Неточные совпадения
К утру
бред прошел; с час она лежала неподвижная, бледная и
в такой слабости, что едва можно было заметить, что она дышит; потом ей стало лучше, и она начала говорить, только
как вы думаете, о чем?..
Она
сходила, вернулась, а на другой день слегла
в жару и
бреду; непогода и вечерняя изморось сразила ее двухсторонним воспалением легких,
как сказал городской врач, вызванный добросердной рассказчицей.
— Да
как же мог ты выйти, коли не
в бреду? — разгорячился вдруг Разумихин. — Зачем вышел? Для чего?.. И почему именно тайком? Ну был ли
в тебе тогда здравый смысл? Теперь, когда вся опасность
прошла, я уж прямо тебе говорю!
Ночью я плохо спал. Почему-то все время меня беспокоила одна и та же мысль: правильно ли мы идем? А вдруг мы пошли не по тому ключику и заблудились! Я долго ворочался с боку на бок, наконец поднялся и подошел к огню. У костра сидя спал Дерсу. Около него лежали две собаки. Одна из них что-то видела во сне и тихонько лаяла. Дерсу тоже о чем-то
бредил. Услышав мои шаги, он спросонья громко спросил: «
Какой люди
ходи?» — и тотчас снова погрузился
в сон.
Но Марья Петровна уже вскочила и выбежала из комнаты. Сенечка
побрел к себе, уныло размышляя по дороге, за что его наказал бог, что он ни под
каким видом на маменьку потрафить не может. Однако Марья Петровна скоро обдумалась и послала девку Палашку спросить"у этого, прости господи, черта", чего ему нужно. Палашка воротилась и доложила, что Семен Иваныч
в баньку желают
сходить.
— Да, конечно, можно, — отвечала Анна Михайловна. Проводив Долинского до дверей, она вернулась и стала у окна. Через минуту на улице показался Долинский. Он вышел на середину мостовой, сделал шаг и остановился
в раздумье; потом перешагнул еще раз и опять остановился и вынул из кармана платок. Ветер рванул у него из рук этот платок и покатил его по улице. Долинский
как бы не заметил этого и тихо
побрел далее. Анна Михайловна еще часа два
ходила по своей комнате и говорила себе...
Яша с блаженной улыбкой открыл крышку деревянного ящичка, на дне которого бойко совался из угла
в угол таракан-прусак; спрятав свои часы за пазуху, Яша взмахнул палкой и какой-то особенной бессмысленной походкой,
какой ходят только одни сумасшедшие,
побрел в здание фабрики, продолжая бормотать свою прежнюю фразу...
Вниз по горе тишина делалась еще заметнее; тут исчезли уже почти все признаки ярмарки; кое-где разве попадался воз непроданного сена и его хозяин, недовольное лицо которого оживлялось всякий раз,
как кто-нибудь
проходил мимо, или встречалась ватага подгулявших мужиков и баб, которые, обнявшись крепко-накрепко,
брели, покачиваясь из стороны
в сторону и горланя несвязную песню.
Цена его слов известна мне была, а обидели они меня
в тот час. Власий — человек древний, уже едва ноги передвигал,
в коленях они у него изогнуты,
ходит всегда
как по жёрдочке, качаясь весь, зубов во рту — ни одного, лицо тёмное и словно тряпка старая, смотрят из неё безумные глаза. Ангел смерти Власия тоже древен был — не мог поднять руку на старца, а уже разума лишался человек: за некоторое время до смерти Ларионовой овладел им
бред.
Зажили мы с ней,
как в сладком
бреду. Дело я делаю спустя рукава, ничего не вижу и видеть не хочу, тороплюсь всегда домой, к жене; по полю гуляем с нею,
ходим в лес.
— Нет никого; я один… ничего, пусть! теперь лучше… хорошо мне теперь! — говорил Ордынов, будто
в бреду. Комната
как будто
ходила кругом него.
Недель через шесть Анатоль выздоравливал
в лазарете от раны, но история с пленными не
проходила так скоро. Все время своей болезни он
бредил о каких-то голубых глазах, которые на него смотрели
в то время,
как капитан командовал: «Вторая ширинга, вперед!» Больной спрашивал, где этот человек, просил его привести, — он хотел ему что-то объяснить, и потом повторял слова Федосеева: «
Как поляки живучи!»
Прошло года полтора. Как-то весною, после Святой, фельдшер, давно уже уволенный из больницы и ходивший без места, поздно вечером вышел
в Репине из трактира и
побрел по улице без всякой цели.
Два целых дня
ходил я
как в чаду
И спрашивал себя
в недоуменье:
«
Как средство я спасти ее найду?
Откуда взять возможность и уменье?»
Так иногда лежащего
в бредуЗадачи темной мучит разрешенье.
Я повторял: «Спасу ее — но
как?
О, если б дать она могла мне знак...
Быть может, ему было грустно и не хотелось уходить от красавицы и весеннего вечера
в душный вагон, или, быть может, ему,
как и мне, было безотчетно жаль и красавицы, и себя, и меня, и всех пассажиров, которые вяло и нехотя
брели к своим вагонам.
Проходя мимо станционного окна, за которым около своего аппарата сидел бледный рыжеволосый телеграфист с высокими кудрями и полинявшим скуластым лицом, офицер вздохнул и сказал...