Неточные совпадения
Скосить и сжать рожь и овес и
свезти, докосить луга, передвоить
пар, обмолотить семена и посеять озимое — всё это кажется просто и обыкновенно; а чтобы успеть сделать всё это, надо, чтобы от старого до малого все деревенские люди работали не переставая в эти три-четыре недели втрое больше, чем обыкновенно, питаясь квасом, луком и черным хлебом, молотя и
возя снопы по ночам и отдавая сну не более двух-трех часов в сутки. И каждый год это делается по всей России.
Левина уже не поражало теперь, как в первое время его жизни в Москве, что для переезда с Воздвиженки на Сивцев Вражек нужно было запрягать в тяжелую карету
пару сильных лошадей,
провезти эту карету по снежному месиву четверть версты и стоять там четыре часа, заплатив за это пять рублей. Теперь уже это казалось ему натурально.
Рубашки чистой Кузьма не догадался оставить, и, получив приказанье всё уложить и
свезти к Щербацким, от которых в нынешний же вечер уезжали молодые, он так и сделал, уложив всё, кроме фрачной
пары.
Уже сукна купил он себе такого, какого не носила вся губерния, и с этих пор стал держаться более коричневых и красноватых цветов с искрою; уже приобрел он отличную
пару и сам держал одну вожжу, заставляя пристяжную виться кольцом; уже
завел он обычай вытираться губкой, намоченной в воде, смешанной с одеколоном; уже покупал он весьма недешево какое-то мыло для сообщения гладкости коже, уже…
Десять дней «Секрет» выгружал чесучу, кофе и чай, одиннадцатый день команда
провела на берегу, в отдыхе и винных
парах; на двенадцатый день Грэй глухо затосковал, без всякой причины, не понимая тоски.
Трифонов часа два
возил Самгиных по раскаленным улицам в шикарнейшей коляске, запряженной
парою очень тяжелых, ленивых лошадей, обильно потел розовым потом и, часто вытирая голое лицо кастрата надушенным платком, рассказывал о достопримечательностях Астрахани тоже клетчатыми, как его костюм, серенькими и белыми словами; звучали они одинаково живо.
Илья Ильич
завел даже
пару лошадей, но, из свойственной ему осторожности, таких, что они только после третьего кнута трогались от крыльца, а при первом и втором ударе одна лошадь пошатнется и ступит в сторону, потом вторая лошадь пошатнется и ступит в сторону, потом уже, вытянув напряженно шею, спину и хвост, двинутся они разом и побегут, кивая головами. На них
возили Ваню на ту сторону Невы, в гимназию, да хозяйка ездила за разными покупками.
Он вместо пяти получал уже от семи до десяти тысяч рублей ассигнациями дохода; тогда и жизнь его приняла другие, более широкие размеры. Он нанял квартиру побольше, прибавил к своему штату еще повара и
завел было
пару лошадей.
Уже Захар глубокомысленно доказывал, что довольно заказать и одну
пару сапог, а под другую подкинуть подметки. Обломов купил одеяло, шерстяную фуфайку, дорожный несессер, хотел — мешок для провизии, но десять человек сказали, что за границей провизии не
возят.
Мы вдвоем с Савичем, взяв Вандика, отправились в Саймонстоун на
паре, в той же карете, которая
возила нас по колонии.
Мимоходом съел высиженного
паром цыпленка, внес фунт стерлингов в пользу бедных. После того, покойный сознанием, что он прожил день по всем удобствам, что видел много замечательного, что у него есть дюк и паровые цыплята, что он выгодно продал на бирже партию бумажных одеял, а в парламенте свой голос, он садится обедать и, встав из-за стола не совсем твердо, вешает к шкафу и бюро неотпираемые замки, снимает с себя машинкой сапоги,
заводит будильник и ложится спать. Вся машина засыпает.
