Неточные совпадения
Перескажу простые речи
Отца иль дяди-старика,
Детей условленные встречи
У старых лип, у ручейка;
Несчастной ревности мученья,
Разлуку, слезы примиренья,
Поссорю вновь, и наконец
Я поведу их под венец…
Я вспомню речи неги страстной,
Слова тоскующей любви,
Которые в минувши дни
У ног любовницы прекрасной
Мне
приходили на язык,
От коих я теперь отвык.
— Знаешь ли что? — говорил в ту же ночь Базаров Аркадию. — Мне в голову
пришла великолепная мысль. Твой
отец сказывал сегодня, что он получил приглашение
от этого вашего знатного родственника. Твой
отец не поедет; махнем-ка мы с тобой в ***; ведь этот господин и тебя зовет. Вишь, какая сделалась здесь погода; а мы прокатимся, город посмотрим. Поболтаемся дней пять-шесть, и баста!
Теорий у него на этот предмет не было никаких. Ему никогда не
приходило в голову подвергать анализу свои чувства и отношения к Илье Ильичу; он не сам выдумал их; они перешли
от отца, деда, братьев, дворни, среди которой он родился и воспитался, и обратились в плоть и кровь.
Он сказал, что деньги утащил сегодня у матери из шкатулки, подделав ключ, потому что деньги
от отца все его, по закону, и что она не смеет не давать, а что вчера к нему
приходил аббат Риго увещевать — вошел, стал над ним и стал хныкать, изображать ужас и поднимать руки к небу, «а я вынул нож и сказал, что я его зарежу» (он выговаривал: загхэжу).
— А зачем ему к
отцу проходить, да еще потихоньку, если, как ты сам говоришь, Аграфена Александровна и совсем не
придет, — продолжал Иван Федорович, бледнея
от злобы, — сам же ты это говоришь, да и я все время, тут живя, был уверен, что старик только фантазирует и что не
придет к нему эта тварь. Зачем же Дмитрию врываться к старику, если та не
придет? Говори! Я хочу твои мысли знать.
Вот к этому-то времени как раз
отец мне шесть тысяч
прислал, после того как я послал ему форменное отречение
от всех и вся, то есть мы, дескать, «в расчете», и требовать больше ничего не буду.
— Я нарочно и сказал, чтобы вас побесить, потому что вы
от родства уклоняетесь, хотя все-таки вы родственник, как ни финтите, по святцам докажу; за тобой, Иван Федорович, я в свое время лошадей
пришлю, оставайся, если хочешь, и ты. Вам же, Петр Александрович, даже приличие велит теперь явиться к
отцу игумену, надо извиниться в том, что мы с вами там накутили…
Подгоняемая шестами, лодка наша хорошо шла по течению. Через 5 км мы достигли железнодорожного моста и остановились на отдых. Дерсу рассказал, что в этих местах он бывал еще мальчиком с
отцом, они
приходили сюда на охоту за козами. Про железную дорогу он слышал
от китайцев, но никогда ее раньше не видел.
— Вы сами задерживаете меня. Я хотела сказать, что даже она, — понимаете ли, даже она! — умела понять и оценить мои чувства, даже она, узнавши
от матери о вашем предложении,
прислала своего
отца сказать мне, что не восстанет против моей воли и не обесчестит нашей фамилии своим замаранным именем.
— На что же это по трактирам-то, дорого стоит, да и так нехорошо женатому человеку. Если не скучно вам со старухой обедать — приходите-ка, а я, право, очень рада, что познакомилась с вами; спасибо вашему
отцу, что
прислал вас ко мне, вы очень интересный молодой человек, хорошо понимаете вещи, даром что молоды, вот мы с вами и потолкуем о том о сем, а то, знаете, с этими куртизанами [царедворцами (
от фр. courtisan).] скучно — все одно: об дворе да кому орден дали — все пустое.
— Я, — сказал он, —
пришел поговорить с вами перед окончанием ваших показаний. Давнишняя связь моего покойного
отца с вашим заставляет меня принимать в вас особенное участие. Вы молоды и можете еще сделать карьеру; для этого вам надобно выпутаться из дела… а это зависит, по счастию,
от вас. Ваш
отец очень принял к сердцу ваш арест и живет теперь надеждой, что вас выпустят; мы с князем Сергием Михайловичем сейчас говорили об этом и искренно готовы многое сделать; дайте нам средства помочь.
Действительно, не успел наступить сентябрь, как
от Ольги Порфирьевны
пришло к
отцу покаянное письмо с просьбой пустить на зиму в Малиновец. К этому времени матушка настолько уже властвовала в доме, что
отец не решился отвечать без ее согласия.
