав, что мясо, то самое мясо, которое я ем в виде бифштекса и котлет, и есть те таинственные «мускулы», которые мне представлялись в виде каких-то клубков сероватых нитей; я раньше думал, что из желудка твердая
пища идет в кишки, а жидкая — в почки; мне казалось, что грудь при дыхании расширяется оттого, что в нее какою-то непонятною силою вводится воздух; я знал о законах сохранения материи и энергии, но в душе совершенно не верил в них.
Росту он был высокого,
с лица сурьезный, да ранее приветливо смотрел, а тут зверем на меня, как есть, глянул. Подал было руку, а потом вдруг руку мою бросил и сам отвернулся. «Не могу, говорит, я тебя видеть теперь. Уйди, братец, бога ради, уйди!..» Опустил голову, да и пошел, а я на фатеру пришел, и так меня засосало, — просто
пищи дня два не принимал.
С этих самых пор тоска и увязалась ко мне. Точно порченый.
— Мы сейчас… — зашептал хозяин, тихо поднимая крылья у стола. — Соберу вот на стол и сядем… Маша моя что-то больна сегодня. Уж вы извините… Женское что-то… Доктор Гусин говорит, что это от постной
пищи… Очень может быть! «Душенька, говорю,
дело ведь не в
пище! Не то, что в уста, а то, что из уст, говорю… Постное, говорю, ты кушаешь, а раздражаешься по-прежнему… Чем плоть свою удручать, ты лучше, говорю, не огорчайся, не произноси слов…» И слушать не хочет! «
С детства, говорит, мы приучены».
— Как так? Да нешто можно без обеда? —
с удивленьем вскликнул Морковников. — Сам Господь указал человеку четырежды во
дню пищу вкушать и питие принимать: поутру́ завтракать, потом полудничать, как вот мы теперь, после того обедать, а вечером на сон грядущий ужинать… Закон, батюшка… Супро́тив Господня повеленья идти не годится. Мы вот что сделаем: теперича отдохнем, а вставши, тотчас и за обед… Насчет ужина здесь, на пароходе, не стану говорить, придется ужинать у Макарья… Вы где пристанете?
— А вы не всяко лыко в строку, — хладнокровно и спокойно сказал им Патап Максимыч. — Зато ведь и не оставляет вас Марко Данилыч. Сейчас заходил я в вашу стряпущую, посмотрел, чем кормят вас. Такую
пищу, братцы, не у всякого хозяина найдете. В деревне-то живучи, поди, чать, такой
пищи и во сне не видали… Полноте пустое городить… Принимайтесь
с Богом за
дело, а для́ ради моего приезда и первого знакомства вот вам красненькая. Пошабашивши, винца испейте. Так-то будет лучше.
Газеты и тогда уже входили в жизнь венца как ежедневная
пища, выходя по несколько раз в
день. Кофейни в известные часы набиты были газетной публикой. Но и в прессе вы не находили блеска парижских хроникеров, художественной беллетристики местного происхождения, ничего такого, что выходило бы за пределы Австрийской империи
с ее вседневной политиканской возней разных народностей, плохо склеенных под скипетром Габсбургов.
— Ничего нехорошего! Мы на царской службе, что ж нам есть? Вон, три
дня уж горячей
пищи не дают, на станциях ничего не купишь, хлеб невыпеченный.
С голоду, что ли, издыхать?
С каждым
днем ребенок дает окружающим новую
пищу для радости и восторга — фантазии начинающего жизнь дитяти неисчислимы.
Когда же я стал доказывать то, что сами торговцы этим умственным товаром обличают беспрестанно друг друга в обмане; когда я напомнил то, что во все времена под именем науки и искусства предлагалось людям много вредного и плохого и что потому и в наше время предстоит та же опасность, что
дело это не шуточное, что отрава духовная во много раз опаснее отравы телесной и что поэтому надо
с величайшим вниманием исследовать те духовные продукты, которые предлагаются нам в виде
пищи, и старательно откидывать все поддельное и вредное, — когда я стал говорить это, никто, никто, ни один человек ни в одной статье или книге не возразил мне на эти доводы, а изо всех лавок закричали, как на ту женщину: «Он безумец! он хочет уничтожить науку и искусство, то, чем мы живем.
Та же дворовая девка, которая кормила его вместе
с медведем и натолкнула его на роковую мысль закричать «слово и
дело», рассказав о мертвом солдате, вызволила его и здесь от смерти, втихомолку принося ему
пищу и питье.
В эти страшные для него и для всех домашних
дни несчастный не вставал
с постели, не принимал
пищи и стекловидными глазами глядел в одну точку.