Неточные совпадения
— У меня хозяйство простое, — сказал Михаил Петрович. — Благодарю Бога. Мое хозяйство всё, чтобы денежки к осенним податям были готовы.
Приходят мужички: батюшка,
отец, вызволь! Ну, свои всё соседи мужики, жалко. Ну, дашь на первую треть, только скажешь: помнить, ребята, я вам помог, и вы помогите, когда нужда — посев ли овсяный, уборка сена, жнитво, ну и выговоришь, по скольку
с тягла. Тоже есть бессовестные и из них, это правда.
Во владельце стала заметнее обнаруживаться скупость, сверкнувшая в жестких волосах его седина, верная подруга ее, помогла ей еще более развиться; учитель-француз был отпущен, потому что сыну
пришла пора на службу; мадам была прогнана, потому что оказалась не безгрешною в похищении Александры Степановны; сын, будучи отправлен в губернский город,
с тем чтобы узнать в палате, по мнению
отца, службу существенную, определился вместо того в полк и написал к
отцу уже по своем определении, прося денег на обмундировку; весьма естественно, что он получил на это то, что называется в простонародии шиш.
— Вот еще что выдумал! — говорила мать, обнимавшая между тем младшего. — И
придет же в голову этакое, чтобы дитя родное било
отца. Да будто и до того теперь: дитя молодое, проехало столько пути, утомилось (это дитя было двадцати
с лишком лет и ровно в сажень ростом), ему бы теперь нужно опочить и поесть чего-нибудь, а он заставляет его биться!
— Родя, милый мой, первенец ты мой, — говорила она, рыдая, — вот ты теперь такой же, как был маленький, так же
приходил ко мне, так же и обнимал и целовал меня; еще когда мы
с отцом жили и бедовали, ты утешал нас одним уже тем, что был
с нами, а как я похоронила
отца, — то сколько раз мы, обнявшись
с тобой вот так, как теперь, на могилке его плакали.
— Мы познакомились,
отец! — воскликнул он
с выражением какого-то ласкового и доброго торжества на лице. — Федосья Николаевна, точно, сегодня не совсем здорова и
придет попозже. Но как же ты не сказал мне, что у меня есть брат? Я бы уже вчера вечером его расцеловал, как я сейчас расцеловал его.
— Знаешь ли что? — говорил в ту же ночь Базаров Аркадию. — Мне в голову
пришла великолепная мысль. Твой
отец сказывал сегодня, что он получил приглашение от этого вашего знатного родственника. Твой
отец не поедет; махнем-ка мы
с тобой в ***; ведь этот господин и тебя зовет. Вишь, какая сделалась здесь погода; а мы прокатимся, город посмотрим. Поболтаемся дней пять-шесть, и баста!
— В таком разе идем, — и бабушка послала девушку сказать
отцу Василию, что она
придет к нему попозже, а пока мы отправились
с нею на ярмарку.
Тот тонко и лукаво улыбался, выслушав просьбу
отца, и сказал, что на другой день удовлетворит ее, и сдержал слово,
прислал записку самой Беловодовой,
с учтивым и почтительным письмом.
— Папа, пожалей меня, — говорила девушка, ласкаясь к
отцу. — Находиться в положении вещи, которую всякий имеет право
приходить осматривать и приторговывать… нет, папа, это поднимает такое нехорошее чувство в душе! Делается как-то обидно и вместе
с тем гадко… Взять хоть сегодняшний визит Привалова: если бы я не должна была являться перед ним в качестве товара, которому только из вежливости не смотрят в зубы, я отнеслась бы к нему гораздо лучше, чем теперь.
— Слушай, я разбойника Митьку хотел сегодня было засадить, да и теперь еще не знаю, как решу. Конечно, в теперешнее модное время принято
отцов да матерей за предрассудок считать, но ведь по законам-то, кажется, и в наше время не позволено стариков
отцов за волосы таскать, да по роже каблуками на полу бить, в их собственном доме, да похваляться
прийти и совсем убить — все при свидетелях-с. Я бы, если бы захотел, скрючил его и мог бы за вчерашнее сейчас засадить.
— Я, кажется, теперь все понял, — тихо и грустно ответил Алеша, продолжая сидеть. — Значит, ваш мальчик — добрый мальчик, любит
отца и бросился на меня как на брата вашего обидчика… Это я теперь понимаю, — повторил он раздумывая. — Но брат мой Дмитрий Федорович раскаивается в своем поступке, я знаю это, и если только ему возможно будет
прийти к вам или, всего лучше, свидеться
с вами опять в том самом месте, то он попросит у вас при всех прощения… если вы пожелаете.
