Неточные совпадения
— Состояние у меня, благодарение богу, изрядное. Командовал-с; стало быть, не растратил, а умножил-с. Следственно, какие есть насчет этого законы — те знаю, а новых издавать не желаю. Конечно, многие
на моем
месте понеслись бы в атаку, а может быть, даже устроили бы бомбардировку, но я человек
простой и утешения для себя в атаках не вижу-с!
— Не я-с, Петр Петрович, наложу-с <
на> вас, а так как вы хотели бы послужить, как говорите сами, так вот богоугодное дело. Строится в одном
месте церковь доброхотным дательством благочестивых людей. Денег нестает, нужен сбор. Наденьте
простую сибирку… ведь вы теперь
простой человек, разорившийся дворянин и тот же нищий: что ж тут чиниться? — да с книгой в руках,
на простой тележке и отправляйтесь по городам и деревням. От архиерея вы получите благословенье и шнурованную книгу, да и с Богом.
— Этому вопросу нет
места, Иван. Это — неизбежное столкновение двух привычек мыслить о мире. Привычки эти издревле с нами и совершенно непримиримы, они всегда будут разделять людей
на идеалистов и материалистов. Кто прав? Материализм —
проще, практичнее и оптимистичней, идеализм — красив, но бесплоден. Он — аристократичен, требовательней к человеку. Во всех системах мышления о мире скрыты, более или менее искусно, элементы пессимизма; в идеализме их больше, чем в системе, противостоящей ему.
— Замечательно — как вы не догадались обо мне тогда, во время студенческой драки? Ведь если б я был
простой человек, разве мне дали бы сопровождать вас в полицию? Это — раз. Опять же и то: живет человек
на глазах ваших два года, нигде не служит, все будто бы
места ищет, а —
на что живет,
на какие средства? И ночей дома не ночует. Простодушные люди вы с супругой. Даже боязно за вас, честное слово! Анфимьевна — та, наверное, вором считает меня…
Три года вдовеет Агафья Матвеевна: в это время все изменилось
на прежний лад. Братец занимались подрядами, но разорились и поступили кое-как, разными хитростями и поклонами,
на прежнее
место секретаря в канцелярии, «где записывают мужиков», и опять ходят пешком в должность и приносят четвертаки, полтинники и двугривенные, наполняя ими далеко спрятанный сундучок. Хозяйство пошло такое же грубое,
простое, но жирное и обильное, как в прежнее время, до Обломова.
Ей прежде всего бросилась в глаза — зыбкость, односторонность, пробелы,
местами будто умышленная ложь пропаганды,
на которую тратились живые силы, дарования, бойкий ум и ненасытная жажда самолюбия и самонадеянности, в ущерб
простым и очевидным, готовым уже правдам жизни, только потому, как казалось ей, что они были готовые.
Пробыв неделю у Тушина в «Дымке», видя его у него, дома, в поле, в лесу, в артели,
на заводе, беседуя с ним по ночам до света у камина, в его кабинете, — Райский понял вполне Тушина, многому дивился в нем, а еще более дивился глазу и чувству Веры, угадавшей эту
простую, цельную фигуру и давшей ему в своих симпатиях
место рядом с бабушкой и с сестрой.
— Скверно очень-с, — прошептал
на этот раз уже с разозленным видом рябой. Между тем Ламберт возвратился почти совсем бледный и что-то, оживленно жестикулируя, начал шептать рябому. Тот между тем приказал лакею поскорей подавать кофе; он слушал брезгливо; ему, видимо, хотелось поскорее уйти. И однако, вся история была
простым лишь школьничеством. Тришатов с чашкою кофе перешел с своего
места ко мне и сел со мною рядом.
В самом деле, каково
простоять месяц
на одном
месте, под отвесными лучами солнца, в тысячах миль от берега, томиться от голода, от жажды?
19 числа перетянулись
на новое
место. Для буксировки двух судов, в случае нужды, пришло 180 лодок. Они вплоть стали к фрегату: гребцы, по обыкновению, голые; немногие были в
простых, грубых, синих полухалатах. Много маленьких девчонок (эти все одеты чинно), но женщины ни одной. Мы из окон бросали им хлеб, деньги, роздали по чарке рому: они все хватали с жадностью. Их много налезло
на пушки, в порта. Крик, гам!
— Это все равно… Объявили несостоятельным и назначили конкурс, а поверенным конкурсного управления определили Половодова. Впрочем, это случилось недавно… Он меня и смазал для первого раза. Говоря
проще, мне отказали от
места, а управителем Шатровских заводов назначили какого-то Павла Андреича Кочнева, то есть не какого-то, а родственника Половодова. Он женат
на Шпигель, родной сестре матери Веревкина. Теперь понял, откуда ветер дует?
