Неточные совпадения
Накануне графиня Лидия Ивановна прислала ему брошюру бывшего в Петербурге знаменитого
путешественника в Китае с письмом, прося его
принять самого
путешественника, человека, по разным соображениям весьма интересного и нужного.
Конечно, с графини требуются только душевные качества, — потому что для хозяйственных у ней много лакеев, — да еще какое-нибудь светское кокетство, чтоб уметь
принять иностранных
путешественников.
Был уж одиннадцатый час утра, когда мы вышли для осмотра Корчевы. И с первого же шага нас ожидал сюрприз: кроме нас, и еще
путешественник в Корчеве сыскался. Щеголь в гороховом пальто [Гороховое пальто — род мундира, который, по слухам, одно время был присвоен собирателям статистики. (
Прим. M. E. Салтыкова-Щедрина.)], в цилиндре — ходит по площади и тросточкой помахивает. Всматриваюсь: словно как на вчерашнего дьякона похож… он, он самый и есть!
Несчастливцев. Дорожный. Мы пешие
путешественники. Это пальто — мой старый друг и товарищ. В непогоду я в этом пальто бродил, как старый Лир, по степям Новороссии. Часто в бурную ночь я искал убежища, и меня
принимали в этом пальто,
принимали чужие теплее, чем родные. Прощайте!
— Bienheureux ceux qui croient [Блаженны верующие. (
Прим. автора)] — пробормотал
путешественник, подкладывая дров в потухающий камин.
Вот что, например, рассказывает один русский врач-путешественник о знаменитом Листере, творце антисептики: «Листер слишком близко
принимает к сердцу интересы своего больного и слишком высоко ставит свою нравственную ответственность перед каждым оперируемым.
Хозяин духана, старый армянин,
принял нас как важных
путешественников и гостеприимно открыл нам двери духана.
— «…под именем Дионисия Зибенбюргера, иностранного
путешественника, механика, физика, оптика и астролога;
приметы: необыкновенно красный нос… горб назади… известен по рекомендательным письмам из Германии… с условием хранить… тайну… до двух часов пополудни того ж дня.
Оставив Россию, Елисей, под видом
путешественника, возвратился через Венецию и Австрию в Польшу, пришел в православный Почаевский монастырь и там постригся,
приняв имя Самуила. В 1704 году киевский митрополит Варлам Ясинский вызвал к себе Самуила и поставил его в Киевскую академию учителем стихотворства. При следующем монашеском постриге Самуил
принял имя своего дяди Феофана.
Шлиппенбах опять
принял посылку по адресу, надулся, как клещ, думал отвечать по-военному; но, рассудив, что не найдет своего счета с таким смелым словодуэлистом, у которого орудия не выбьешь из рук, и что неприлично было бы ему, генералу шведскому, унизиться до ссоры с неизвестным
путешественником, отложил свое мщение до отъезда из Гельмета, старался
принять веселый вид и спустил тон речи пониже...
Приосанившись, он отвечал с твердостию, что если, паче всякого чаяния, был он обманут сведениями, доставленными ему из Лейпцига, о господине Зибенбюргере, то не считает себя ни в чем виноватым; но что, впрочем, его превосходительство сам мог ошибиться в ученом
путешественнике,
принимая его за шпиона Паткулева; он же, с своей стороны, видел в нем любезного и умного собеседника, неприятного только для тех, которые не любят истины и близоруки.
Слух этот скоро и оправдался: «уже шестого августа получено было с нарочным от министра духовных дел, князя Голицына, игуменом Валаамского монастыря письмо, в котором изъяснена высочайшая воля государя императора непременно быть в монастыре, и повелено: не приготовлять ничего, — церемонии не делать, а
принять самодержавного посетителя как благочестивого
путешественника» (ibidem).
Высокий
путешественник прибыл в Рим полуинкогнито из Неаполя, где все им остались очень довольны. Папский Рим ему не понравился. Рассказывали, будто он сказал какому-то дипломату, что «дело попов — молиться, но не их дело править», и не только не хотел
принимать здесь никаких официальных визитов, но даже не хотел осматривать и многих замечательностей вечного города.