Неточные совпадения
Но ничего не вышло. Щука опять
на яйца села; блины, которыми острог конопатили, арестанты съели; кошели, в которых кашу варили, сгорели вместе с кашею. А рознь да галденье пошли
пуще прежнего: опять стали взаимно друг у друга земли разорять, жен в плен уводить, над
девами ругаться. Нет порядку, да и полно. Попробовали снова головами тяпаться, но и тут ничего не доспели. Тогда надумали искать себе князя.
А именно: в
день битвы, когда обе стороны встали друг против друга стеной, головотяпы, неуверенные в успешном исходе своего
дела, прибегли к колдовству:
пустили на кособрюхих солнышко.
Это камень преткновения для всех вам подобных, а
пуще всего — поднимают
на зубок, прежде чем узнают, в чем
дело!
Ему вдруг почему-то вспомнилось, как давеча, за час до исполнения замысла над Дунечкой, он рекомендовал Раскольникову поручить ее охранению Разумихина. «В самом
деле, я, пожалуй,
пуще для своего собственного задора тогда это говорил, как и угадал Раскольников. А шельма, однако ж, этот Раскольников! Много
на себе перетащил. Большою шельмой может быть со временем, когда вздор повыскочит, а теперь слишком уж жить ему хочется! Насчет этого пункта этот народ — подлецы. Ну да черт с ним, как хочет, мне что».
Хотел было я ему, как узнал это все, так, для очистки совести, тоже струю
пустить, да
на ту пору у нас с Пашенькой гармония вышла, и я повелел это
дело все прекратить, в самом то есть источнике, поручившись, что ты заплатишь.
Кудряш. Кто же ему угодит, коли у него вся жизнь основана
на ругательстве? А уж
пуще всего из-за денег; ни одного расчета без брани не обходится. Другой рад от своего отступиться, только бы он унялся. А беда, как его поутру кто-нибудь рассердит! Целый
день ко всем придирается.
— Да пошли ты их к чертовой матери, — мрачно зарычал Денисов. —
Пускай на постоялый идут. Завтра, скажи, завтра поговорим! Вы, Клим Иванович, предоставьте нам все это. Мы Ногайцеву скажем… напишем. Пустяковое
дело. Вы — не беспокойтесь. Мужика мы насквозь знаем!
Привычная упрощенность отношения Самгина к женщинам вызвала такую сцену: он вернулся с Тосей из магазина, где покупали посуду;
день был жаркий, полулежа
на диване, Тося, закрыв глаза, расстегнула верхние пуговицы блузки. Клим Иванович подсел к ней и
пустил руку свою под блузку. Тося спросила...
— О торговле, об эманципации женщин, о прекрасных апрельских
днях, какие выпали нам
на долю, и о вновь изобретенном составе против пожаров. Как это вы не читаете? Ведь тут наша вседневная жизнь. А
пуще всего я ратую за реальное направление в литературе.
Пуще всего он бегал тех бледных, печальных
дев, большею частию с черными глазами, в которых светятся «мучительные
дни и неправедные ночи»,
дев с не ведомыми никому скорбями и радостями, у которых всегда есть что-то вверить, сказать, и когда надо сказать, они вздрагивают, заливаются внезапными слезами, потом вдруг обовьют шею друга руками, долго смотрят в глаза, потом
на небо, говорят, что жизнь их обречена проклятию, и иногда падают в обморок.
— Викентьев: их усадьба за Волгой, недалеко отсюда. Колчино — их деревня, тут только сто душ. У них в Казани еще триста душ. Маменька его звала нас с Верочкой гостить, да бабушка одних не
пускает. Мы однажды только
на один
день ездили… А Николай Андреич один сын у нее — больше детей нет. Он учился в Казани, в университете, служит здесь у губернатора, по особым поручениям.
— Я
пуще всего рад тому, Лиза, что
на этот раз встречаю тебя смеющуюся, — сказал я. — Верите ли, Анна Андреевна, в последние
дни она каждый раз встречала меня каким-то странным взглядом, а во взгляде как бы вопросом: «Что, не узнал ли чего? Все ли благополучно?» Право, с нею что-то в этом роде.
— Заседание же Сената будет
на этой неделе, и
дело Масловой едва ли попадет в это заседание. Если же попросить, то можно надеяться, что
пустят и
на этой неделе, в среду, — сказал один.