Миусов рассеянно смотрел
на могильные камни около церкви и хотел было заметить, что могилки эти, должно быть, обошлись дорогонько хоронившим за право хоронить в таком «святом»
месте, но промолчал:
простая либеральная ирония перерождалась в нем почти что уж в гнев.
Пока Ермолай ходил за «
простым» человеком, мне пришло в голову: не лучше ли мне самому съездить в Тулу? Во-первых, я, наученный опытом, плохо надеялся
на Ермолая; я послал его однажды в город за покупками, он обещался исполнить все мои поручения в течение одного дня — и пропадал целую неделю, пропил все деньги и вернулся пеший, — а поехал
на беговых дрожках. Во-вторых, у меня был в Туле барышник знакомый; я мог купить у него лошадь
на место охромевшего коренника.
Несколько минут мы
простояли на одном
месте в надежде, что какой-нибудь шорох выдаст присутствие тигра, но тишина была гробовая. Эта тишина была какой-то особенно таинственной, страшной.
В этих
простых словах было много анимистического, но было много и мысли. Услышав наш разговор, стали просыпаться стрелки и казаки. Весь день я просидел
на месте. Стрелки тоже отдыхали и только по временам ходили посмотреть лошадей, чтобы они не ушли далеко от бивака.
Этого свирепого князя, согласно легенде, съели мыши, а
простой народ
на его
место поставил королем крестьянина Пяста.
Тогда я подумал, что глядеть не надо: таинственное явление совершится
проще, — крылья будут лежать
на том
месте, где я молился. Поэтому я решил ходить по двору и опять прочитать десять «Отче наш» и десять «Богородиц». Так как главное было сделано, то молитвы я теперь опять читал механически, отсчитывая одну за другой и загибая пальцы. При этом я сбился в счете и прибавил
на всякий случай еще по две молитвы… Но крыльев
на условленном
месте не было…
Нам очень нравилось это юмористическое объяснение, побеждавшее ужасное представление о воющем привидении, и мы впоследствии часто просили отца вновь рассказывать нам это происшествие. Рассказ кончался веселым смехом… Но это трезвое объяснение
на кухне не произвело ни малейшего впечатления. Кухарка Будзиньская, а за ней и другие объяснили дело еще
проще: солдат и сам знался с нечистой силой; он по — приятельски столковался с «марой», и нечистый ушел в другое
место.
Вообще журавль довольно осторожная птица, и к журавлиной стае подъехать и даже подкрасться очень мудрено, но в одиночку или в паре, особенно если найдешь их около тех
мест, где они затевают гнездо, журавли гораздо смирнее, и
на простой телеге или охотничьих дрожках иногда подъехать к ним в меру ружейного выстрела.
Очевидно, что в одиночку такая охота не заманчива, хотя очень спокойна: курить, сидеть, прохаживаться, даже лежать, если угодно, но она уже слишком недобычлива и даже может быть скучновата, потому что иногда лет вальдшнепов располагается весьма неудачно: во всех направлениях слышны их голоса, а именно
на то
место, где стоит охотник, не налетит в меру ни один, и,
простояв часа три, охотник принужден будет воротиться домой, не разрядив даже ружья.
В это время вальдшнепы очень смирны, сидят крепко, подпускают охотника близко и долго выдерживают стойку собаки: очевидно, что тут бить их весьма нетрудно, особенно потому, что вальдшнепы в мокрую погоду, сами мокрые от дождя,
на открытом
месте летают тихо, как вороны: только очень плохой или слишком горячий охотник станет давать в них промахи. подумать, что такая
простая, легкая стрельба не доставит удовольствия настоящему, опытному и, разумеется, искусному стрелку, но такая охота редка, кратковременна, вообще малодобычлива, имеет особенный характер, и притом вальдшнеп такая завидная, дорогая добыча, что никогда не теряет своего высокого достоинства.
Этот
простой вопрос больно отозвался в сердце слепого. Он ничего не ответил, и только его руки, которыми он упирался в землю, как-то судорожно схватились за траву. Но разговор уже начался, и девочка, все стоя
на том же
месте и занимаясь своим букетом, опять спросила...
Младшая сестра ее, разевавшая рот, заснула в следующей комнате,
на сундуке, но мальчик, сын Лебедева, стоял подле Коли и Ипполита, и один вид его одушевленного лица показывал, что он готов
простоять здесь
на одном
месте, наслаждаясь и слушая, хоть еще часов десять сряду.
Райнер весь обращался в слух и внимание, а Ярошиньский все более и более распространялся о значении женщин в истории, цитировал целые латинские
места из Тацита, изобличая познания, нисколько не отвечающие званию
простого офицера бывших войск польских, и, наконец, свел как-то все
на необходимость женского участия во всяком прогрессивном движении страны.
