Неточные совпадения
Выйдя из-за стола, Левин, чувствуя, что у него на ходьбе особенно правильно и легко мотаются
руки, пошел с Гагиным
через высокие комнаты к бильярдной.
Проходя через большую залу, он столкнулся с тестем.
Пантен, крича как на пожаре, вывел «Секрет» из ветра; судно остановилось, между тем как от крейсера помчался паровой катер с командой и лейтенантом в белых перчатках; лейтенант, ступив на палубу корабля, изумленно оглянулся и
прошел с Грэем в каюту, откуда
через час отправился, странно махнув
рукой и улыбаясь, словно получил чин, обратно к синему крейсеру.
— Петровна, — сказала Тося,
проходя мимо ее, и взмахнула
рукой, точно желая ударить старушку, но только указала на нее
через плечо большим пальцем. Старушка, держа в
руках по бутылке, приподняла голову и кивнула ею, — лицо у нее было остроносое, птичье, и глаза тоже птичьи, кругленькие, черные.
Минут
через двадцать писатель возвратился в зал; широкоплечий, угловатый, он двигался не сгибая ног, точно шел на ходулях, — эта величественная, журавлиная походка придавала в глазах Самгина оттенок ходульности всему, что писатель говорил.
Пройдя, во главе молодежи, в угол, писатель, вкусно и громко чмокнув, поправил пенсне, нахмурился, картинно, жестом хормейстера, взмахнул
руками.
— Брат! — заговорила она
через минуту нежно, кладя ему
руку на плечо, — если когда-нибудь вы горели, как на угольях, умирали сто раз в одну минуту от страха, от нетерпения… когда счастье просится в
руки и ускользает… и ваша душа просится вслед за ним… Припомните такую минуту… когда у вас оставалась одна последняя надежда… искра… Вот это — моя минута! Она
пройдет — и все
пройдет с ней…
Скоро он перегнал розовеньких уездных барышень и изумлял их силою и смелостью игры, пальцы бегали свободно и одушевленно. Они еще сидят на каком-то допотопном рондо да на сонатах в четыре
руки, а он перескочил
через школу и
через сонаты, сначала на кадрили, на марши, а потом на оперы,
проходя курс по своей программе, продиктованной воображением и слухом.
«У меня с
рук не
сходила, — вспоминал старик, — бывало, и
ходить учу, поставлю в уголок шага за три да и зову ее, а она-то ко мне колыхается
через комнату, и не боится, смеется, а добежит до меня, бросится и за шею обымет.
— Письмо
прошло через мои
руки; я сама ей и отвезла его, нераспечатанное. В этот раз он поступил «по-рыцарски» и от меня ничего не потаил.
Двери камер были отперты, и несколько арестантов было в коридоре. Чуть заметно кивая надзирателям и косясь на арестантов, которые или, прижимаясь к стенам,
проходили в свои камеры, или, вытянув
руки по швам и по-солдатски провожая глазами начальство, останавливались у дверей, помощник провел Нехлюдова
через один коридор, подвел его к другому коридору налево, запертому железной дверью.
Нехлюдов вырвал свою
руку из его и, никому не кланяясь и ничего не говоря, с мрачным видом
прошел через гостиную, залу и мимо выскочивших лакеев в переднюю и на улицу.
Секунд
через десять, высвободив
руку, она тихо, медленно
прошла на свое кресло, села, вся выпрямившись, и стала пристально смотреть на свой почерневший пальчик и на выдавившуюся из-под ногтя кровь.
Лес кончился, и опять потянулась сплошная гарь. Та к
прошли мы с час. Вдруг Дерсу остановился и сказал, что пахнет дымом. Действительно, минут
через 10 мы спустились к реке и тут увидели балаган и около него костер. Когда мы были от балагана в 100 шагах, из него выскочил человек с ружьем в
руках. Это был удэгеец Янсели с реки Нахтоху. Он только что пришел с охоты и готовил себе обед. Котомка его лежала на земле, и к ней были прислонены палка, ружье и топор.