Может быть, благодаря этому инстинктивному отвращению
отца, предположению о том, чтобы Федос
от времени до времени
приходил обедать наверх, не суждено было осуществиться. Но к вечернему чаю его изредка приглашали. Он
приходил в том же виде, как и в первое свое появление в Малиновце, только рубашку надевал чистую. Обращался он исключительно к матушке.
Лучше всех держала себя
от начала до конца Харитина. Она даже решила сгоряча, что все деньги отдаст
отцу, как только получит их из банка. Но потом на нее напало раздумье. В самом деле, дай их
отцу, а потом и поминай, как звали. Все равно десятью тысячами его не спасешь. Думала-думала Харитина и придумала. Она
пришла в кабинет к Галактиону и передала все деньги ему.
Мать
отца померла рано, а когда ему минуло девять лет, помер и дедушка,
отца взял к себе крестный — столяр, приписал его в цеховые города Перми и стал учить своему мастерству, но
отец убежал
от него, водил слепых по ярмаркам, шестнадцати лет
пришел в Нижний и стал работать у подрядчика — столяра на пароходах Колчина. В двадцать лет он был уже хорошим краснодеревцем, обойщиком и драпировщиком. Мастерская, где он работал, была рядом с домами деда, на Ковалихе.
— Если вы говорите, — начала она нетвердым голосом, — если вы сами верите, что эта… ваша женщина… безумная, то мне ведь дела нет до ее безумных фантазий… Прошу вас, Лев Николаич, взять эти три письма и бросить ей
от меня! И если она, — вскричала вдруг Аглая, — если она осмелится еще раз мне
прислать одну строчку, то скажите ей, что я пожалуюсь
отцу и что ее сведут в смирительный дом…
Петр Андреич, узнав о свадьбе сына, слег в постель и запретил упоминать при себе имя Ивана Петровича; только мать, тихонько
от мужа, заняла у благочинного и
прислала пятьсот рублей ассигнациями да образок его жене; написать она побоялась, но велела сказать Ивану Петровичу через посланного сухопарого мужичка, умевшего уходить в сутки по шестидесяти верст, чтоб он не очень огорчался, что, бог даст, все устроится и
отец переложит гнев на милость; что и ей другая невестка была бы желательнее, но что, видно, богу так было угодно, а что она посылает Маланье Сергеевне свое родительское благословение.
Пестовы, люди жалостливые и добрые, охотно согласились на его просьбу; он прожил у них недели три, втайне ожидая ответа
от отца, но ответа не
пришло, — и
прийти не могло.
Понимаю, что вам может иногда
приходить на сердце желание не обременять
отца и братьев необходимыми на вас издержками…», но «
от нас всегда зависит много уменьшить наши издержки», — поучает своего корреспондента И. Д. Якушкин и переходит к моральной стороне вопроса: «Во всяком положении есть для человека особенное назначение, и в нашем, кажется, оно состоит в том, чтобы сколько возможно менее хлопотать о самих себе.
Про себя скажу тебе, что я, благодаря бога, живу здорово и спокойно. Добрые мои родные постоянно пекутся обо мне и любят попрежнему. В 1842 году лишился я
отца — известие об его кончине
пришло, когда я был в Тобольске с братом Николаем. Нам была отрада по крайней мере вместе его оплакивать. Я тут получил
от Николая образок, которым батюшка благословил его с тем, чтобы он по совершении дальнего путешествия надел мне его на шею.
Не дождавшись еще отставки,
отец и мать совершенно собрались к переезду в Багрово. Вытребовали оттуда лошадей и отправили вперед большой обоз с разными вещами. Распростились со всеми в городе и, видя, что отставка все еще не
приходит, решились ее не дожидаться. Губернатор дал
отцу отпуск, в продолжение которого должно было выйти увольнение
от службы; дяди остались жить в нашем доме: им поручили продать его.
Отец мой очень сожалел об этом и тут же приказал, чтобы Медвежий враг был строго заповедан, о чем хотел немедленно доложить Прасковье Ивановне и обещал
прислать особое
от нее приказание.
Видно,
отцу сказали об этом: он
приходил к нам и сказал, что если я желаю, чтоб мать поскорее выздоровела, то не должен плакать и проситься к ней, а только молиться богу и просить, чтоб он ее помиловал, что мать хоть не видит, но материнское сердце знает, что я плачу, и что ей
от этого хуже.
В зале тетушка разливала чай, няня позвала меня туда, но я не хотел отойти ни на шаг
от матери, и
отец, боясь, чтобы я не расплакался, если станут принуждать меня, сам принес мне чаю и постный крендель, точно такой, какие
присылали нам в Уфу из Багрова; мы с сестрой (да и все) очень их любили, но теперь крендель не пошел мне в горло, и, чтоб не принуждали меня есть, я спрятал его под огромный пуховик, на котором лежала мать.
