Неточные совпадения
— А зачем же вы
ко мне прибыли, коли так? — чуть не подскочил он на месте от удовольствия.
Я мигом повернулся и хотел было выйти, но он ухватил
меня за плечо.
— Зачем
ко мне. В дом их ждал, потому сумления для
меня уже не было никакого в том, что они в эту самую ночь
прибудут, ибо им,
меня лишимшись и никаких сведений не имемши, беспременно приходилось самим в дом влезть через забор-с, как они умели-с, и что ни есть совершить.
«Отчего
ко мне льнут всё такие никчемные, никудышные люди, как Никон, Тиунов, Дроздов, и эти — нравятся
мне, а к деловым людям — не лежит моя душа, даже к Сухобаеву? Почти четыре года вертелся
я среди них, а что
прибыло в душе, кроме горечи?»
Я тоже был у Домны Платоновны два или три раза в ее квартире у Знаменья и видел ту каморочку, в которой укрывалась до своего акта отречения Леканида Петровна, видел ту кондитерскую, в которой Домна Платоновна брала песочное пирожное, чтобы подкормить ее и утешить; видел, наконец, двух свежепривозных молодых «дамок», которые
прибыли искать в Петербурге счастья и попали к Домне Платоновне «на Леканидкино место»; но никогда
мне не удавалось выведать у Домны Платоновны, какими путями шла она и дошла до своего нынешнего положения и до своих оригинальных убеждений насчет собственной абсолютной правоты и всеобщего стремления
ко всякому обману.
Уже неделю тому назад
я прочитал в газетах, что он в Петербург
прибыл — а
ко мне до сих пор ни ногой. Вместе Шнейдершу слушали, вместе в Географическом конгрессе заседали, вместе по политическому делу судились — и вот! Чай, всё перспективы высматривает, связи поддерживает, со швейцарами да с камердинерами табаки разнюхивает! Чай, когда из Залупска ехал, — хвастался тоже:
я, мол, в Петербурге об залупских нуждах буду разговаривать! Разговаривай, мой друг, разговаривай… с швейцарами!
Мирович(с досадой). Пять раз он уже сам
ко мне приезжал; а теперь с компанией даже какой-то
прибыл. Чего они хотят от
меня, желательно знать?
(Выходит из-за куста.) Вот и толкуй старшой! Старшой все говорит: мало ты в ад
ко мне мужиков водишь. Гляди-ка, купцов, господ да попов сколько каждый день
прибывает, а мужиков мало. Как его обротаешь? Не подобьешься к нему никак. Уж чего же лучше — последнюю краюшку украл. А он все не обругался. И не знаю, что теперь делать! Пойду доложусь. (Проваливается.)
— Ну да, ну, конечно, — спохватился Марко Данилыч. — Так уж ты, пожалуйста, Герасим Силыч, не позабудь. Как скоро восвояси
прибудем, ты
ко мне ее и тащи. Выменяю непременно. А нет ли у тебя, кстати, старинненькой иконы преподобной Евдокии?
— Ну послушайте, Черкасов, — подумайте немножко, хоть что-нибудь-то можете вы сообразить?
Я над вами всю ночь сидел, отходил вас, — хочу
я вам зла или нет? Что
мне за
прибыль ваших детей морить? А заразу нужно же убить, ведь вы больны были заразительною болезнью.
Я не говорю уж о соседях, — жена ваша и дети могут заразиться. Сами тогда
ко мне прибежите.
— Да, не спится что то… — вздыхают рыжие панталоны. — Природой наслаждаюсь…
Ко мне, знаете ли, приехала с ночным поездом дорогая гостья… мамаша моей жены. С нею
прибыли мои племянницы… прекрасные девушки. Весьма рад, хотя и… очень сыро! А вы тоже изволите природой наслаждаться?
Мухоморов. Виноват, растерялся. Батюшка, отец и милостивец, Петр Сергеевич, вас ли
я вижу? Как нарочно изволили
прибыть ко дню моего благополучия. (Хочет подойти к Леандрову, чтобы поцеловать в плечо.)
Николай Павлович тотчас отправил к нему курьера с письмом: «Наконец, все решено, — писал он ему, — и
я должен принять бремя государя. Брат наш Константин Павлович пишет
ко мне письмо самое дружеское. Поспеши с генералом Толлем
прибыть сюда. Все смирно и спокойно».