Она бросалась в постель, закрывала лицо
руками и
через четверть часа вскакивала,
ходила по комнате, падала в кресла, и опять начинала
ходить неровными, порывистыми шагами, и опять бросалась в постель, и опять
ходила, и несколько раз подходила к письменному столу, и стояла у него, и отбегала и, наконец, села, написала несколько слов, запечатала и
через полчаса схватила письмо, изорвала, сожгла, опять долго металась, опять написала письмо, опять изорвала, сожгла, и опять металась, опять написала, и торопливо, едва запечатав, не давая себе времени надписать адреса, быстро, быстро побежала с ним в комнату мужа, бросила его да стол, и бросилась в свою комнату, упала в кресла, сидела неподвижно, закрыв лицо
руками; полчаса, может быть, час, и вот звонок — это он, она побежала в кабинет схватить письмо, изорвать, сжечь — где ж оно? его нет, где ж оно? она торопливо перебирала бумаги: где ж оно?
Лет
через пятнадцать староста еще был жив и иногда приезжал в Москву, седой как лунь и плешивый; моя мать угощала его обыкновенно чаем и поминала с ним зиму 1812 года, как она его боялась и как они, не понимая друг друга, хлопотали о похоронах Павла Ивановича. Старик все еще называл мою мать, как тогда, Юлиза Ивановна — вместо Луиза, и рассказывал, как я вовсе не боялся его бороды и охотно
ходил к нему на
руки.
Привычки Александра были таковы, что невероятного ничего тут не было. Узнать, правда ли, было нелегко и, во всяком случае, наделало бы много скандалу. На вопрос г. Бенкендорфа генерал Соломка отвечал, что
через его
руки проходило столько денег, что он не припомнит об этих пяти тысячах.
Старик, исхудалый и почернелый, лежал в мундире на столе, насупив брови, будто сердился на меня; мы положили его в гроб, а
через два дня опустили в могилу. С похорон мы воротились в дом покойника; дети в черных платьицах, обшитых плерезами, жались в углу, больше удивленные и испуганные, чем огорченные; они шептались между собой и
ходили на цыпочках. Не говоря ни одного слова, сидела Р., положив голову на
руку, как будто что-то обдумывая.
И сколько десятков раз приходилось выскакивать им на чествование генералов! Мало ли их «проследует» за день на Тверскую
через площадь! Многие генералы издали махали
рукой часовому, что, мол, не надо вызванивать, но были и любители, особенно офицеры, только что произведенные в генералы, которые тешили свое сердце и нарочно лишний раз
проходили мимо гауптвахты, чтобы важно откозырять выстроившемуся караулу.
После перестройки Малкиеля дом Белосельских
прошел через много купеческих
рук. Еще Малкиель совершенно изменил фасад, и дом потерял вид старинного дворца. Со времени Малкиеля весь нижний этаж с зеркальными окнами занимал огромный магазин портного Корпуса, а бельэтаж — богатые квартиры. Внутренность роскошных зал была сохранена. Осталась и беломраморная лестница, и выходивший на парадный двор подъезд, еще помнивший возок Марии Волконской.
Захватив с собой топор, Родион Потапыч спустился один в шахту. В последний раз он полюбовался открытой жилой, а потом поднялся к штольне. Здесь он
прошел к выходу в Балчуговку и подрубил стойки, то же самое сделал в нескольких местах посредине и у самой шахты, где входила рудная вода. Земля быстро обсыпалась, преграждая путь стекавшей по штольне воде. Кончив эту работу, старик спокойно поднялся наверх и
через полчаса вел Матюшку на Фотьянку, чтобы там передать его в
руки правосудия.