Я люблю
отца, но ум человека живет независимо
от сердца и часто вмещает в себя мысли, оскорбляющие чувство, непонятные и жестокие для него. И такие мысли, несмотря на то, что я стараюсь удалить их,
приходят мне…
— Нелли! Вся надежда теперь на тебя! Есть один
отец: ты его видела и знаешь; он проклял свою дочь и вчера
приходил просить тебя к себе вместо дочери. Теперь ее, Наташу (а ты говорила, что любишь ее!), оставил тот, которого она любила и для которого ушла
от отца. Он сын того князя, который приезжал, помнишь, вечером ко мне и застал еще тебя одну, а ты убежала
от него и потом была больна… Ты ведь знаешь его? Он злой человек!
Все это заставило меня глубоко задуматься. Валек указал мне моего
отца с такой стороны, с какой мне никогда не
приходило в голову взглянуть на него: слова Валека задели в моем сердце струну сыновней гордости; мне было приятно слушать похвалы моему
отцу, да еще
от имени Тыбурция, который «все знает»; но вместе с тем дрогнула в моем сердце и нота щемящей любви, смешанной с горьким сознанием: никогда этот человек не любил и не полюбит меня так, как Тыбурций любит своих детей.
Тогда скажет царь тем, которые по правую сторону его: «Приидите, благословенные
Отца моего, наследуйте царство, уготованное вам
от создания мира: ибо алкал я, и вы дали мне есть; жаждал, и вы напоили меня; был странником, и вы приняли меня, был наг, и вы одели меня, был болен, и вы посетили меня; в темнице был, и вы
пришли ко мне».
Лет за пятнадцать до смерти принял родитель иночество
от некоего старца Агафангела, приходившего к нам из стародубских монастырей. С этих пор он ничем уж не занимался и весь посвятил себя богу, а домом и всем хозяйством заправляла старуха мать, которую он и называл «посестрией». Помню я множество странников, посещавших наш дом: и невесть откуда
приходили они! и из Стародуба, и с Иргиза, и с Керженца, даже до Афона доходили иные; и всех-то
отец принимал, всех чествовал и отпускал с милостыней.
— Когда же сравнить можно! да ты послушай, сударь, в моей одной обители что девок было, и всё
от богатых
отцов, редконькая так-то с улицы
придет.
Отец, по-видимому, уже знал, что
от Семигорова
пришло письмо, и когда она
пришла к нему, то он угадал содержание письма и сердито, почти брезгливо крикнул:"Забудь!"
Он вспомнил, как во дни его юности его вывели mit Skandal und Trompeten, [со скандалом и шумом] из заведения Марцинкевича, и не мог
прийти в себя
от сердечной боли, узнав, что тот же самый прием допущен мосьИ Кобе (chef de suretИ, [начальник охранной полиции] он же и позитивист) относительно
отцов «реколлетов» 56.
Васин, который, как успел рассмотреть Володя, был маленький, с большими добрыми глазами, бакенбардист, рассказал, при общем сначала молчании, а потом хохоте, как, приехав в отпуск, сначала ему были ради, а потом
отец стал его посылать на работу, а за женой лесничий поручик дрожки
присылал. Всё это чрезвычайно забавляло Володю. Он не только не чувствовал ни малейшего страха или неудовольствия
от тесноты и тяжелого запаха в блиндаже, но ему чрезвычайно легко и приятно было.
«Что ж за важность, — думал он, идучи за ней, — что я пойду? ведь я так только… взгляну, как у них там, в беседке…
отец звал же меня; ведь я мог бы идти прямо и открыто… но я далек
от соблазна, ей-богу, далек, и докажу это: вот нарочно
пришел сказать, что еду… хотя и не еду никуда!
Я не хотел видеть
отца в эту минуту и отошел
от двери; но Любочка
пришла за мною и сказала, что папа меня спрашивает.
— Я
пришел к вам,
отец Василий, дабы признаться, что я, по поводу вашей истории русского масонства, обещая для вас журавля в небе, не дал даже синицы в руки; но теперь, кажется, изловил ее отчасти, и случилось это следующим образом: ехав из Москвы сюда, я был у преосвященного Евгения и, рассказав ему о вашем положении, в коем вы очутились после варварского поступка с вами цензуры, узнал
от него, что преосвященный — товарищ ваш по академии, и, как результат всего этого, сегодня получил
от владыки письмо, которое не угодно ли будет вам прочесть.
