Неточные совпадения
Да, и штабс-капитан: в сердцах
простых чувство красоты и величия природы сильнее, живее во сто крат, чем в нас, восторженных рассказчиках на словах и на
бумаге.
Знатная дама, чье лицо и фигура, казалось, могли отвечать лишь ледяным молчанием огненным голосам жизни, чья тонкая красота скорее отталкивала, чем привлекала, так как в ней чувствовалось надменное усилие воли, лишенное женственного притяжения, — эта Лилиан Грэй, оставаясь наедине с мальчиком, делалась
простой мамой, говорившей любящим, кротким тоном те самые сердечные пустяки, какие не передашь на
бумаге, — их сила в чувстве, не в самих них.
Она сидела за столом, опершись на него локтями, и разбирала какое-то письмо, на
простой синей
бумаге, написанное, как он мельком заметил, беспорядочными строками и запечатанное бурым сургучом.
Часов в 11 приехали баниосы с подарками от полномочных адмиралу. Все вещи помещались в
простых деревянных ящиках, а ящики поставлены были на деревянных же подставках, похожих на носилки с ножками. Эти подставки заменяют отчасти наши столы. Японцам кажется неуважительно поставить подарок на пол. На каждом ящике положены были свертки
бумаги, опять с символом «прилипчивости».
Сорокин повесил их, конечно, не из хвастовства, а больше по обычаю русского
простого человека вешать на стену всякую официальную
бумагу, до паспорта включительно.
Нравы в чиновничьей среде того времени были
простые. Судейские с величайшим любопытством расспрашивали нас о подробностях этой сцены и хохотали. Не могу вспомнить, чтобы кто-нибудь считал при этом себя или Крыжановского профессионально оскорбленным. Мы тоже смеялись. Юность недостаточно чутка к скрытым драмам; однажды мы даже сочинили общими усилиями юмористическое стихотворение и подали его Крыжановскому в виде деловой
бумаги. Начиналось оно словами...
В качестве «заведомого ябедника» ему это было воспрещено, но тем большим доверием его «
бумаги» пользовались среди
простого народа: думали, что запретили ему писать именно потому, что каждая его
бумага обладала такой силой, с которой не могло справиться самое большое начальство.
Потом фельдфебель, желая доказать мне, что он уже никому не должен, принялся рыться в
бумагах и искать какие-то расписки, и не нашел их, и я вышел из лавочки, унося с собою уверенность в его полной невинности и фунт
простых мужицких конфект, за которые он, однако, содрал с меня полтинник.
Я видел, что она положила на прилавок деньги и ей подали чашку,
простую чайную чашку, очень похожую на ту, которую она давеча разбила, чтоб показать мне и Ихменеву, какая она злая. Чашка эта стоила, может быть, копеек пятнадцать, может быть, даже и меньше. Купец завернул ее в
бумагу, завязал и отдал Нелли, которая торопливо с довольным видом вышла из лавочки.
Театр представляет комнату весьма бедную; по стенам поставлено несколько стульев под красное дерево, с подушками, обтянутыми
простым холстом. В простенке, между двумя окнами, стол, на котором разбросаны
бумаги. У одной стены неубранная кровать. Вообще, убранство и порядок комнаты обнаруживают в жильце ее отсутствие всякого стремленья к чистоте и опрятности.
В впечатлениях, подобных тем, которые последовали за моим входом, никогда невозможно разобраться… Разве можно запомнить слова, произносимые в первые моменты встречи матерью и сыном, мужем и женой или двумя влюбленными? Говорятся самые
простые, самые обиходные фразы, смешные даже, если их записывать с точностью на
бумаге. Но здесь каждое слово уместно и бесконечно мило уже потому, что говорится оно самым дорогим на свете голосом.
Теперь дело шло не о пассивной обороне какой-нибудь: пахнуло решительным, наступательным, и кто видел господина Голядкина в ту минуту, как он, краснея и едва сдерживая волнение свое, кольнул пером в чернильницу и с какой яростью принялся строчить на
бумаге, тот мог уже заранее решить, что дело так не пройдет и
простым каким-нибудь бабьим образом не может окончиться.
Я сам читал этот рескрипт: он особенно замечателен потому, что был написан на листочке самой
простой почтовой
бумаги и написан рукою А. С. Шишкова.
— А вы, право, погостили бы у нас? — говорил мне Гаврило Степаныч, когда мы прощались вечером. — Мухоедов пусть едет, а вам в Пеньковке или здесь просматривать
бумаги все равно… Право, оставайтесь? Мы вам отдадим переднюю избу, и живите себе: Епинет Петрович будет навещать нас, и заживем отлично. Мы с Сашей люди
простые, не помешаем вам.
Этого мало. По концам стола стояли две стеклянные банки, завязанные золотою
бумагою. Но что в банках было? Прелесть. Вода, правда и
простая, но в этой воде плавало несколько живых разных рыбок. Премило было смотреть ка это украшение.
