Неточные совпадения
Среди этой общей тревоги об шельме Анельке совсем позабыли. Видя, что
дело ее не выгорело, она под шумок снова переехала в свой заезжий дом, как будто
за ней никаких пакостей и не водилось, а паны Кшепшицюльский и Пшекшицюльский
завели кондитерскую и стали торговать в ней печатными пряниками. Оставалась одна Толстопятая Дунька, но с нею совладать было решительно невозможно.
Решено было, что Левин поедет с Натали в концерт и на публичное заседание, а оттуда карету пришлют в контору
за Арсением, и он заедет
за ней и
свезет ее к Кити; или же, если он не кончит
дел, то пришлет карету, и Левин поедет с нею.
Весь
день этот,
за исключением поездки к Вильсон, которая заняла у нее два часа, Анна
провела в сомнениях о том, всё ли кончено или есть надежда примирения и надо ли ей сейчас уехать или еще раз увидать его. Она ждала его целый
день и вечером, уходя в свою комнату, приказав передать ему, что у нее голова болит, загадала себе: «если он придет, несмотря на слова горничной, то, значит, он еще любит. Если же нет, то, значит, всё конечно, и тогда я решу, что мне делать!..»
Оставшись одна, Долли помолилась Богу и легла в постель. Ей всею душой было жалко Анну в то время, как она говорила с ней; но теперь она не могла себя заставить думать о ней. Воспоминания о доме и детях с особенною, новою для нее прелестью, в каком-то новом сиянии возникали в ее воображении. Этот ее мир показался ей теперь так дорог и мил, что она ни
за что не хотела вне его
провести лишний
день и решила, что завтра непременно уедет.
Нет
дня и часа, когда бы я не думала и не упрекала себя
за то, что думаю… потому что мысли об этом могут с ума
свести.
— Ты слишком уже подчеркиваешь свою нежность, чтоб я очень ценила, — сказала она тем же шуточным тоном, невольно прислушиваясь к звукам шагов Вронского, шедшего
за ними. «Но что мне
за дело?» подумала она и стала спрашивать у мужа, как без нее
проводил время Сережа.
— Да никакого толку не добьетесь, — сказал проводник, — у нас бестолковщина. У нас всем, изволите видеть, распоряжается комиссия построения, отрывает всех от
дела, посылает куды угодно. Только и выгодно у нас, что в комиссии построения. — Он, как видно, был недоволен на комиссию построенья. — У нас так заведено, что все
водят за нос барина. Он думает, что всё-с как следует, а ведь это названье только одно.
Ей-<ей>,
дело не в этом имуществе, из-за которого спорят и режут друг друга люди, точно как можно
завести благоустройство в здешней жизни, не помысливши о другой жизни.
Сомненья нет: увы! Евгений
В Татьяну, как дитя, влюблен;
В тоске любовных помышлений
И
день и ночь
проводит он.
Ума не внемля строгим пеням,
К ее крыльцу, стеклянным сеням
Он подъезжает каждый
день;
За ней он гонится, как тень;
Он счастлив, если ей накинет
Боа пушистый на плечо,
Или коснется горячо
Ее руки, или раздвинет
Пред нею пестрый полк ливрей,
Или платок подымет ей.
Кудряш. Да что: Ваня! Я знаю, что я Ваня. А вы идите своей дорогой, вот и все.
Заведи себе сам, да и гуляй себе с ней, и никому до тебя
дела нет. А чужих не трогай! У нас так не водится, а то парни ноги переломают. Я
за свою… да я и не знаю, что сделаю! Горло перерву!
Чижа захлопнула злодейка-западня:
Бедняжка в ней и рвался, и метался,
А Голубь молодой над ним же издевался.
«Не стыдно ль», говорит: «средь бела
дняПопался!
Не
провели бы так меня:
За это я ручаюсь смело».
Ан смотришь, тут же сам запутался в силок.
И
дело!
Вперёд чужой беде не смейся, Голубок.
Сосед ему протягивает лапу,
И, слово-за-слово, знакомятся они,
Потом дружатся,
Потом не могут уж расстаться
И целые
проводят вместе
дни.
Что прикажете?
День я кончил так же беспутно, как и начал. Мы отужинали у Аринушки. Зурин поминутно мне подливал, повторяя, что надобно к службе привыкать. Встав из-за стола, я чуть держался на ногах; в полночь Зурин
отвез меня в трактир.