— Ну да, гулять, и я то же говорю. Вот ум его и пошел прогуливаться и
пришел в такое глубокое место, в котором и потерял себя. А между тем, это был благодарный и чувствительный юноша, о, я очень помню его еще вот таким малюткой, брошенным у
отца в задний двор, когда он бегал по земле без сапожек и
с панталончиками на одной пуговке.
Сопровождавшие, однако, не вошли и на крылечко не поднялись, но, остановясь, ждали, что скажет и сделает
отец Ферапонт далее, ибо предчувствовали они, и даже
с некоторым страхом, несмотря на все дерзновение свое, что
пришел он недаром.
— Те-те-те, вознепщеваху! и прочая галиматья! Непщуйте,
отцы, а я пойду. А сына моего Алексея беру отселе родительскою властию моею навсегда. Иван Федорович, почтительнейший сын мой, позвольте вам приказать за мною следовать! Фон Зон, чего тебе тут оставаться!
Приходи сейчас ко мне в город. У меня весело. Всего верстушка какая-нибудь, вместо постного-то масла подам поросенка
с кашей; пообедаем; коньячку поставлю, потом ликерцу; мамуровка есть… Эй, фон Зон, не упускай своего счастия!
— Да полноте наконец паясничать; какой-нибудь дурак
придет, а вы срамите! — вскрикнула неожиданно девушка у окна, обращаясь к
отцу с брезгливою и презрительною миной.
— Я нарочно и сказал, чтобы вас побесить, потому что вы от родства уклоняетесь, хотя все-таки вы родственник, как ни финтите, по святцам докажу; за тобой, Иван Федорович, я в свое время лошадей
пришлю, оставайся, если хочешь, и ты. Вам же, Петр Александрович, даже приличие велит теперь явиться к
отцу игумену, надо извиниться в том, что мы
с вами там накутили…
— Нет, сегодня она не
придет, есть приметы. Наверно не
придет! — крикнул вдруг Митя. — Так и Смердяков полагает.
Отец теперь пьянствует, сидит за столом
с братом Иваном. Сходи, Алексей, спроси у него эти три тысячи…
К кому ж он
придет, коль вас вместе,
отца с матерью, не найдет?
Подгоняемая шестами, лодка наша хорошо шла по течению. Через 5 км мы достигли железнодорожного моста и остановились на отдых. Дерсу рассказал, что в этих местах он бывал еще мальчиком
с отцом, они
приходили сюда на охоту за козами. Про железную дорогу он слышал от китайцев, но никогда ее раньше не видел.
Племянник, вместо того чтобы приезжать,
приходил, всматривался в людей и, разумеется, большею частию оставался недоволен обстановкою: в одном семействе слишком надменны; в другом — мать семейства хороша,
отец дурак, в третьем наоборот, и т. д., в иных и можно бы жить, да условия невозможные для Верочки; или надобно говорить по — английски, — она не говорит; или хотят иметь собственно не гувернантку, а няньку, или люди всем хороши, кроме того, что сами бедны, и в квартире нет помещения для гувернантки, кроме детской,
с двумя большими детьми, двумя малютками, нянькою и кормилицею.
Дряхлый старец, разбитый параличом,
приходил всякий раз, опираясь на костыль, поклониться моему
отцу и поговорить
с ним.
В одном-то из них дозволялось жить бесприютному Карлу Ивановичу
с условием ворот после десяти часов вечера не отпирать, — условие легкое, потому что они никогда и не запирались; дрова покупать, а не брать из домашнего запаса (он их действительно покупал у нашего кучера) и состоять при моем
отце в должности чиновника особых поручений, то есть
приходить поутру
с вопросом, нет ли каких приказаний, являться к обеду и
приходить вечером, когда никого не было, занимать повествованиями и новостями.
Так бедствовали мы и пробивались
с год времени. Химик
прислал десять тысяч ассигнациями, из них больше шести надобно было отдать долгу, остальные сделали большую помощь. Наконец и
отцу моему надоело брать нас, как крепость, голодом, он, не прибавляя к окладу, стал
присылать денежные подарки, несмотря на то что я ни разу не заикнулся о деньгах после его знаменитого distinguo! [различаю, провожу различие (лат.).]