Но к нему и тут
пришла на помощь его рассудительность: во-первых, рассчитывал он, Катрин никак не умрет
от любви, потому что наследовала
от него крепкую и здоровую натуру, способную не только вынести какую-нибудь глупую и неудавшуюся страсть, но что-нибудь и посильнее; потом, если бы даже и постигнуло его, как
отца, такое несчастие, то, без сомнения, очень тяжело не иметь близких наследников, но что ж прикажете в этом случае делать?
Она оставалась в своей комнате, покуда к ней не
пришла на помощь ее рассудочная способность, наследованная ею
от отца.
Вслед за тем Егор Егорыч ушел
от него, а
отец Василий направился в свою небольшую библиотеку и заперся там из опасения, чтобы к нему не
пришла мать-протопопица с своими глупыми расспросами.
— Я еще вчера же,
отец протопоп… как только
пришел домой
от Бизюкинши… потому что мы все
от исправника к ней еще заходили, как вернулся, сейчас и сказал своей услужающей: «Нет, говорю, Эсперанса,
отец Савелий справедлив: не надейся сильный на свою силу и не хвались своею крепостью».
Как это и сказано в Евангелии: «и никто не
придет ко мне, если
отец не привлечет его к себе» (Иоан. VI, 44), т. е. что признание истины, составляющее причину всех явлений жизни человеческой, не зависит
от внешних явлений, а
от каких-то внутренних свойств человека, не подлежащих его наблюдению.
К великому скандалу трех посетителей англичан, Елена хохотала до слез над святым Марком Тинторетта, прыгающим с неба, как лягушка в воду, для спасения истязаемого раба; с своей стороны, Инсаров
пришел в восторг
от спины и икр того энергичного мужа в зеленой хламиде, который стоит на первом плане тициановского Вознесения и воздымает руки вослед Мадонны; зато сама Мадонна — прекрасная, сильная женщина, спокойно и величественно стремящаяся в лоно Бога-отца, — поразила и Инсарова и Елену; понравилась им также строгая и святая картина старика Чима да Конельяно.
Софья Николавна отдала за нее свои деньги и
прислала в подарок жениху
от имени своего
отца, запретив ему беспокоить своей благодарностью умирающего старика.
Отец просил меня, расставаясь, подробно описать мою бурлацкую жизнь и
прислать ему непременно, но новые впечатления отодвинули меня
от всякого писания и только в 1874 году я отчасти исполнил желание
отца. Летом 1874 года, между Костромой и Нижним, я сел писать о бурлаках, но сейчас же перешел на более свежие впечатления. Из бурлаков передо мной стоял величественный Репка и ужасы только что оставленного мной белильного завода.
Гурмыжская. Благодарю вас. Я так и сама думала. Он меня не забывает, каждый год
присылает мне подарки, но писем не пишет. Где он — неизвестно, и я не могу писать к нему; а я еще ему должна. Один должник его
отца принес мне старый долг; сумма хотя небольшая, но она тяготит меня. Он точно скрывается
от меня; все подарки я получила из разных концов России: то из Архангельска, то из Астрахани, то из Кишинева, то из Иркутска.
— Ну, этот, по крайности, хошь толком сказал, долго думал, да хорошо молвил! — произнес
отец, самодовольно поглаживая свою раскидистую бороду. — Ну, бабы, что ж вы стоите? — заключил он, неожиданно поворачиваясь к снохам и хозяйке. — Думаете, станете так-то ждать на берегу с утра да до вечера, так они скорее
от эвтаго
придут… Делов нет у вас, что ли?
Отец его, провинциальный аптекарь,
присылал ему по сорока рублей в месяц, и еще мать, тайно
от отца, по десяти, и этих денег ему хватало на прожитие и даже на такую роскошь, как шинель с польским бобром, перчатки, духи и фотография (он часто снимался и раздавал свои портреты знакомым).
Из роду Отрепьевых, галицких боярских детей. Смолоду постригся неведомо где, жил в Суздале, в Ефимьевском монастыре, ушел оттуда, шатался по разным обителям, наконец
пришел к моей чудовской братии, а я, видя, что он еще млад и неразумен, отдал его под начал
отцу Пимену, старцу кроткому и смиренному; и был он весьма грамотен: читал наши летописи, сочинял каноны святым; но, знать, грамота далася ему не
от господа бога…
Параша. Да ведь это все равно, все равно, ведь он для меня сюда
пришел. Ведь он меня любит. Боже мой! Грех-то какой! Он
пришел повидаться со мной, — а его в солдаты
от отца,
от меня. Отец-старик один останется, а его погонят, погонят! (Вскрикивает). Ах, я несчастная! (Хватается за голову). Гаврило, посиди тут, подожди меня минуту. (Убегает).
Из дома ей
пришло только одно письмо
от сестренки Сони, которая писала, что
отец проклял ее.