— C'est un ange, c'est un ange du ciel! [Это ангел, ангел небесный! (франц.)] — восклицал он. — Всю жизнь я был перед ней виноват… и вот теперь! Chere enfant, я не верю ничему, ничему не верю! Друг мой, скажи мне: ну можно ли представить, что меня хотят засадить в сумасшедший дом? Je dis des choses charmantes et tout le monde rit… [Я говорю
прелестные вещи, и все хохочут… (франц.)] и вдруг этого-то человека — везут в сумасшедший дом?
— Это из Шопена, — заговорила княгиня, томно улыбаясь и держа руки, как институтка. —
Прелестная вещь! Она у меня, доктор, смею похвастать, и певица прелестная. Моя ученица… Я в былые времена была обладательницей роскошного голоса. А вот эта… Вы ее знаете?
Неточные совпадения
— Умиляет меня
прелестная суетность
вещей, созданных от руки человека, — говорил он, улыбаясь.
— Ах, какая
прелестная ваза! Какой милый коврик… — шептала Хина, ощупывая
вещи дрожавшими руками; она вперед смаковала свою добычу и успела прикинуть в уме, какие
вещи она возьмет себе и какие уступит Агриппине Филипьевне. Конечно, себе Хиония Алексеевна облюбовала самые хорошие
вещи, а своей приятельнице великодушно предоставила все то, что было похуже.
— Ну, я думаю, и
вещи тоже ценные? — сказала Татьяна Ивановна. — Ах, какая
прелестная работа! — продолжала она, с любопытством рассматривая баул.
«О Мариорица! милая Мариорица! — думал он, — мы и заочно чувствуем одно; нам уже скучно друг без друга. Ты теперь между шутами, принуждена сносить плоскости этих двуногих животных; предо мною такой же шут, которого терплю потому только, что он бывает у тебя, что он с тобою часто говорит, что он приносит от тебя частичку тебя,
вещи, на которых покоилась
прелестная твоя ручка, слова, которые произносили твои горящие уста, след твоей души».
— Эту
вещь я возьму, — заметил ювелир, рассмотрев действительно
прелестную жемчужину, — по сто пятьдесят франков за карат.
Он чувствовал себя полновластным господином этого
прелестного существа, возбуждавшего всеобщий восторг даже в стране красивых женщин — в Италии, и это самое чувство безграничной собственности не только не уменьшало достоинства
вещи — она была именно его
вещью — но почти сводило их к нулю.