Не было мне ни поощрений, ни рассеяний;
отец мой был почти всегда мною недоволен, он баловал меня только лет до десяти; товарищей не было, учители
приходили и уходили, и я украдкой убегал, провожая их, на двор поиграть
с дворовыми мальчиками, что было строго запрещено.
— На что же это по трактирам-то, дорого стоит, да и так нехорошо женатому человеку. Если не скучно вам со старухой обедать — приходите-ка, а я, право, очень рада, что познакомилась
с вами; спасибо вашему
отцу, что
прислал вас ко мне, вы очень интересный молодой человек, хорошо понимаете вещи, даром что молоды, вот мы
с вами и потолкуем о том о сем, а то, знаете,
с этими куртизанами [царедворцами (от фр. courtisan).] скучно — все одно: об дворе да кому орден дали — все пустое.
— Я, — сказал он, —
пришел поговорить
с вами перед окончанием ваших показаний. Давнишняя связь моего покойного
отца с вашим заставляет меня принимать в вас особенное участие. Вы молоды и можете еще сделать карьеру; для этого вам надобно выпутаться из дела… а это зависит, по счастию, от вас. Ваш
отец очень принял к сердцу ваш арест и живет теперь надеждой, что вас выпустят; мы
с князем Сергием Михайловичем сейчас говорили об этом и искренно готовы многое сделать; дайте нам средства помочь.
Сенатор, не зная, что делать
с поваром,
прислал его туда, воображая, что мой
отец уговорит его.
Сенатора не было дома; Толочанов взошел при мне к моему
отцу и сказал ему, что он
пришел с ним проститься и просит его сказать Сенатору, что деньги, которых недостает, истратил он.
Действительно, не успел наступить сентябрь, как от Ольги Порфирьевны
пришло к
отцу покаянное письмо
с просьбой пустить на зиму в Малиновец. К этому времени матушка настолько уже властвовала в доме, что
отец не решился отвечать без ее согласия.
Бегать он начал
с двадцати лет. Первый побег произвел общее изумление. Его уж оставили в покое: живи, как хочешь, — казалось, чего еще нужно! И вот, однако ж, он этим не удовольствовался, скрылся совсем. Впрочем, он сам объяснил загадку,
прислав с дороги к
отцу письмо, в котором уведомлял, что бежал
с тем, чтобы послужить церкви Милостивого Спаса, что в Малиновце.
Однажды он
пришел к
отцу и сказал, что ему трудно заниматься
с таким неспособным учеником.
Вдова тоже
приходила к
отцу, хотя он не особенно любил эти посещения. Бедная женщина, в трауре и
с заплаканными глазами, угнетенная и робкая,
приходила к матери, что-то рассказывала ей и плакала. Бедняге все казалось, что она еще что-то должна растолковать судье; вероятно, это все были ненужные пустяки, на которые
отец только отмахивался и произносил обычную у него в таких случаях фразу...
Однажды, вернувшись из заседания,
отец рассказал матери, что один из «подозрительных»
пришел еще до начала заседания и, бросив на стол только что полученное письмо, сказал
с отчаянием...
Но еще большее почтение питал он к киевскому студенту Брониславу Янковскому.
Отец его недавно поселился в Гарном Луге, арендуя соседние земли. Это был человек старого закала, отличный хозяин, очень авторитетный в семье. Студент
с ним не особенно ладил и больше тяготел к семье капитана. Каждый день чуть не
с утра, в очках,
с книгой и зонтиком подмышкой, он
приходил к нам и оставался до вечера, серьезный, сосредоточенный, молчаливый. Оживлялся он только во время споров.
В день его приезда, после обеда, когда
отец с трубкой лег на свою постель, капитан в тужурке
пришел к нему и стал рассказывать о своей поездке в Петербург.
— Не отпирайся… Обещал
прислать за нами лошадей через две недели, а я прожила целых шесть, пока не догадалась сама выехать. Надо же куда-нибудь деваться
с ребятишками… Хорошо, что еще
отец с матерью живы и не выгонят на улицу.
Ну, вот и
пришли они, мать
с отцом, во святой день, в прощеное воскресенье, большие оба, гладкие, чистые; встал Максим-то против дедушки — а дед ему по плечо, — встал и говорит: «Не думай, бога ради, Василий Васильевич, что
пришел я к тебе по приданое, нет,
пришел я
отцу жены моей честь воздать».