Смотритель подошел к ним, и Нехлюдов, не дожидаясь его замечания, простился с ней и вышел, испытывая никогда прежде не испытанное чувство тихой радости, спокойствия и любви ко всем людям. Радовало и подымало Нехлюдова
на неиспытанную им высоту сознание того, что никакие поступки Масловой не могут изменить его любви к ней.
Пускай она заводит шашни с фельдшером — это ее
дело: он любит ее не для себя, а для нее и для Бога.
Дело было в том, что мужики, как это говорил приказчик, нарочно
пускали своих телят и даже коров
на барский луг. И вот две коровы из дворов этих баб были пойманы в лугу и загнаны. Приказчик требовал с баб по 30 копеек с коровы или два
дня отработки. Бабы же утверждали, во-первых, что коровы их только зашли, во-вторых, что денег у них нет, и, в-третьих, хотя бы и за обещание отработки, требовали немедленного возвращения коров, стоявших с утра
на варке без корма и жалобно мычавших.
— Как пропах? Вздор ты какой-нибудь мелешь, скверность какую-нибудь хочешь сказать. Молчи, дурак.
Пустишь меня, Алеша,
на колени к себе посидеть, вот так! — И вдруг она мигом привскочила и прыгнула смеясь ему
на колени, как ласкающаяся кошечка, нежно правою рукой охватив ему шею. — Развеселю я тебя, мальчик ты мой богомольный! Нет, в самом
деле, неужто позволишь мне
на коленках у тебя посидеть, не осердишься? Прикажешь — я соскочу.
Вот что думалось иногда Чертопханову, и горечью отзывались в нем эти думы. Зато в другое время
пустит он своего коня во всю прыть по только что вспаханному полю или заставит его соскочить
на самое
дно размытого оврага и по самой круче выскочить опять, и замирает в нем сердце от восторга, громкое гикание вырывается из уст, и знает он, знает наверное, что это под ним настоящий, несомненный Малек-Адель, ибо какая другая лошадь в состоянии сделать то, что делает эта?
Немного пониже крестьянская лошадь стояла в реке по колени и лениво обмахивалась мокрым хвостом; изредка под нависшим кустом всплывала большая рыба,
пускала пузыри и тихо погружалась
на дно, оставив за собою легкую зыбь.
Небольшое сельцо Колотовка, принадлежавшее некогда помещице, за лихой и бойкий нрав прозванной в околотке Стрыганихой (настоящее имя ее осталось неизвестным), а ныне состоящее за каким-то петербургским немцем, лежит
на скате голого холма, сверху донизу рассеченного страшным оврагом, который, зияя как бездна, вьется, разрытый и размытый, по самой середине улицы и
пуще реки, — через реку можно по крайней мере навести мост, —
разделяет обе стороны бедной деревушки.
Матушка ваша за мною в город посылали; мы вам кровь
пустили, сударыня; теперь извольте почивать, а
дня этак через два мы вас, даст Бог,
на ноги поставим».
В одно прекрасное утро родилась
на мой счет сплетня (кто ее произвел
на свет Божий, не знаю: должно быть, какая-нибудь старая
дева мужеского пола, — таких старых
дев в Москве пропасть), родилась и принялась
пускать отпрыски и усики, словно земляника.
Выручив рублей полтораста, она тоже
пустила их в оборот под залоги, действовала гораздо рискованнее мужа, и несколько раз попадалась
на удочку: какой-то плут взял у нее 5 руб. под залог паспорта, — паспорт вышел краденый, и Марье Алексевне пришлось приложить еще рублей 15, чтобы выпутаться из
дела; другой мошенник заложил за 20 рублей золотые часы, — часы оказались снятыми с убитого, и Марье Алексевне пришлось поплатиться порядком, чтобы выпутаться из
дела.
Судьи, надеявшиеся
на его благодарность, не удостоились получить от него ни единого приветливого слова. Он в тот же
день отправился в Покровское. Дубровский между тем лежал в постеле; уездный лекарь, по счастию не совершенный невежда, успел
пустить ему кровь, приставить пиявки и шпанские мухи. К вечеру ему стало легче, больной пришел в память.
На другой
день повезли его в Кистеневку, почти уже ему не принадлежащую.
Да видишь, тут такое вышло
дело;
Сомнительно пускать-то Леля, — дочка
На возрасте,
на выданьи у свата.