«Должно быть, тоже побледнел, как мертвец, — подумал он, заметив свое лицо нечаянно в зеркале, — должно быть, читал, и закрывал глаза, и вдруг опять открывал в надежде, что письмо обратится в
простую белую
бумагу… Наверно, раза три повторил опыт!..»
Потом я стал перебирать
бумаги и письма. Это была переписка с матерью, сестрой, друзьями, с девушкой, которая впоследствии стала моей женой. Все это теперь нужно было уничтожить, чтобы эти имена не фигурировали в официальной переписке по моему делу. Я знал по опыту, что всякое самое
простое упоминание фамилии — есть своего рода зараза. Имя упоминалось, значит — человек «замешан».
Семь ящиков и три стеклянные банки нельзя было везти с собою в
простой ямской кибитке; в одни сутки червяков бы затрясло, а хризалид оторвало с места и вообще все бы расстроилось, [Так мы думали тогда, но ошибались: червяков в траве и листьях, и особенно хризалид в хлопчатой
бумаге, можно везти безопасно.] да и просто некуда было поместить эти громоздкие вещи; оставить же без призора мое воспитательное заведение — также было невозможно.
— Ах, Аркаша! как мне хотелось кончить это все дело!.. Нет, я сгублю свое счастье! У меня есть предчувствие! да нет, не через это, — перебил Вася, затем что Аркадий покосился на стопудовое, спешное дело, лежавшее на столе, — это ничего, это
бумага писаная… вздор! Это дело решенное… я… Аркаша, был сегодня там, у них… я ведь не входил. Мне тяжело было, горько! Я только
простоял у дверей. Она играла на фортепьяно, я слушал. Видишь, Аркадий, — сказал он, понижая голос, — я не посмел войти…
В избушке, где я ночевал, на столе горела еще
простая керосиновая лампочка, примешивая к сумеркам комнаты свой убогий желтоватый свет. Комната была довольно чистая, деревянные перегородки, отделявшие спальню, были оклеены газетной
бумагой. В переднем углу, около божницы, густо пестрели картинки из иллюстраций, — главным образом портреты генералов. Один из них был Муравьев-Амурский, большой и в регалиях, а рядом еще вчера я разглядел два небольших, скромных портрета декабристов.
Не помню, долго ли
простояла я так, но когда вышла из церкви, там никого из институток уже не было… Я еще раз упала на колени у церковного порога со словами: «Помоги, Боже, молитвою святого Твоего угодника Николая Чудотворца!» И вдруг как-то странно и быстро успокоилась. Волнение улеглось, и на душе стало светло и спокойно. Но ненадолго; когда коридорные девушки стали развешивать по доскам всевозможные географические карты, а на столе поставил глобус, приготовили
бумагу и чернильницы, сердце мое екнуло.
К нему меня водил все тот же Наке, и я получил от него"пропуск"(saui-conduit) на листке
простой почтовой
бумаги.
И тогда — и тогда внезапно я вспомнил дом: уголок комнаты, клочок голубых обоев и запыленный нетронутый графин с водою на моем столике — на моем столике, у которого одна ножка короче двух других и под нее подложен свернутый кусочек
бумаги. А в соседней комнате, и я их не вижу, будто бы находятся жена моя и сын. Если бы я мог кричать, я закричал бы — так необыкновенен был этот
простой и мирный образ, этот клочок голубых обоев и запыленный, нетронутый графин.
В углу стояла кровать из
простого некрашеного дерева с жестким тюфяком, кожаной подушкой и вязаным шерстяным одеялом. Над ней висел образок, украшенный высохшей вербой и фарфоровым яичком. У широкого окна, так называемого итальянского, стоял большой стол, на котором в беспорядке валялись книги,
бумаги, ландкарты и планы сражений. Шкаф с книгами, глобусы, географические карты, прибитые к стене, и несколько
простых деревянных стульев дополняли убранство комнаты юного спартанца.
Секретарь даже был так любезен, что показал ей официальные
бумаги, относящиеся до выдачи Савина, так что она наконец убедилась, что его дело
простое уголовное преследование и что ни о какой веревке, ожидающей его в России, не может быть и речи.
Меблировка была убога: в первой комнате стоял старинный диван с деревянной когда-то полированной спинкой и мягким сиденьем, крытым красным кумачом, несколько стульев,
простой большой деревянный стол у стены и окна справа и раскрытый ломберный, с ободранным сукном, покрытый газетной
бумагой, у окна, находящегося прямо от входа.
— Условия чрезвычайно
простые: передать другому лицу свои
бумаги, с которыми то лицо и вступит в брак с известной особой, а
бумаги с подписью о совершении бракосочетания возвратить. Молодой муж подаст прошение о выдаче жене отдельного вида на жительство как в России, так и за границей, передаст его опять же заинтересованному лицу, положит себе в карман пятьдесят тысяч рублей и может идти на все четыре стороны.
Наняли
простого дрогаля, то есть ломового извозчика, Ивана Федорыча, устлали его дроги подушками, одеялами и ковром, и все семеро, не считая самого извозчика, уселись на дроги и поехали: мамаша, сестра Маша, братья — Александр в шляпе из
бумаги, Николай в цилиндре, Антон, Иван и я.