Смиренный заболотский инок повел скитниц так называемыми «волчьими тропами», прямо
через Чистое болото, где дорога пролегала только зимой. Верст двадцать пришлось идти мочежинами, чуть не по колена в воде. В особенно топких местах были проложены неизвестною доброю
рукой тоненькие жердочки, но пробираться по ним было еще труднее, чем идти прямо болотом. Молодые девицы еще
проходили, а мать Енафа раз десять совсем было «огрузла», так что инок Кирилл должен был ее вытаскивать.
Они прибежали в контору.
Через темный коридор Вася провел свою приятельницу к лестнице наверх, где помещался заводский архив. Нюрочка здесь никогда не бывала и остановилась в нерешительности, но Вася уже тащил ее за
руку по лестнице вверх. Дети
прошли какой-то темный коридор, где стояла поломанная мебель, и очутились, наконец, в большой низкой комнате, уставленной по стенам шкафами с связками бумаг. Все здесь было покрыто толстым слоем пыли, как и следует быть настоящему архиву.
Замечательно, что, сколько Горизонт после этого ни встречал женщин,-а
прошло их
через его
руки несколько сотен, — это чувство отвращения и мужского презрения к ним никогда не покидало его.
Получив подаяние, она
сошла с моста и подошла к ярко освещенным окнам одного магазина. Тут она принялась считать свою добычу; я стоял в десяти шагах. Денег в
руке ее было уже довольно; видно, что она с самого утра просила. Зажав их в
руке, она перешла
через улицу и вошла в мелочную лавочку. Я тотчас же подошел к дверям лавочки, отворенным настежь, и смотрел: что она там будет делать?
Через минуту в комнату вошел средних лет мужчина, точь-в-точь Осип Иваныч, каким я знал его в ту пору, когда он был еще мелким прасолом. Те же ласковые голубые глаза, та же приятнейшая улыбка, те же вьющиеся каштановые с легкою проседию волоса. Вся разница в том, что Осип Иваныч
ходил в сибирке, а Николай Осипыч носит пиджак. Войдя в комнату, Николай Осипыч помолился и подошел к отцу, к
руке. Осип Иваныч отрекомендовал нас друг другу.
Заложив
руки за спину, Павел медленно
ходил по комнате, перешагивая
через книги и белье, валявшееся на полу, говорил угрюмо...
Около средних ворот, с ключами в
руках,
ходил молодцеватый унтер-офицер Карпенко. Он представлял гораздо более строгого блюстителя порядка, чем его офицер, и нелегко было никому попасть за его пост, так что даже пробежавшую
через платформу собаку он сильно пихнул ногой, проговоря: «Э, черт, бегает тут! Дьявол!» К гауптвахте между тем подъехала карета с опущенными шторами. Соскочивший с задка ливрейный лакей сбегал сначала к смотрителю, потом подошел было к унтер-офицеру и проговорил...
Через несколько минут Калинович увидел, что она
ходила по зале под
руку с одутловатым, толстым гусарским офицером, что-то много ему говорила, по временам улыбалась и кидала лукавые взгляды. На все это тот отвечал ей самодовольной улыбкой.
И тут: придет посторонний проситель, подаст, полусогнувшись, с жалкой улыбкой, бумагу — мастер возьмет, едва дотронется до нее пером и передаст другому, тот бросит ее в массу тысяч других бумаг, — но она не затеряется: заклейменная нумером и числом, она
пройдет невредимо
через двадцать
рук, плодясь и производя себе подобных.
Один, сунув мне в
руку книгу, сказал: «Передайте вон ему»; другой,
проходя мимо меня, сказал: «Пустите-ка, батюшка»; третий, перелезая
через лавку, уперся на мое плечо, как на скамейку.
Я приспособил сотрудничать небольшого чиновника из канцелярии обер-полицмейстера,
через руки которого
проходили к начальству все экстренные телеграммы и доклады приставов о происшествиях.
Жихарев обиженно принимается за работу. Он лучший мастер, может писать лица по-византийски, по-фряжски и «живописно», итальянской манерой. Принимая заказы на иконостасы, Ларионыч советуется с ним, — он тонкий знаток иконописных подлинников, все дорогие копии чудотворных икон — Феодоровской, Смоленской, Казанской и других —
проходят через его
руки. Но, роясь в подлинниках, он громко ворчит...