Спасибо, Лель! Девицы, не стыдитесь!
Не верю я. Ну, статочное ль
делоВ частых кустах подружку потерять!
Потешил ты царево сердце, Лель.
Потешь еще! В кругу подруг стыдливых
Красавицу девицу выбирай,
Веди ко мне и всем
на погляденье,
Пускай она за песню наградит
Певца любви горячим поцелуем.
Но оно и не прошло так:
на минуту все, даже сонные и забитые, отпрянули, испугавшись зловещего голоса. Все были изумлены, большинство оскорблено, человек десять громко и горячо рукоплескали автору. Толки в гостиных предупредили меры правительства, накликали их. Немецкого происхождения русский патриот Вигель (известный не с лицевой стороны по эпиграмме Пушкина)
пустил дело в ход.
С этими словами она выбежала из девичьей и нажаловалась матушке. Произошел целый погром. Матушка требовала, чтоб Аннушку немедленно услали в Уголок, и даже грозилась отправить туда же самих тетенек-сестриц. Но благодаря вмешательству отца
дело кончилось криком и угрозами. Он тоже не похвалил Аннушку, но ограничился тем, что поставил ее в столовой во время обеда
на колени. Сверх того, целый месяц ее «за наказание» не
пускали в девичью и носили пищу наверх.
В село нас гулять в этот
день не
пускают: боятся, чтоб картины мужицкой гульбы не повлияли вредно
на детские сердца.
В девичью вошел высокий и худой мужчина лет тридцати, до такой степени бледный, что, казалось, ему целый месяц каждый
день сряду кровь
пускали. Одет он был в черный демикотоновый балахон, спускавшийся ниже колен и напоминавший покроем поповский подрясник;
на ногах были туфли
на босу ногу.
— Будет; устал. Скажите
на псарной, что зайду позавтракавши, а если
дела задержат, так завтра в это же время. А ты у меня, Артемий, смотри!
пуще глаза «Модницу» береги! Ежели что случится — ты в ответе!
— Это в неделю-то
на три часа и
дела всего; и то печку-то, чай, муженек затопит… Да еще что, прокураты, делают! Запрутся, да никого и не
пускают к себе. Только Анютка-долгоязычная и бегает к ним.
Я помню его, когда еще пустыри окружали только что выстроенный цирк. Здесь когда-то по ночам «всякое бывало». А
днем ребята
пускали бумажные змеи и непременно с трещотками. При воспоминании мне чудится звук трещотки. Невольно вскидываю глаза в поисках змея с трещоткой. А надо мной выплывают один за другим три аэроплана и скрываются за Домом крестьянина
на Трубной площади.
Николай уезжал по утрам
на Ильинку, в контору, где у них было большое суконное
дело, а старший весь
день сидел у окна в покойном кожаном кресле, смотрел в зеркало и ждал посетителя, которого
пустит к нему швейцар — прямо без доклада. Михаил Иллиодорович всегда сам разговаривал с посетителями.
Перед ним двигалось привидение в белом и исчезло в вестибюле, где стало подниматься по лестнице во второй этаж. Крейцберг
пустил вслед ему пулю, выстрел погасил свечку, — пришлось вернуться.
На другой
день наверху, в ободранных залах, он обнаружил кучу соломы и рогож — место ночлега десятков людей.
Речь Жадаева попала в газеты, насмешила Москву, и тут принялись за очистку Охотного ряда. Первым
делом было приказано иметь во всех лавках кошек. Но кошки и так были в большинстве лавок. Это был род спорта — у кого кот толще. Сытые, огромные коты сидели
на прилавках, но крысы обращали
на них мало внимания. В надворные сараи котов
на ночь не
пускали после того, как одного из них в сарае ночью крысы сожрали.
Однажды в какое-то неподходящее время Кароль запил, и запой длился дольше обыкновенного. Капитан вспылил и решил прибегнуть к экстренным мерам.
На дворе у него был колодец с «журавлем» и жолобом для поливки огорода. Он велел
раздеть Кароля, положить под жолоб
на снег и
пустить струю холодной воды… Приказание было исполнено, несмотря
на слезы и мольбы жены капитана… Послушные рабы истязали раба непокорного…
— А ты, брат, не сомневайся, — уговаривал его Штофф, — он уже был с Галактионом
на «ты». — Как нажиты были бубновские капиталы? Тятенька был приказчиком и ограбил хозяина,
пустив троих сирот по миру. Тут, брат, нечего церемониться… Еще темнее это винокуренное
дело. Обрати внимание.
