Неточные совпадения
Тут к ней,
Дрожа, насилу мог он вымолвить сквозь
зубы:
«
Проклятая! сгубила ты себя;
А, понадеясь на тебя,
И я теперь не вовремя без шубы...
—
Проклятая собака! — проскрежетал
зубами Обломов, схватил фуражку и бросился к калитке, отворил ее и почти в объятиях донес Ольгу до крыльца.
— Так бы, да не так вышло: с того времени покою не было теще. Чуть только ночь, мертвец и тащится. Сядет верхом на трубу,
проклятый, и галушку держит в
зубах. Днем все покойно, и слуху нет про него; а только станет примеркать — погляди на крышу, уже и оседлал, собачий сын, трубу.
Стал проходить мимо того заколдованного места, не вытерпел, чтобы не проворчать сквозь
зубы: «
Проклятое место!» — взошел на середину, где не вытанцывалось позавчера, и ударил в сердцах заступом.
Тяжело достался Оксе этот
проклятый день… А когда она вылезла из дудки, на ней нитки не было сухой. Наверху ее сразу охватило таким холодом, что
зуб на
зуб не попадал.
— Закона, —
проклятая его душа! — сквозь
зубы сказал он. — Лучше бы он по щеке меня ударил… легче было бы мне, — и ему, может быть. Но так, когда он плюнул в сердце мне вонючей слюной своей, я не стерпел.
— А еще самое главное, — указует мой знакомец, — замечай, — говорит, — как этот
проклятый Чепкун хорошо мордой такту соблюдает; видишь: стегнет и на ответ сам вытерпит и соразмерно глазами хлопнет, — это легче, чем пялить глаза, как Бакшей пялит, и Чепкун
зубы стиснул и губы прикусил, это тоже легче, оттого что в нем через эту замкнутость излишнего горения внутри нет.
Проклятый Демокрит не хотел и тут со мной расстаться: мне снилось, что он на том же высоком пьедестале стоит по-прежнему против меня, что глаза его вертятся ужасным образом, что он щелкает на меня
зубами…
— Ага, так наконец разжала
зубы,
проклятая… небось, как начнем жарить, так не только язык, сами пятки заговорят… ну, отвечай же скорее, где он?
Я стыдился (даже, может быть, и теперь стыжусь); до того доходил, что ощущал какое-то тайное, ненормальное, подленькое наслажденьице возвращаться, бывало, в иную гадчайшую петербургскую ночь к себе в угол и усиленно сознавать, что вот и сегодня сделал опять гадость, что сделанного опять-таки никак не воротишь, и внутренне, тайно, грызть, грызть себя за это
зубами, пилить и сосать себя до того, что горечь обращалась, наконец, в какую-то позорную,
проклятую сладость и, наконец, — в решительное, серьезное наслаждение!
— Перед всем народом осрамил меня генерал из-за тебя! — визжал Злобин, наступая на Савелья с кулаками. — Легко это было мне переносить! Голову ты с меня снял своим
проклятым языком. Эх, показал бы я вам с Ардальоном Павлычем такую свечку, что другу и недругу заказали бы держать язык за
зубами.
«Не трепетал от ваших я придворных,
Всевышнего прислужников покорных,
От сводников небесного царя!» —
Проклятый рек и, злобою горя,
Наморщив лоб, скосясь, кусая губы,
Архангела ударил прямо в
зубы.
Раздался крик, шатнулся Гавриил
И левое колено преклонил...
Но когда, полный надежды, он садился играть,
проклятые шестерки опять скалили свои широкие белые
зубы.