13-го июня Наполеону подали небольшую, чистокровную арабскую лошадь, и он сел и поехал галопом к одному из мостов через Неман, непрестанно оглушаемый восторженными криками, которые он очевидно переносил только потому, что нельзя было запретить им криками этими выражать свою любовь к нему; но крики эти, сопутствующие ему везде, тяготили его и отвлекали его от военной заботы, охватившей его с того времени, как он
присоединился к войску.
Неточные совпадения
Пугачев два дня бродил то в одну, то в другую сторону, обманывая тем высланную погоню. Сволочь его, рассыпавшись, производила обычные грабежи. Белобородов пойман был в окрестностях Казани, высечен кнутом, потом отвезен в Москву и казнен смертию. Несколько сотен беглецов
присоединились к Пугачеву. 18 июля он вдруг устремился
к Волге, на Кокшайский перевоз, и в числе пятисот человек лучшего своего
войска переправился на другую сторону.
Казаки Трубецкого, увидя бегущего неприятеля,
присоединились было сначала
к ополчению князя Пожарского; но в то самое время, когда решительная победа готова была уже увенчать усилия русского
войска, казаки снова отступили и, осыпая ругательствами нижегородцев, побежали назад в свой укрепленный лагерь.
Сначала один горнист, где-то далеко, затрубил чуть слышно, меж гулом выстрелов: та-та-та-та, та-ти та-та, та-ти, та-та, та-ти-тата, та, та, та, а потом, все ближе и ближе, на разные голоса и другие горнисты заиграли наступление… Выстрелы сделались еще чаще… Среди нас громыхала артиллерия, и, как на ученье, в ногу, шли колонны… Когда они поравнялись с нами, раздалась команда: «Пальба батальонами»…
Присоединились мы кучками
к надвинувшимся
войскам…
Генерал, при котором служил Рославлев, перейдя за границу,
присоединился с своей дивизиею
к войскам, назначенным для осады Данцига, а полк Зарецкого остался по-прежнему в авангарде русской большой армии. С большим горем простились наши друзья.
Когда в 1440 году царь казанский Мегмет явился в Москву и стал жечь и грабить первопрестольную, а князь Василий Темный заперся со страху в Кремле, проживавший тогда в Крестовоздви-женском монастыре (теперь приходская церковь) схимник Владимир, в миру воин и царедворец великого князя Василия Темного, по фамилии Ховрин, вооружив свою монастырскую братию,
присоединился с нею
к начальнику московским
войск, князю Юрию Патрикеевичу Литовскому, кинулся на врагов, которые заняты были грабежем в городе.
У Брюна
к Кутузову
присоединился австрийский отряд, пришедший из Вены, у Вишау — корпус графа Буксгевдена, а у Ольмюца — русская гвардия; таким образом, все союзные
войска составили до восьмидесяти тысяч.
Первое дело, происходившее на его глазах, было занятие, в июле месяце, Крассена, в Силезии. Армия вслед за тем двинулась
к Франкфуртуна-Одере, и
к ней
присоединился Лаудонь с 15 000 австрийских
войск.
С восьми часов
к ружейным выстрелам
присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда-то спешащего, много солдат, но так же как и всегда ездили извозчики, купцы стояли у лавок, и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и
к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте, все говорили о
войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
К этому туману
присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света, то по воде, то по росе, то по штыкам
войск, толпившихся по берегам и в Бородине.
Альбина готовилась в мужском платье бежать из дома, чтобы
присоединиться к польскому
войску.