— Ничего, самая
простая вещь: око за око — не больше того. А что касается твоей совести, так можешь быть совершенно спокоен:
на твоем
месте всякий порядочный человек поступил бы точно так же.
Расчет был
простой: если
на место Горемыкина назначат Вершинина или Майзеля, тогда произойдет соответствующее повышение всех остальных; если будет Тетюев, тогда увеличат жалованье или что-нибудь в этом роде.
Все было
на своем
месте — такое
простое, обычное, закономерное: стеклянные, сияющие огнями дома, стеклянное бледное небо, зеленоватая неподвижная ночь. Но под этим тихим прохладным стеклом — неслось неслышно буйное, багровое, лохматое. И я, задыхаясь, мчался — чтобы не опоздать.
Ходят, братец, слоняются целый день, точно время-то у них
на золотники продается, а посмотришь, в результате оказывается, что в таком-то
месте часа три прождал, чтоб иметь счастие поганым образом искривить рот в улыбку при виде нужного лица, в другом
месте два часа
простоял, но и этого счастья не дождался.
И он, не успевши отдохнуть с дороги, обходит двор, осматривает, все ли везде в порядке, задан ли скоту корм, жиреет ли поросенок, которого откармливают
на продажу, не стерлась ли ось в телеге,
на месте ли чеки, не подгнили ли слеги
на крыше двора, можно ли надеяться, что вон этот столб, один из тех, которые поддерживают двор, некоторое время еще
простоит.
— У нас, господа, всякому гостю честь и
место, и моя дочь родной отцов цыганский обычай знает; а обижаться вам нечего, потому что вы еще пока не знаете, как иной
простой человек красоту и талант оценить может.
На это разные примеры бывают.
Господи Великий! только Ты один слышал и знаешь те
простые, но жаркие и отчаянные мольбы неведения, смутного раскаяния и страдания, которые восходили к Тебе из этого страшного
места смерти, от генерала, за секунду перед этим думавшего о завтраке и Георгии
на шею, но с страхом чующего близость Твою, до измученного, голодного, вшивого солдата, повалившегося
на голом полу Николаевской батареи и просящего Тебя скорее дать ему Там бессознательно предчувствуемую им награду за все незаслуженные страдания!
— Нужды нет. Вот я нашел себе
место и буду сидеть
на нем век. Нашел
простых, незатейливых людей, нужды нет, что ограниченных умом, играю с ними в шашки и ужу рыбу — и прекрасно! Пусть я, по-вашему, буду наказан за это, пусть лишусь наград, денег, почета, значения — всего, что так льстит вам. Я навсегда отказываюсь…
Однако у меня почему-то недостало силы уехать. Я до конца вечера мрачно
простоял на одном
месте, и только когда все, разъезжаясь, столпились в передней и лакей надел мне шинель
на конец шляпы, так что она поднялась, я сквозь слезы болезненно засмеялся и, не обращаясь ни к кому в особенности, сказал-таки: «Comme c’est gracieux». [Как это мило (фр.).]
Меня возмущала мысль, что посторонняя, чужая и, главное, молодая женщина, не имея
на то никакого права, вдруг займет
место во многих отношениях — кого же? —
простая молодая барышня, и займет
место покойницы матушки!
— По весьма
простой причине! — объяснил ей Тулузов. — Служа
на этом
месте, я через шесть лет могу быть утвержден в чине статского советника, а от этого недалеко получить и действительного статского советника, и таким образом я буду такой же генерал, каким был и ваш отец.
Итак, подлог обнаружился, и я должен был оставить государственную службу навсегда. Не будь этого — кто знает, какая перспектива ожидала меня в будущем! Ломоносов был
простой рыбак, а умер статским советником! Но так как судьба не допустила меня до высших должностей, то я решился сделаться тапером. В этом звании я узнал мою Мальхен, я узнал вас, господа, и это одно услаждает горечь моих воспоминаний. Вот в этом самом зале,
на том самом
месте, где ныне стоит рояль господина Балалайкина…"
На сем основании наиболее приличными
местами для наблюдения за первою признаются: улицы, площади и публичные
места; последнюю же всего удобнее наблюдать в собственных квартирах обывателей, так как в них злая и порочная воля преимущественно находит себе убежище или в виде
простого попустительства, или же, чаще всего, в виде прямого пособничества".
Надеваю платье, сажусь
на конь; со всех
мест бояре спешат ко Кремлю, кто верхом, кто сам о себе, словно
простой человек, даже никто о чести своей не думает!