Императрица сидела
за своим туалетом. Несколько придворных окружали ее и почтительно пропустили Марью Ивановну. Государыня ласково к ней обратилась, и Марья Ивановна узнала в ней ту даму, с которой так откровенно изъяснялась она несколько минут тому назад. Государыня подозвала ее и сказала с улыбкою: «Я рада, что могла сдержать вам свое слово и исполнить вашу просьбу.
Дело ваше кончено. Я убеждена в невинности вашего жениха. Вот письмо, которое сами потрудитесь
отвезти к будущему свекру».
Я не старалась, бог нас
свел.
Смотрите, дружбу всех он в доме приобрел:
При батюшке три года служит,
Тот часто бе́з толку сердит,
А он безмолвием его обезоружит,
От доброты души простит.
И между прочим,
Веселостей искать бы мог;
Ничуть: от старичков не ступит
за порог;
Мы ре́звимся, хохочем,
Он с ними целый
день засядет, рад не рад,
Играет…
Варвара никогда не говорила с ним в таком тоне; он был уверен, что она смотрит на него все еще так, как смотрела, будучи девицей. Когда же и почему изменился ее взгляд? Он вспомнил, что
за несколько недель до этого
дня жена,
проводив гостей, устало позевнув, спросила...
— Вы, по обыкновению, глумитесь, Харламов, — печально, однако как будто и сердито сказал хозяин. — Вы — запоздалый нигилист, вот кто вы, — добавил он и пригласил ужинать, но Елена отказалась. Самгин пошел
провожать ее. Было уже поздно и пустынно, город глухо ворчал, засыпая. Нагретые
за день дома, остывая, дышали тяжелыми запахами из каждых ворот. На одной улице луна освещала только верхние этажи домов на левой стороне, а в следующей улице только мостовую, и это раздражало Самгина.
— Собаки, негры, — жаль, чертей нет, а то бы и чертей
возили, — сказал Бердников и засмеялся своим странным, фыркающим смехом. — Некоторые изображают себя страшными, ну, а
за страх как раз надобно прибавить. Тут в этом
деле пущена такая либертэ, что уже моралитэ — места нету!
— Не бойся
за меня, — успокоивала она, — ma tante уехала на целый
день; дома только няня знает, что меня нет, да Катя.
Проводи меня.
Тогда-то свыше вдохновенный
Раздался звучный глас Петра:
«
За дело, с богом!» Из шатра,
Толпой любимцев окруженный,
Выходит Петр. Его глаза
Сияют. Лик его ужасен.
Движенья быстры. Он прекрасен,
Он весь, как божия гроза.
Идет. Ему коня подводят.
Ретив и смирен верный конь.
Почуя роковой огонь,
Дрожит. Глазами косо
водитИ мчится в прахе боевом,
Гордясь могущим седоком.
Все, бывало, дергают
за уши Васюкова: «Пошел прочь, дурак, дубина!» — только и слышит он. Лишь Райский глядит на него с умилением, потому только, что Васюков, ни к чему не внимательный, сонный, вялый, даже у всеми любимого русского учителя не выучивший никогда ни одного урока, — каждый
день после обеда брал свою скрипку и, положив на нее подбородок,
водил смычком, забывая школу, учителей, щелчки.
Никогда — ни упрека, ни слезы, ни взгляда удивления или оскорбления
за то, что он прежде был не тот, что завтра будет опять иной, чем сегодня, что она
проводит дни оставленная, забытая, в страшном одиночестве.
Я вспыхнул и окончательно объявил, что мне низко получать жалованье
за скандальные рассказы о том, как я
провожал два хвоста к институтам, что я не потешать его нанялся, а заниматься
делом, а когда
дела нет, то надо покончить и т. д., и т. д.
Кучера, несмотря на водку, решительно объявили, что
день чересчур жарок и дальше ехать кругом всей горы нет возможности. Что с ними делать: браниться? — не поможет.
Заводить процесс
за десять шиллингов — выиграешь только десять шиллингов, а кругом Льва все-таки не поедешь. Мы велели той же дорогой ехать домой.
Засвистали всех наверх, поднялась возня, шум: «Спускать шлюпку!
завозить верпы!» — только и слышалось. Офицеры, кто спал, кто читал или писал, — все принялись
за дело.