Дробь надобно употреблять по большей части 5-го нумера, потому что стрепет не из крепких птиц. Впрочем, для напуганных стрепетов нужен и 4-й нумер; для больших же стай
на дальную меру иногда
пустить в
дело и самые крупные сорты дроби.
Но инвалид
пустил в
дело все свое влияние, и через два-три месяца мальчик весело скакал в седле рядом с Иохимом, который командовал только
на поворотах.
Около нашего барона в штиблетах, приударившего было за одною известною красавицей содержанкой, собралась вдруг целая толпа друзей и приятелей, нашлись даже родственники, а
пуще всего целые толпы благородных
дев, алчущих и жаждущих законного брака, и чего же лучше: аристократ, миллионер, идиот — все качества разом, такого мужа и с фонарем не отыщешь, и
на заказ не сделаешь!..»
В тот же
день все узнали, вся деревня; всё обрушилось опять
на Мари: ее еще
пуще стали не любить.
Когда же, уже поздно, вошел этот Келлер и возвестил о вашем торжественном
дне и о распоряжении насчет шампанского, то я, дорогой и многоуважаемый князь, имея сердце (что вы уже, вероятно, заметили, ибо я заслуживаю), имея сердце, не скажу чувствительное, но благодарное, чем и горжусь, — я, для
пущей торжественности изготовляемой встречи и во ожидании лично поздравить вас, вздумал пойти переменить старую рухлядь мою
на снятый мною по возвращении моем вицмундир, что и исполнил, как, вероятно, князь, вы и заметили, видя меня в вицмундире весь вечер.
Неизвестная будущность его ожидала; бедность, быть может, грозила ему, но он расстался с ненавистною деревенской жизнью, а главное — не выдал своих наставников, действительно «
пустил в ход» и оправдал
на деле Руссо, Дидерота и la Declaration des droits de l’homme.
Тут бы ему отдохнуть и упрочить, не спеша, свое благосостояние; он
на это и рассчитывал, да немножко неосторожно повел
дело: он придумал было новое средство
пустить в оборот казенные деньги, — средство оказалось отличное, но он не вовремя поскупился:
на него донесли; вышла более чем неприятная, вышла скверная история.
«Изувер Дидерот опять
на сцене, — подумал он, — так
пущу же я его в
дело, постойте; я вас всех удивлю».
— Он самый… Сродственник он мне, а прямо скажу: змей подколодный. Первое
дело — с Кишкиным конпанию завел, потом Ястребова к себе
на фатеру
пустил… У них теперь
на Фотьянке черт кашу варит.
— Ужо будет летом гостей привозить
на Рублиху — только его и
дела, — ворчал старик, ревновавший свою шахту к каждому постороннему глазу. — У другого такой глаз, что его и близко-то к шахте нельзя
пущать… Не больно-то любит жильное золото, когда зря лезут в шахту…
Мы уже сказали выше, что Петр Васильич ужасно завидовал дикому счастью Мыльникова и громко роптал по этому поводу. В самом
деле, почему богатство «прикачнулось» дураку, который
пустит его по ветру, а не ему, Петру Васильичу?.. Сколько одного страху наберется со своей скупкой хищнического золота, а прибыль вся Ястребову. Тут было о чем подумать… И Петр Васильич все думал и думал… Наконец он придумал, что было нужно сделать. Встретив как-то пьяного Мыльникова
на улице, он остановил его и слащаво заговорил...
— Ну, твое
дело табак, Акинфий Назарыч, — объявил он Кожину с приличной торжественностью. — Совсем ведь Феня-то оболоклась было, да тот змей-то не
пустил… Как уцепился в нее, ну, известно, женское
дело. Знаешь, что я придумал: надо беспременно
на Фотьянку гнать, к баушке Лукерье; без баушки Лукерьи невозможно…
Старик даже головы не повернул
на дерзкий вызов и хотел уйти, но его не
пустили. Толпа все росла. Пока ее сдерживали только старики, окружавшие Тита. Они видели, что
дело принимает скверный оборот, и потихоньку проталкивались к волости, которая стояла
на горке сейчас за базаром.
Дело праздничное, народ подгуляет, долго ли до греха, а
на Тита так и напирали, особенно молодые.