Мать
отца померла рано, а когда ему минуло девять лет, помер и дедушка,
отца взял к себе крестный — столяр, приписал его в цеховые города Перми и стал учить своему мастерству, но
отец убежал от него, водил слепых по ярмаркам, шестнадцати лет
пришел в Нижний и стал работать у подрядчика — столяра на пароходах Колчина. В двадцать лет он был уже хорошим краснодеревцем, обойщиком и драпировщиком. Мастерская, где он работал, была рядом
с домами деда, на Ковалихе.
Она девушкой
пришла сюда
с матерью за отцом-каторжным, который до сих пор еще не отбыл своего срока; теперь она замужем за крестьянином из ссыльных, мрачным стариком, которого я мельком видел, проходя по двору; он был болен чем-то, лежал на дворе под навесом и кряхтел.
А мне на мысль
пришло, что если бы не было
с тобой этой напасти, не приключилась бы эта любовь, так ты, пожалуй, точь-в-точь как твой
отец бы стал, да и в весьма скором времени.
— Вот ужо воротится
отец с промыслов и голову снимет!.. Разразит он всех… Ох, смертынька
пришла!..
— Вот ты и толкуй
с ними… — презрительно заметил Деян, не отвечая хохлу. —
Отец в кабак — и сын в кабак, да еще Терешка же перед
отцом и величается. Нашим ребятам повадку дают…
Пришел бы мой сын в кабак, да я бы из него целую сажень дров сделал!
Вообще происходило что-то непонятное, странное, и Нюрочка даже поплакала, зарывшись
с головой под свое одеяло.
Отец несколько дней ходил грустный и ни о чем не говорил
с ней, а потом опять все пошло по-старому. Нюрочка теперь уже начала учиться, и в ее комнате стоял особенный стол
с ее книжками и тетрадками. Занимался
с ней по вечерам сам Петр Елисеич, —
придет с фабрики, отобедает, отдохнет, напьется чаю и скажет Нюрочке...
— Это уж, видно,
отец Спиридоний посмеялся над выкрестом, — говорила она. — В святое место да
с поганою рожей
пришел…
Про себя скажу тебе, что я, благодаря бога, живу здорово и спокойно. Добрые мои родные постоянно пекутся обо мне и любят попрежнему. В 1842 году лишился я
отца — известие об его кончине
пришло, когда я был в Тобольске
с братом Николаем. Нам была отрада по крайней мере вместе его оплакивать. Я тут получил от Николая образок, которым батюшка благословил его
с тем, чтобы он по совершении дальнего путешествия надел мне его на шею.
— Вы видели внутреннюю мою борьбу всякий раз, когда, сознавая его податливую готовность,
приходила мне мысль принять его в члены Тайного нашего общества; видели, что почти уже на волоске висела его участь в то время, когда я случайно встретился
с его
отцом.
Писем Пушкина к моему
отцу здесь нет; впрочем, я знаю, что некоторые бумаги остались в Воронежской губернии, напишу к сестре, чтобы она мне
прислала их» (опубликовано
с автографа из собрания Музея революции, Записках Пущина, 1927, стр. 18).]
— Сейчас же убирайся отсюда, старая дура! Ветошка! Половая тряпка!.. Ваши приюты Магдалины-это хуже, чем тюрьма. Ваши секретари пользуются нами, как собаки падалью. Ваши
отцы, мужья и братья
приходят к нам, и мы заражаем их всякими болезнями… Нарочно!.. А они в свою очередь заражают вас. Ваши надзирательницы живут
с кучерами, дворниками и городовыми, а нас сажают в карцер за то, что мы рассмеемся или пошутим между собою. И вот, если вы приехали сюда, как в театр, то вы должны выслушать правду прямо в лицо.
Оттого, что каждый прыщавый юнкер, которого так тяготит его половая зрелость, что он весною глупеет, точно тетерев на току, и какой-нибудь жалкий чинодрал из управы благочиния, муж беременной жены и
отец девяти младенцев, — ведь оба они
приходят сюда вовсе не
с благоразумной и простой целью оставить здесь избыток страсти.
Накануне вечером, когда я уже спал,
отец мой виделся
с теми стариками, которых он приказал
прислать к себе; видно, они ничего особенно дурного об Мироныче не сказали, потому что
отец был
с ним ласковее вчерашнего и даже похвалил его за усердие.