В единственной чистой комнате дома, которая служила приемною, царствовала какая-то унылая нагота; по стенам было расставлено с дюжину крашеных стульев, обитых волосяной материей,
местами значительно продранной, и стоял такой же диван с выпяченной спинкой, словно грудь у генерала дореформенной школы; в одном из простенков виднелся
простой стол, покрытый загаженным сукном,
на котором лежали исповедные книги прихода, и из-за них выглядывала чернильница с воткнутым в нее пером; в восточном углу висел киот с родительским благословением и с зажженною лампадкой; под ним стояли два сундука с матушкиным приданым, покрытые серым, выцветшим сукном.
Я припоминал, как, бывало, еще в детстве, стоя в церкви, смотрел я иногда
на простой народ, густо теснившийся у входа и подобострастно расступавшийся перед густым эполетом, перед толстым барином или перед расфуфыренной, но чрезвычайно богомольной барыней, которые непременно проходили
на первые
места и готовы были поминутно ссориться из-за первого
места.
— Фю-ю!
На этот счет вы себе можете быть вполне спокойны. Это совсем не та история, что вы думаете. Здесь свобода: все равные, кто за себя платит деньги. И знаете, что я вам еще скажу? Вот вы
простые люди, а я вас больше почитаю… потому что я вижу: вы в вашем
месте были хозяева. Это же видно сразу. А этого шарлатана я, может быть, и держать не стал бы, если бы за него не платили от Тамани-холла. Ну, что мне за дело! У «босса» денег много, каждую неделю я свое получаю аккуратно.
Но здесь и это
простое дело не умеют сделать как следует. Собралась зачем-то толпа, точно
на зверя, все валят в камеру, и здесь сидит
на первом
месте вчерашний оборванец, правда, теперь одетый совершенно прилично, хотя без всяких знаков начальственного звания. Матвей стал озираться по сторонам с признаками негодования.
И по мере того, как природа становилась доступнее, понятнее и
проще, по мере того, как душа лозищанина все более оттаивала и смягчалась, раскрываясь навстречу спокойной красоте мирной и понятной ему жизни; по мере того, как в нем,
на месте тупой вражды, вставало сначала любопытство, а потом удивление и тихое смирение, — по мере всего этого и наряду со всем этим его тоска становилась все острее и глубже.
Ведь она нищая, и отец ее из
простых, сын казака уральского, Федьки Зуба; хоть сам и дослужился до чинов и при больших
местах был, а ничего не нажил: всё протранжирил
на столы да
на пиры, да
на дочкины наряды; старик еле жив,
на ладан дышит, а детей-то куча: от двух жен — шесть человек.
Все спешили по домам, чтоб сносить свои имущества
на площадь, и не прошло получаса, как вокруг Лобного
места возвышались уже горы серебряных денег, сосудов и различных товаров:
простой холст лежал подле куска дорогой парчи, мешок медной монеты — подле кошелька, наполненного золотыми деньгами.
Самый
простой способ — держать ее в ведре с водою, которую переменять как можно чаще, а всего лучше — в маленькой плетеной сажалке, которая может подле вас стоять или плавать в воде; но переносить эту сажалку с
места на место неудобно.
В бывалое время он не
простоял бы так спокойно
на одном
месте; звучный голос его давно бы поставил
на ноги жену и детей; все, что есть только в избе, — все пошевеливайся; все, и малый и большой, ступай
на берег поглядеть, как реку ломает, и поблагодарить господа за его милости.
Простояв несколько минут
на одном
месте и оставшись, по-видимому, очень доволен своими наблюдениями, рыбак подошел к крылечку, глядевшему
на двор. Тут, под небольшим соломенным навесом, державшимся помощию двух кривых столбиков, висел старый глиняный горшок с четырьмя горлышками; тут же,
на косяке, висело полотенце, обращенное морозом в какую-то корку, сделавшуюся неспособною ни для какого употребления.
Подражая примеру графини, и княгиня Вabette, та самая, у которой
на руках умер Шопен (в Европе считают около тысячи дам,
на руках которых он испустил дух), и княгиня Аnnеttе, которая всем бы взяла, если бы по временам, внезапно, как запах капусты среди тончайшей амбры, не проскакивала в ней
простая деревенская прачка; и княгиня Расhеtte, с которою случилось такое несчастие: муж ее попал
на видное
место и вдруг, Dieu sait pourquoi, прибил градского голову и украл двадцать тысяч рублей серебром казенных денег; и смешливая княжна Зизи, и слезливая княжна Зозо — все они оставляли в стороне своих земляков, немилостиво обходились с ними…
Но Илья не тронулся с
места. Он не ожидал, что эта серьёзная, строгая девушка умеет говорить таким мягким голосом. Его изумило и лицо её: всегда гордое, теперь оно стало только озабоченным, и, хотя ноздри
на нём раздулись ещё шире, в нём было что-то очень хорошее,
простое, раньше не виданное Ильей. Он рассматривал девушку и молча, смущённо улыбался.