Неточные совпадения
С ребятами,
с дево́чками
Сдружился, бродит по лесу…
Недаром он бродил!
«Коли платить не можете,
Работайте!» — А в чем твоя
Работа? — «Окопать
Канавками желательно
Болото…» Окопали мы…
«Теперь рубите лес…»
— Ну, хорошо! — Рубили мы,
А немчура показывал,
Где надобно рубить.
Глядим: выходит просека!
Как просеку прочистили,
К болоту поперечины
Велел по ней возить.
Ну, словом: спохватились мы,
Как уж дорогу сделали,
Что немец нас поймал!
Скоро мы перестали нуждаться в предбаннике: мать Людмилы нашла работу у скорняка и
с утра уходила из дому, сестренка училась в школе, брат
работал на заводе изразцов. В ненастные дни я приходил к
девочке, помогая ей стряпать, убирать комнату и кухню, она смеялась...
Остальное народонаселение, начиная
с семилетних мальчиков и
девочек и кончая шестидесятилетними стариками, неутомимо
работало: сидело, перегнувшись над станом, или разматывало шпули.
И то и другое удалось, и Орлова зажила спокойною, трудовою жизнью; выучилась под руководством знакомых фельдшериц грамоте, взяла себе на воспитание двух сирот из приюта —
девочку и мальчика — и
работает, довольная собой,
с грустью и со страхом вспоминая своё прошлое.
Действительно «все» было готово очень быстро. Машинка для стрижки
с удивительной быстротой
заработала вокруг Луниной головки, и из-под нее посыпались жиденькие косицы светлых и мягких, как лен, волос. Вскоре голова
девочки, лишенная растительности, стала похожа на гладкий шарик, и еще рельефнее выступили теперь среди загорелого личика ребенка серьезные голубые, не по-детски задумчивые глаза.
Напрасно отговаривала Павла Артемьевна Наташу брать на себя непосильный еще ей после болезни труд;
девочка так трогательно молила разрешить ей
поработать наравне со всеми, так убедительно доказывала, что сейчас она сильная и окрепшая как никогда и что сама она не возьмется за слишком тяжелое дело, что Павле Артемьевне, особенно светло настроенной после говенья, оставалось только согласиться
с нею.
Погоревав о потере мужа, Агния Петровна поместила дочь ученицей в ту же мастерскую, в которой
работала сама, и стала жить на вдовьем положении в той же комнате на Петербургской стороне, в которой жила
с мужем и куда теперь ее милая
девочка, как она называла свою дочь, приходила только по воскресным и праздничным дням.
Да, таков более или менее конец этих обыкновенных историй, а их начало в той семейной и родственной жадности, в той деревенской глупости и безрасчетливости,
с которой сами родители не дают детям окрепнуть на ногах и созреть в силах до способности принести семье в свое время действительную помощь, которая бы стала полезнее узелочков сахару и кофе, истощающих средства
девочки, когда она еще еле-еле начинает
зарабатывать на кусок хлеба.