Крепкие недоуздки с железными кольцами, торбы и путы, ковочный инструмент и гвозди, запас подков (по три
пары на каждого коня) и колокольчик для передовой лошади, которая на пастбище
водит весь табун за собой, дополняли конское снаряжение.
Одним (исключительно, впрочем, семейным и служившим во дворе, а не в горнице) дозволяли держать корову и
пару овец на барском корму,
отводили крошечный огород под овощи и отсыпали на каждую душу известную пропорцию муки и круп.
Ну, конечно, жертвовали, кто чем мог, стараясь лично передать подаяние. Для этого сами жертвователи
отвозили иногда воза по тюрьмам, а одиночная беднота с
парой калачей или испеченной дома булкой поджидала на Садовой, по пути следования партии, и, прорвавшись сквозь цепь, совала в руки арестантам свой трудовой кусок, получая иногда затрещины от солдат.
Только раз в неделю, в воскресенье, слуги
сводили старуху по беломраморной лестнице и усаживали в запряженную шестеркой старых рысаков карету, которой правил старик кучер, а на запятках стояли два ветхих лакея в шитых ливреях, и на левой лошади передней
пары мотался верхом форейтор, из конюшенных «мальчиков», тоже лет шестидесяти.
Серафима по-своему мечтала о будущем этого клочка земли: у них будет свой маленький садик, где она будет гулять с ребенком, потом она
заведет полное хозяйство, чтобы дома все было свое, на мельничном пруду будет плавать
пара лебедей и т. д.
Продрогнув на снегу, чувствуя, что обморозил уши, я собрал западни и клетки, перелез через забор в дедов сад и пошел домой, — ворота на улицу были открыты, огромный мужик
сводил со двора тройку лошадей, запряженных в большие крытые сани, лошади густо курились
паром, мужик весело посвистывал, — у меня дрогнуло сердце.
Не успели
проводить Яшу на промысла, как накатилась новая беда. Раз вечером кто-то осторожно постучал в окно. Устинья Марковна выглянула в окно и даже ахнула: перед воротами стояла чья-то «долгушка», заложенная
парой, а под окном расхаживал Мыльников с кнутиком.
Родион Потапыч
проводил нового начальника до выхода из корпуса и долго стоял на пороге,
провожая глазами знакомую
пару раскормленных господских лошадей.
Одна из девиц, красная, толстая и басистая, у которой всего-навсего были в лице только
пара красных щек, из которых смешно выглядывал намек на вздернутый нос и поблескивала из глубины
пара черных изюминок-глазок, все время рассматривала Любку с ног до головы, точно сквозь воображаемый лорнет,
водя по ней ничего не говорящим, но презрительным взглядом.
Мать, которая все свободное время от посещенья гостей и хозяйственных забот
проводила около меня, сейчас достала мне клетку с птичками и
пару ручных голубей, которые ночевали под моей кроваткой.
Когда Калинович, облекшись предварительно тоже в новое и очень хорошее белье, надел фрачную
пару с высокоприличным при ней жилетом, то, посмотревшись в зеркало, почувствовал себя, без преувеличения, как бы обновленным человеком; самый опытный глаз, при этой наружности, не заметил бы в нем ничего провинциального: довольно уже редкие волосы, бледного цвета, с желтоватым отливом лицо; худощавый, стройный стан; приличные манеры — словом, как будто с детских еще лет
водили его в живописных кафтанчиках гулять по Невскому, учили потом танцевать чрез посредство какого-нибудь мсье Пьеро, а потом отдали в университет не столько для умственного образования, сколько для усовершенствования в хороших манерах, чего, как мы знаем, совершенно не было, но что вложено в него было самой уж, видно, природой.
Пара подкандальников стоит не менее шести гривен серебром, а между тем каждый арестант
заводит их себе на свой счет, разумеется, потому что без подкандальников невозможно ходить.
А тут приказный, что к
парому отряжен, и этакий шельма речистый, все нас
заводить начал.
— Он съехал в небольшую гостиницу на набережной. Она называется «Парус и
пар». Если вам угодно, я
провожу вас к нему.
