Неточные совпадения
Связь с этой женщиной и раньше уже тяготила его, а за время войны Елена стала возбуждать
в нем определенно враждебное чувство, —
в ней
проснулась трепетная жадность к деньгам, она участвовала
в каких-то крупных спекуляциях, нервничала, говорила дерзости, капризничала и — что особенно возбуждало Самгина — все более резко обнаруживала презрительное отношение ко всему русскому — к армии, правительству, интеллигенции, к своей прислуге — и все чаще,
в разных формах, выражала свою
тревогу о судьбе Франции...
Одной ночью разразилась сильная гроза. Еще с вечера надвинулись со всех сторон тучи, которые зловеще толклись на месте, кружились и сверкали молниями. Когда стемнело, молнии, не переставая, следовали одна за другой, освещая, как днем, и дома, и побледневшую зелень сада, и «старую фигуру». Обманутые этим светом воробьи
проснулись и своим недоумелым чириканьем усиливали нависшую
в воздухе
тревогу, а стены нашего дома то и дело вздрагивали от раскатов, причем оконные стекла после ударов тихо и жалобно звенели…
Но его не видят. Тишина кажется еще безжизненнее и мертвее от ровного, неуловимого жужжания и вскрикиваний. Становится жутко, томительно, почти страшно. Хочется как будто
проснуться, громко вскрикнуть, застучать, опрокинуть что-нибудь, вообще сделать что-нибудь такое, что промчалось бы по коридорам, ринулось
в классные двери, наполнило бы все это здание грохотом, шумом,
тревогой…
Мать
проснулась, разбуженная громким стуком
в дверь кухни. Стучали непрерывно, с терпеливым упорством. Было еще темно, тихо, и
в тишине упрямая дробь стука вызывала
тревогу. Наскоро одевшись, мать быстро вышла
в кухню и, стоя перед дверью, спросила...
Затем, как во сне, увидел он, еще не понимая этого, что
в глазах Шульговича попеременно отразились удивление, страх,
тревога, жалость… Безумная, неизбежная волна, захватившая так грозно и так стихийно душу Ромашова, вдруг упала, растаяла, отхлынула далеко. Ромашов, точно
просыпаясь, глубоко и сильно вздохнул. Все стало сразу простым и обыденным
в его глазах. Шульгович суетливо показывал ему на стул и говорил с неожиданной грубоватой лаской...
Долинский
проснулся очень давно и упорно держался своей комнаты.
В то время, когда Даша, одевшись, вышла
в зальце, он неподвижно сидел за столом, тяжело опустив голову на сложенные руки. Красивое и бледное лицо его выражало совершенную душевную немощь и страшную
тревогу.
Проснувшись поутру, свой день
Он отдавал на волю бога,
И
в жизни не могла
тревогаСмутить его сердечну лень.
Дружинники, услыхав эти звуки, все
проснулись и
в одно мгновение были на ногах, хотя
в первые минуты не могли понять причины
тревоги.