Она приехала в Парашино нарочно вечером, оставила свою коляску у околицы, а сама с горничной и лакеем, никем не узнанная (да ее мало и знали),
прошла до господского двора и
через задние ворота пробралась до самого флигеля, из которого неслись крик, песни и хохот, и твердою
рукой отворила дверь…
Хорунжий откланялся, пожал
руку Оленину и вышел. Покуда собирался Оленин, он слышал повелительный и толковый голос хорунжего, отдававшего приказания домашним. А
через несколько минут Оленин видел, как хорунжий в засученных до колен штанах и в оборванном бешмете, с сетью на плече
прошел мимо его окна.
Вы можете себе представить, сколько разных дел
прошло в продолжение сорока пяти лет
через его
руки, и никогда никакое дело не вывело Осипа Евсеича из себя, не привело в негодование, не лишило веселого расположения духа; он отроду не переходил мысленно от делопроизводства на бумаге к действительному существованию обстоятельств и лиц; он на дела смотрел как-то отвлеченно, как на сцепление большого числа отношений, сообщений, рапортов и запросов, в известном порядке расположенных и по известным правилам разросшихся; продолжая дело в своем столе или сообщая ему движение, как говорят романтики-столоначальники, он имел в виду, само собою разумеется, одну очистку своего стола и оканчивал дело у себя как удобнее было: справкой в Красноярске, которая не могла ближе двух лет возвратиться, или заготовлением окончательного решения, или — это он любил всего больше — пересылкою дела в другую канцелярию, где уже другой столоначальник оканчивал по тем же правилам этот гранпасьянс; он до того был беспристрастен, что вовсе не думал, например, что могут быть лица, которые пойдут по миру прежде, нежели воротится справка из Красноярска, — Фемида должна быть слепа…
Много
прошло времени с этого решительного момента,
через мои
руки прошло немало денег, но никогда они не были мне так дороги, как именно эти тридцать рублей.
В одно непрекрасное утро я свернул в трубочку свой роман и отправился к Ивану Иванычу. Та же контора, тот же старичок секретарь и то же стереотипное приглашение зайти за ответом «недельки
через две». Я был уверен в успехе и не волновался особенно. «Недельки»
прошли быстро. Ответ я получил лично от самого Ивана Иваныча. Он вынес «объемистую рукопись», по привычке, как купец, взвесил ее на
руке и изрек...
Хозяин мой взял у него эту шинель из
рук и молча указал ему на мою студенческую шинель; я торопливо накинул ее на плечи, и мы вышли,
прошли через двор и остановились у двери, обитой уже не зеленою сияющею клеенкой, а темным, толстым, серым сукном.
— Вот я это-то и думаю, Марфа Петровна: ведь у Михалки с Архипом и денег сроду своих не бывало, отец их не потачит деньгами-то. А что приисковые-то расчеты, так ведь сам отец их подсчитывает,
через его
руки всякая копеечка
проходит.
А потом давай их учить на
руках ходить, — прошелся сам и показал им секрет, как можно скоро выучиться, становясь на
руки около стенки, и забрасывать ноги
через голову на стенку…
Но в это время глаза мельника устремляются на плотину — и он цепенеет от ужаса: плотины как не бывало; вода гуляет
через все снасти… Вот тебе и мастак-работник, вот тебе и парень на все
руки! Со всем тем, боже сохрани, если недовольный хозяин начнет упрекать Акима: Аким ничего, правда, не скажет в ответ, но уж зато с этой минуты бросает работу,
ходит как словно обиженный, живет как вон глядит; там кочергу швырнет, здесь ногой пихнет, с хозяином и хозяйкой слова не молвит, да вдруг и перешел в другой дом.
