Неточные совпадения
И живет человеческий род, весь отравленный этим трупным ядом своих предшественников, всех
предыдущих поколений, всех человеческих лиц, так же жаждавших полноты
жизни и совершенства; живет человек безумной мечтой победить смерть рождением, а не вечной
жизнью, победить ужас прошлого и настоящего счастьем будущего, для которого не сохранится ни один живой элемент прошлого.
Впервые опубликован в журнале «Время», январь-июль 1861 г. под заглавием «Униженные и оскорбленные. Из записок неудавшегося литератора» с посвящением М.М.Достоевскому. Текст был переработан для отдельного издания этого же года, при последующих изданиях проводилась только стилистическая правка. Воспроизводится по изданию 1879 г. (последнее при
жизни автора) с исправлением опечаток по
предыдущим изданиям. 1859 г.
Теперь представьте же себе, что может сделаться из Фомы, во всю
жизнь угнетенного и забитого и даже, может быть, и в самом деле битого, из Фомы, втайне сластолюбивого и самолюбивого, из Фомы — огорченного литератора, из Фомы — шута из насущного хлеба, из Фомы — в душе деспота, несмотря на все
предыдущее ничтожество и бессилие, из Фомы-хвастуна, а при удаче нахала, из этого Фомы, вдруг попавшего в честь и в славу, возлелеянного и захваленного благодаря идиотке покровительнице и обольщенному, на все согласному покровителю, в дом которого он попал наконец после долгих странствий?
Не буду описывать ход ученого заседания: секретарь читал протокол
предыдущего заседания, потом следовал доклад одного из «наших начинающих молодых ученых» о каких-то жучках, истребивших сосновые леса в Германии, затем прения и т. д. Мне в первый раз пришлось выслушать, какую страшную силу составляют эти ничтожные в отдельности букашки, мошки и таракашки, если они действуют оптом. Впоследствии я постоянно встречал их в
жизни и невольно вспоминал доклад в Энтомологическом обществе.
Вникните пристальнее в процесс этого творчества, и вы убедитесь, что первоначальный источник его заключается в неугасшем еще чувстве
жизни, той самой „
жизни“, с тем же содержанием и теми же поползновениями, о которых я говорил в
предыдущих моих дневниках.
Наконец, разве ее вина, что судьба заставила ее жить в дрянной среде, из которой, может быть, Домна Осиповна несколько и усвоила себе; но не его ли была обязанность растолковывать ей это постепенно, не вдруг, с кротостью и настойчивостью педагога, а не рубить вдруг и сразу прекратить всякие отношения?» Какой мастер был Бегушев обвинять себя в большей части случаев
жизни, мы видели это из
предыдущего.
Преобразования же Петра давно уже сделались у нас достоянием народной
жизни, и это одно уже должно заставить нас смотреть на Петра как на великого исторического деятеля, понявшего и осуществившего действительные потребности своего времени и народа, а не как на какой-то внезапный скачок в нашей истории, ничем не связанный с
предыдущим развитием народа.
Есть в
предыдущем поколении и другие исключения из определенной нами нормы. Это, например, те, суровые прежде, мудрецы, которые поняли наконец, что надо искать источник мудрости в самой
жизни, и вследствие того сделались в сорок лет шалунами, жуирами и стали совершать подвиги, приличные только двадцатилетним юношам, — да, если правду сказать, так и тем неприличные. Но об исключениях такого рода распространяться не стоит.
Воплощенная красота, которая свойственна была
предыдущим эпохам, не знавшим еще таких успехов техники и такой власти машины над
жизнью, разрушается.
О том, что я сделал для удовлетворения моих кредиторов, я уже рассказал в
предыдущей главе, но писательская моя
жизнь, сначала в Сокольниках, где я гостил в семействе князя А.И.Урусова, потом в Москве, полна была Парижем, тамошними моими"пережитками".
Мне в эти годы, как журналисту, хозяину ежемесячного органа, можно было бы еще более участвовать в общественной
жизни, чем это было в
предыдущую двухлетнюю полосу. Но заботы чисто редакционные и денежные хотя и расширяли круг деловых сношений, но брали много времени, которое могло бы пойти на более разнообразную столичную
жизнь у молодого, совершенно свободного писателя, каким я был в два
предыдущих петербургских сезона.
После описанных нами в
предыдущих главах нашего рассказа событий незаметно прошел год однообразной в своем разнообразии петербургской
жизни.
В то время, когда совершались рассказанные нами в
предыдущих главах события, как исторические — свержение и осуждение митрополита Филиппа, так и интимные в
жизни одного из главных лиц нашего повествования, выдающегося в те печальные времена, исторического, позорной памяти, деятеля, Малюты Скуратова,
жизнь в доме Василия Прозоровского текла в своем обычном русле и на ее спокойной по виду поверхности не было не только бури, но и малейшей зыби или волнения.
В то время, когда в Петербурге происходили описанные в
предыдущих главах события,
жизнь наших московских героев шла своим чередом.
На ряду с рассказанными в
предыдущих главах далеко не романтическими событиями, другие герои и героини нашего правдивого повествования жили другою
жизнью, переживали иные чувства.