От этого сегодня вы обедаете в обществе двадцати человек, невольно
заводите знакомство, иногда успеет зародиться, в течение нескольких
дней, симпатия; каждый
день вы с большим удовольствием спешите свидеться,
за столом или в общей прогулке, с новым и неожиданным приятелем.
Голландский доктор настаивал, чтоб мы непременно посетили его на другой
день, и объявил, что сам поедет
проводить нас миль
за десять и
завезет в гости к приятелю своему, фермеру.
Мимоходом съел высиженного паром цыпленка, внес фунт стерлингов в пользу бедных. После того, покойный сознанием, что он прожил
день по всем удобствам, что видел много замечательного, что у него есть дюк и паровые цыплята, что он выгодно продал на бирже партию бумажных одеял, а в парламенте свой голос, он садится обедать и, встав из-за стола не совсем твердо, вешает к шкафу и бюро неотпираемые замки, снимает с себя машинкой сапоги,
заводит будильник и ложится спать. Вся машина засыпает.
2) Весь
день накануне и всю последнюю перед смертью ночь Смельков
провел с проституткой Любкой (Екатериной Масловой) в доме терпимости и в гостинице «Мавритания», куда, по поручению Смелькова и в отсутствии его, Екатерина Маслова приезжала из дома терпимости
за деньгами, кои достала из чемодана Смелькова, отомкнув его данным ей Смельковым ключом, в присутствии коридорной прислуги гостиницы «Мавритании» Евфимии Бочковой и Симона Картинкина.
— Ну, брат, не ври, меня не
проведешь, боишься родителя-то? А я тебе скажу, что совершенно напрасно. Мне все равно, какие у вас там
дела, а только старик даже рад будет. Ей-богу… Мы прямо на маменькину половину пройдем. Ну, так едешь, что ли? Я на своей лошади
за тобой приехал.
Половодов опять взял гостя
за локоть и осторожно, как больного,
провел в свой кабинет — потолковать о
деле.
— Ах, это вы!.. — удивлялся каждый раз Ляховский и, схватившись
за голову, начинал причитать каким-то бабьим голосом: — Опять жилы из меня тянуть… Уморить меня хотите, да, уморить… О, вы меня
сведете с ума с этим проклятым
делом! Непременно
сведете… я чувствую, что у меня в голове уже образовалась пустота.
Смердяков бросился
за водой. Старика наконец
раздели, снесли в спальню и уложили в постель. Голову обвязали ему мокрым полотенцем. Ослабев от коньяку, от сильных ощущений и от побоев, он мигом, только что коснулся подушки,
завел глаза и забылся. Иван Федорович и Алеша вернулись в залу. Смердяков выносил черепки разбитой вазы, а Григорий стоял у стола, мрачно потупившись.
За день стрелки исправили поломки у нарт, удэгейские женщины починили унты и одежду. Чтобы облегчить людей, я нанял двух человек с нартами и собаками
проводить нас до следующего стойбища.
— А! (Он снял картуз, величественно
провел рукою по густым, туго завитым волосам, начинавшимся почти у самых бровей, и, с достоинством посмотрев кругом, бережно прикрыл опять свою драгоценную голову.) А я было совсем и позабыл. Притом, вишь, дождик! (Он опять зевнул.)
Дела пропасть:
за всем не усмотришь, а тот еще бранится. Мы завтра едем…
Следующие 3
дня провели за починкой обуви. Прежде всего я позаботился доставить продовольствие Н.А. Пальчевскому, который собирал растения в окрестностях бухты Терней. На наше счастье, в устье Тютихе мы застали большую парусную лодку, которая шла на север. Дерсу уговорил хозяина ее, маньчжура Хэй Бат-су [Хэй-ба-тоу — черный лодочник.], зайти в бухту Терней и передать Н.А. Пальчевскому письма и 2 ящика с грузом.
Дня за два до моего отхода Чжан Бао пришел ко мне проститься. Неотложные
дела требовали его личного присутствия на реке Такеме. Он распорядился назначить 2 китайцев, которые должны были
проводить меня до Сихотэ-Алиня, возвратиться обратно другой дорогой и сообщить ему о том, что они в пути увидят.
Но у Дмитрия Сергеича пока еще нет ничего; стало быть, с ним можно
водить дружбу только
за его достоинства, то есть
за ум, то есть
за основательность, расчетливость, умение вести свои
дела.