Астров(пожав плечами). Не знаю. Должно быть, никак. Я дал бы ей понять, что полюбить ее не могу… да и не тем моя голова занята. Как-никак, а если ехать, то уже пора. Прощайте, голубушка, а то мы так до утра не кончим. (Пожимает
руку.) Я
пройду через гостиную, если позволите, а то боюсь, как бы ваш дядя меня не задержал. (Уходит.)
Вот ты глядишь на меня с иронией, и все, что я говорю, тебе кажется несерьезным, и… и, быть может, это в самом деле чудачество, но когда я
прохожу мимо крестьянских лесов, которые я спас от порубки, или когда я слышу, как шумит мой молодой лес, посаженный моими
руками, я сознаю, что климат немножко и в моей власти и что если
через тысячу лет человек будет счастлив, то в этом немножко буду виноват и я.
Все это произошло так скоро, что, когда Долинский с Бобкой на
руках проходил через кухню, кухарка еще не кончила песню про любовничка — канцелярского чиновничка и рассказывала, как она.
— Да, конечно, можно, — отвечала Анна Михайловна. Проводив Долинского до дверей, она вернулась и стала у окна.
Через минуту на улице показался Долинский. Он вышел на середину мостовой, сделал шаг и остановился в раздумье; потом перешагнул еще раз и опять остановился и вынул из кармана платок. Ветер рванул у него из
рук этот платок и покатил его по улице. Долинский как бы не заметил этого и тихо побрел далее. Анна Михайловна еще часа два
ходила по своей комнате и говорила себе...
Через минуту я уже был за воротами и шел в город, чтобы объясниться с отцом. Было грязно, скользко, холодно. В первый раз после свадьбы мне стало грустно, и в мозгу моем, утомленном этим длинным серым днем, промелькнула мысль, что, быть может, я живу не так, как надо. Я утомился, мало-помалу мною овладели слабодушие, лень, не хотелось двигаться, соображать, и,
пройдя немного, я махнул
рукой и вернулся назад.
Здесь он узнал, что Жуквич уже пришел и сидел с Еленой в гостиной, куда князь,
проходя через залу, увидел в зеркало, что Жуквич читает какое-то письмо, а Елена очень внимательно слушает его; но едва только она услыхала шаги князя, как стремительно сделала Жуквичу знак
рукою, и тот сейчас же после того спрятал письмо.
Он имел видное и очень ответственное место;
через его
руки проходило много денег, — и знаете ли, он так любил меня и дочь, что, когда требовалась какая-нибудь очень большая сумма для поддержания достоинства нашей фамилии или просто даже для наших прихотей, он… не знал различия между своими и казенными деньгами.
Пройдя через две небольшие комнаты, хозяйка отворила потихоньку дверь в светлый и даже с некоторой роскошью убранный покой. На высокой кровати, с ситцевым пологом, сидел, облокотясь одной
рукой на столик, поставленный у самого изголовья, бледный и худой, как тень, Рославлев. Подле него старик, с седою бородою, читал с большим вниманием толстую книгу в черном кожаном переплете. В ту самую минуту, как Зарецкой показался в дверях, старик произнес вполголоса: «Житие преподобного отца нашего…»
Радость Урманова казалась мне великодушной и прекрасной… В тот же день под вечер я догнал их обоих в лиственничной аллее, вернувшись из Москвы по железной дороге. Они шли под
руку. Он говорил ей что-то, наклоняясь, а она слушала с радостным и озаренным лицом. Она взглянула на меня приветливо, но не удерживала, когда я, раскланявшись, обогнал их. Мне показалось, что я
прошел через какое-то светлое облако, и долго еще чувствовал легкое волнение от чужого, не совсем понятного мне счастья.
Чтобы пробраться в подвальный этаж белого угольного дома, надобно было
пройти через двор, переполненный всякого рода зловониями, мусором, грязью, и спуститься ступеней десять вниз, что сделав, Бегушев очутился в совершенной темноте и, схватив наугад первую попавшуюся ему под
руку скобку, дернул дверь к себе.