Помню, как он, бывало, влезал к нам в волчьей шубе, внося с собою целое облако холодного
пара, и обыкновенно сейчас же опять
заводил страшные рассказы.
Басов (
отводя его в сторону). На
пару слов.
У порога дома Егорушка увидел новую, роскошную коляску и
пару черных лошадей. На козлах сидел лакей в ливрее и с длинным хлыстом в руках.
Провожать уезжающих вышел один только Соломон. Лицо его было напряжено от желания расхохотаться; он глядел так, как будто с большим нетерпением ждал отъезда гостей, чтобы вволю посмеяться над ними.
То польский, не дождавшись губернатора,
водить начнут, то губернаторшу в мазурке в четвертую
пару загонят (да еще с кем в
паре? — с правителем канцелярии!), а какая-нибудь земская гласная, сверкая атласными плечами, в первой
паре плывет.
Дни
проводил я в этой тишине, в церковных сумерках, а в длинные вечера играл на бильярде или ходил в театр на галерею в своей новой триковой
паре, которую я купил себе на заработанные деньги. У Ажогиных уже начались спектакли и концерты; декорации писал теперь один Редька. Он рассказывал мне содержание пьес и живых картин, какие ему приходилось видеть у Ажогиных, и я слушал его с завистью. Меня сильно тянуло на репетиции, но идти к Ажогиным я не решался.
В
заводях начали попадаться стаи уток и
пары лебедей.
Заведя меня в угол, где, казалось, некуда уже идти дальше, Том открыл дверь, и я увидел множество людей вокруг очагов и плит;
пар и жар, хохот и суматоха, грохот и крики, звон посуды и плеск воды; здесь были мужчины, подростки, женщины, и я как будто попал на шумную площадь.
Катерина Львовна дрожала. Блудящий взор ее сосредоточивался и становился диким. Руки раз и два неведомо куда протянулись в пространство и снова упали. Еще минуту — и она вдруг вся закачалась, не
сводя глаз с темной волны, нагнулась, схватила Сонетку за ноги и одним махом перекинулась с нею за борт
парома.
Отворил окно, поманил пальцем… Жили у нас во дворе, во флигелечке, два брата — бомбардиры отставные, здоровенные, подлецы, усищи у каждого по аршину, морды красные… Сапожничали: где починить, где подметку подкинуть, где и новую
пару сшить, а более насчет пьянства. Вошли в комнату, стали у косяков, только усами
водят, как тараканы: не перепадет ли? Отец подносит по рюмочке.
Заведи себе
пару свиней; глядишь — свинья зверь плодущий — через год уж чуть не стадо!
— Что такое? Что, я тебе в балагулы [Балагула — известный в Западном крае специально еврейский экипаж, нечто вроде еврейского дилижанса; длинная телега, забранная холщовым верхом, запряженная
парой лошадей, она бывает битком набита евреями и их рухлядью (бебехами). Балагулой же называется и возница.], что ли, нанялся,
возить тебя с шабаша домой, собачий сын? Ты еще шутишь…
После проверки в присутствии местного начальства вывели партию на берег.
Проведя несколько месяцев на море, арестанты впервые чувствовали под ногами твердую почву. Пароход, на котором они прожили столько времени, покачивался в темноте и вздыхал среди ночи клубами белого
пара.
Мигом команда моя разбежалась,
Только на лодке две
пары осталось —
Сильно измокли, ослабли; в мешок
Я их поклал — и домой приволок.
За ночь больные мои отогрелись,
Высохли, выспались, плотно наелись;
Вынес я их на лужок; из мешка
Вытряхнул, ухнул — и дали стречка!
Я
проводил их всё тем же советом:
„Не попадайтесь зимой!“
Я их не бью ни весною, ни летом,
Шкура плохая, — линяет косой...