Тут староста уж пошел извиняться в дурном приеме, говоря, что во всем виноват канцлер, что ему следовало бы дать знать
дня за два, тогда бы все было иное, можно бы достать и музыку, а главное, — что тогда встретили бы меня и
проводили ружейным залпом. Я чуть не сказал ему a la Louis-Philippe: «Помилуйте… да что же случилось? Одним крестьянином только больше в Шателе!»
— Ну, вот видите, — сказал мне Парфений, кладя палец
за губу и растягивая себе рот, зацепивши им
за щеку, одна из его любимых игрушек. — Вы человек умный и начитанный, ну, а старого воробья на мякине вам не
провести. У вас тут что-то неладно; так вы, коли уже пожаловали ко мне, лучше расскажите мне ваше
дело по совести, как на духу. Ну, я тогда прямо вам и скажу, что можно и чего нельзя, во всяком случае, совет дам не к худу.
Мне разом сделалось грустно и весело; выходя из-за университетских ворот, я чувствовал, что не так выхожу, как вчера, как всякий
день; я отчуждался от университета, от этого общего родительского дома, в котором
провел так юно-хорошо четыре года; а с другой стороны, меня тешило чувство признанного совершеннолетия, и отчего же не признаться, и название кандидата, полученное сразу.
Дамы тоже молчали, но смотрели так страстно и долго на Гарибальди, что в нынешнем году, наверное, в Лондоне будет урожай детей с его чертами, а так как детей и теперь уж
водят в таких же красных рубашках, как у него, то
дело станет только
за плащом.
После этого он садился
за свой письменный стол, писал отписки и приказания в деревни,
сводил счеты, между
делом журил меня, принимал доктора, а главное — ссорился с своим камердинером.
Министерство внутренних
дел было тогда в припадке статистики; оно велело везде
завести комитеты и разослало такие программы, которые вряд возможно ли было бы исполнить где-нибудь в Бельгии или Швейцарии; при этом всякие вычурные таблицы с maximum и minimum, с средними числами и разными выводами из десятилетних сложностей (составленными по сведениям, которые
за год перед тем не собирались!), с нравственными отметками и метеорологическими замечаниями.
Не говоря уже о том, что эти люди «
за гордость» рано или поздно подставили бы мне ловушку, просто нет возможности
проводить несколько часов
дня с одними и теми же людьми, не перезнакомившись с ними.
В самом
деле, большей частию в это время немца при детях благодарят, дарят ему часы и отсылают; если он устал бродить с детьми по улицам и получать выговоры
за насморк и пятны на платьях, то немец при детях становится просто немцем,
заводит небольшую лавочку, продает прежним питомцам мундштуки из янтаря, одеколон, сигарки и делает другого рода тайные услуги им.
Прошло несколько
дней, унылых, однообразных, Бурмакин
сводил жену в театр. Давали «Гамлета». Милочку прежде всего удивило, что муж ведет ее не в ложу, а куда-то в места
за креслами. Затем Мочалов ей не понравился, и знаменитое «башмаков еще не износила», приведшее ее мужа в трепет (он даже толкнул ее локтем, когда трагик произносил эти слова), пропало совсем даром.
Время между чаем и ужином самое томительное. Матушка целый
день провела на ногах и, видимо, устала. Поэтому, чтоб занять старика, она устраивает нечто вроде домашнего концерта. Марья Андреевна садится
за старое фортепьяно и разыгрывает варьяции Черни. Гришу заставляют петь: «Я пойду-пойду косить…» Дедушка слушает благосклонно и выражает удовольствие.
— Срамник ты! — сказала она, когда они воротились в свой угол. И Павел понял, что с этой минуты согласной их жизни наступил бесповоротный конец. Целые
дни молча
проводила Мавруша в каморке, и не только не садилась около мужа во время его работы, но на все его вопросы отвечала нехотя, лишь бы отвязаться. Никакого просвета в будущем не предвиделось; даже представить себе Павел не мог, чем все это кончится. Попытался было он попросить «барина» вступиться
за него, но отец, по обыкновению, уклонился.
Я не следил, конечно,
за сущностью этих
дел, да и впоследствии узнал об них только то, что большая часть была ведена бесплодно и стоила матушке немалых расходов. Впрочем, сущность эта и не нужна здесь, потому что я упоминаю о
делах только потому, что они определяли характер
дня, который мы
проводили в Заболотье. Расскажу этот
день по порядку.