Неточные совпадения
Хотя снега в открытых
степях и по скатам гор бывают мелки, потому что ветер, гуляя на
просторе, сдирает снег с гладкой поверхности земли и набивает им глубокие овраги, долины и лесные опушки, но тем не менее от такого скудного корма несчастные лошади к весне превращаются в лошадиные остовы, едва передвигающие ноги, и многие колеют; если же пред выпаденьем снега случится гололедица и земля покроется ледяною корою, которая под снегом не отойдет (как то иногда бывает) и которую разбивать копытами будет не возможно, то все конские табуны гибнут от голода на тюбеневке.
Змеиный вид, жестокий;
простор — краю нет; травы, буйство; ковыль белый, пушистый, как серебряное море, волнуется, и по ветерку запах несет: овцой пахнет, а солнце обливает, жжет, и
степи, словно жизни тягостной, нигде конца не предвидится, и тут глубине тоски дна нет…
Северные сумерки и рассветы с их шелковым небом, молочной мглой и трепетным полуосвещением, северные белые ночи, кровавые зори, когда в июне утро с вечером сходится, — все это было наше родное, от чего ноет и горит огнем русская душа; бархатные синие южные ночи с золотыми звездами, безбрежная даль южной
степи, захватывающий
простор синего южного моря — тоже наше и тоже с оттенком какого-то глубоко неудовлетворенного чувства.
Ему хотелось услышать слова необыкновенные, но Наталья не знала их. Когда же он рассказывал ей о безграничной широте и
просторе золотых
степей, она спрашивала...
Почему на меня пахнуло от него только призывом раздолья и
простора, моря, тайги и
степи?
Нужно было проехать от станции верст тридцать, и Вера тоже поддалась обаянию
степи, забыла о прошлом и думала только о том, как здесь просторно, как свободно; ей, здоровой, умной, красивой, молодой — ей было только 23 года — недоставало до сих пор в жизни именно только этого
простора и свободы.
Этот
простор, это красивое спокойствие
степи говорили ей, что счастье близко и уже, пожалуй, есть; в сущности, тысячи людей сказали бы: какое счастье быть молодой, здоровой, образованной, жить в собственной усадьбе!
Храбров и Крогер, а сзади них Пищальников поехали крупной рысью через безлюдную деревню, разрушенную артиллерийским огнем. Выехали в
степь. Запад слабо светился зеленоватым светом, и под ним черным казался
простор некошеной
степи. Впереди, за позициями, изредка бухали далекие пушечные выстрелы белых.
Степь опьяненно дышала ароматами цветущих трав, за канавкой комками чернели полевые пионы.
Позднею ночью Храбров, усталый, вышел из вагона. Достал блестящую металлическую коробочку, жадно втянул в нос щепоть белого порошку; потом закурил и медленно стал ходить вдоль поезда. По небу бежали черные тучи, дул сухой норд-ост, дышавший горячим
простором среднеазиатских
степей; по неметеному песку крутились бумажки; жестянки из-под консервов со звоном стукались в темноте о рельсы.
Это был Ермак, предоставленный самому себе, которому не перед кем было скрываться, не перед кем носить личину — Ермак
простора, расстилавшейся вокруг него
степи.
Они подошли к находившемуся недалеко от двери окну, заделанному крепкой и частой железной решеткой. Каземат представлял собой просторную горницу с койкой, лавкой и столом. За столом сидел пленный мурза, облокотившись и положив голову на руки. О чем он думал? О постигшей ли его неудаче, о
просторе ли родных
степей, а быть может, и об осиротевшей семье, жене и детях?