На ровном месте мы опять поехали тише. От лошадей валил
пар. Коренная тяжело дышала, а пристяжки вздрагивали, храпели и
водили ушами. Помаленьку они, однако, становились спокойнее. Ямщик отпустил вожжи и ласково ободрял коней…
Громадная белая лошадь, которую конюх
водит вдоль барьера, громко фыркает, мотая выгнутой шеей, и из ее ноздрей стремительно вылетают струи белого
пара.
— Вона, худы валенки-то, — во что обуешься теперь, — ворчала старуха, простанывая по временам. — Немало толстолобому говорила: купи да купи, так на базаре нет… эка, брат, и валенок про нас на базаре не стало… а сивку… да… продали… не сам еще
заводил… ловок больно… да… а не говори — и не говорю… Успенье на дворе, а еще и
пар не запарили… жди, паря, хлеба… то-то… порядки какие… ой, батюшки, тошнехонько! Ой-ой, тошнехонько!..
Дома станка, неопределенными кучками раскиданные по каменной площадке, начинали просыпаться. Кое-где тянулся дымок, кое-где мерцали окна; высокий худой ямщик в рваном полушубке, зевая,
провел в поводу
пару лошадей к водопою и скоро стушевался в тени берегового спуска. Все было буднично и уныло.
Сундук этот стоял у него под кроватью и оберегаем был как зеница ока; и хотя все знали, что в нем, кроме старых тряпиц, двух или трех
пар изъянившихся сапогов и вообще всякого случившегося хламу и дрязгу, ровно не было ничего, но господин Прохарчин ценил это движимое свое весьма высоко, и даже слышали раз, как он, не довольствуясь своим старым, но довольно крепким замком, поговаривал
завести другой, какой-то особенный, немецкой работы, с разными затеями и с потайною пружиною.
Льдом нельзя греть, а водой и
паром можно греть. Водой можно вот как греть:
провести в холодный дом воду. Когда вода замерзнет, так лед выносить вон; опять замерзнет, — опять выносить вон. И в доме все будет теплее, и так станет тепло, что вода не станет уж мерзнуть. Отчего это так будет? — Оттого, что как вода замерзнет, так она выпустит из себя лишнее тепло в воздух, и до тех пор будет выпускать, пока воздух согреется, и вода перестанет мерзнуть.
Теперь и в зá
водях этого нет, не плавают больше по Волге Христовы кораблики, не видать на ее широком раздолье Христовых корабельщиков — только искрами, дымом и
паром дышащие пароходы летают по ней.
— Ни разу не был. У нас тут, кто в Томск съездил, тот уж и нос дерет, словно весь свет объездил. А вот скоро, пишут в газетах, к нам железную дорогу
проведут. Скажите, господин, как же это так? Машина
паром действует — это я хорошо понимаю. Ну, а если, положим, ей надо через деревню проходить, ведь она избы сломает и людей подавит!
Через час мы все были пьяны, и не знавшие что с нами делать мужики запрягли
парою одну из своих крытых телег, упаковали нас туда как умели и
отвезли в корпус.
— Ничего; пусть тебя палач плетью помилует, а ты оставляй пристяжную, да и все тут: я уж два года на тебе сорок рублей жду, а ты всякий раз как приедешь — опять за свою привычку: по Москве медведя
водить! Нет; иди, иди, запрягай
пару, а левую оставь; не велики твои господчики —
парой их довезешь.
В гробе сосновом останки блудницы
Пара гнедых еле-еле везут…
Кто ж
провожает ее на кладбище?
Нет у нее ни друзей, ни… родных…
— Я пешком добреду до перевоза. На
пароме перееду. Антон Пантелеич
проводит вас до Заводного. Ну, дорогой Михаил Терентьевич! в добрый путь!.. На пароходе не извольте храбриться. Как семь часов вечера — в каюту… Капитану я строго-настрого вменяю в обязанность иметь над нами надзор. И в Самаре не извольте умничать — противиться лекарям… Пейте бутылок по пяти кумысу в день — и благо вам будет.