Неточные совпадения
Вспомнили только что выехавшего из
города старого градоначальника и находили, что хотя он тоже был красавчик и умница, но что, за всем тем, новому
правителю уже по тому одному должно быть отдано преимущество, что он новый.
Но на седьмом году правления Фердыщенку смутил бес. Этот добродушный и несколько ленивый
правитель вдруг сделался деятелен и настойчив до крайности: скинул замасленный халат и стал ходить по
городу в вицмундире. Начал требовать, чтоб обыватели по сторонам не зевали, а смотрели в оба, и к довершению всего устроил такую кутерьму, которая могла бы очень дурно для него кончиться, если б, в минуту крайнего раздражения глуповцев, их не осенила мысль: «А ну как, братцы, нас за это не похвалят!»
Впрочем, хотя эти деревца были не выше тростника, о них было сказано в газетах при описании иллюминации, что «
город наш украсился, благодаря попечению гражданского
правителя, садом, состоящим из тенистых, широковетвистых дерев, дающих прохладу в знойный день», и что при этом «было очень умилительно глядеть, как сердца граждан трепетали в избытке благодарности и струили потоки слез в знак признательности к господину градоначальнику».
В большом зале генерал-губернаторского дома собралось все чиновное сословие
города, начиная от губернатора до титулярного советника:
правители канцелярий и дел, советники, асессоры, Кислоедов, Красноносов, Самосвистов, не бравшие, бравшие, кривившие душой, полукривившие и вовсе не кривившие, — все ожидало с некоторым не совсем спокойным ожиданием генеральского выхода.
Целый вечер просидели мы все вместе дома, разговаривали о европейских новостях, о вчерашнем пожаре, о лагере осаждающих, о их неудачном покушении накануне сжечь
город, об осажденных инсургентах, о
правителе шанхайского округа, Таутае Самква, который был в немилости у двора и которому обещано прощение, если он овладеет
городом. В тот же вечер мы слышали пушечные выстрелы, которые повторялись очень часто: это перестрелка императорских войск с инсургентами, безвредная для последних и бесполезная для первых.
— Помните, когда вы здесь уже, в здешнем губернском
городе, в последний раз с
правителем губернаторской канцелярии, из клуба идучи, разговаривали, он сказал, что его превосходительство жалеет о своих прежних бестактностях и особенно о том, что допустил себя до фамильярности с разными патриотами.
Каждый день утром к старику приезжает из
города бывший
правитель его канцелярии, Павел Трофимыч Кошельков, старинный соратник и соархистратиг, вместе с ним некогда возжегший административный светильник и с ним же вместе погасивший его. Это гость всегда дорогой и всегда желанный: от него узнаются все городские новости, и, что всего важнее, он же, изо дня в день, поведывает почтенному старцу трогательную повесть подвигов и деяний того, кто хотя и заменил незаменимого, но не мог заставить его забыть.
Разумеется,
правитель канцелярии поспешил исполнить данное приказание, но исполнил его таким образом, что по
городу сейчас же разнеслись целые легенды.
Наместник —
правитель, начальник
города или уезда, обладавший большими правами; с 1775 г. наместником назывался генерал-губернатор.] всегда видел Софью Николавну и таял час от часу более.
Если б меценат не проезжал через
город NN, Митя поступил бы в канцелярию, и рассказа нашего не было бы, а был бы Митя со временем старший помощник
правителя дел и кормил бы он своих стариков бог знает какими доходами, — и отдохнули бы Яков Иванович и Маргарита Карловна.
Во всем
городе только и говорили о кандидатах, обедах, уездных предводителях, балах и судьях.
Правитель канцелярии гражданского губернатора третий день ломал голову над проектом речи; он испортил две дести бумаги, писав: «Милостивые государи, благородное NN-ское дворянство!..», тут он останавливался, и его брало раздумье, как начать: «Позвольте мне снова в среде вашей» или: «Радуюсь, что я в среде вашей снова»… И он говорил старшему помощнику...
— Постоянно — пираты, солдаты, и почти каждые пять лет в Неаполе новые
правители, [Горький, как можно предполагать, имел в виду бурную историю Неаполя на протяжении многих веков, когда норманнских завоевателей (1136–1194) сменяли солдаты германского императора Генриха VI, Анжуйскую королевскую династию (1266–1442) — Арагонская (1442–1501); свыше двухсот лет продолжалось испанское господство (1503–1707); вслед за австрийскими оккупантами приходили французские, вторгались войска Наполеона под предводительством Мюрата (1808–1815); 7 ноября 1860 г. в
город вступили краснорубашечники во главе с Гарибальди, и Неаполь с округой вошел в состав Итальянского королевства.] — женщин надо было держать под замком.
— Что ты, дурак, городишь!
Правитель наш сейчас мимо меня в
город с охоты проехал. Долго его тут охотники искали и нашли: вместе поехали.
Собрались в
город, и пришло их столько, что не только во дворе у
правителя не поместились, а и всю соборную площадь заняли.
— А ты не здешний, видно, что не знаешь?
Правитель у нас Аггей. Правит он
городом и всею областью уже двенадцать лет. Грозный у нас
правитель: вчера увидела я его на улице, со страху чуть не упала.
Надел он на него мешок. Пошел Аггей, ни слова не сказавши, в
город. Идет, а сам думу думает о своей напасти и не знает, откуда она на него пришла. Обманщик, видно, какой-нибудь, на него похожий, его платье взял и коня увел. И чем дальше идет Аггей, тем больше сердце у него разгорается. «Уж покажу я ему, что я Аггей — настоящий, грозный
правитель. Прикажу на площадь отвести и голову отрубить. А пастуха тоже так не оставлю», — подумал Аггей, да вдруг вспомнил про мешок и застыдился.
Шел за
городом один юноша и увидел оленя, такого рослого и красивого, что до тех пор и не видывал. И захотел он угодить
правителю: побежал в
город, пришел в его палаты и сказал об олене слугам. Донесли о том Аггею, и приказал он собираться на охоту.
И видит Аггей: идут его воины-телохранители с секирами и мечами, и начальники, и чиновники в праздничных одеждах. И идут под балдахином парчовым
правитель с правительницей: одежды на них золототканые, пояса дорогими каменьями украшенные. И взглянул Аггей в лицо
правителю и ужаснулся: открыл ему Господь глаза, и узнал он ангела Божия. И бежал Аггей в ужасе из
города.
До слуха нашего дошло, что слуга наш Псару нездоров. Мы прибыли сюда для того, чтобы увидать нашего верного слугу Псару. Может ли еще служить нам
правитель священного
города Псару?
Выдать золота, много золота достохвальному начальнику
города,
правителю земли Юга, почтенному летами Псару, достигшему безупречной старости.
Его обижало за
город, что не может здесь установиться постоянного театра, да и скучал он, живя один без семьи, по вечерам. В карты играл он только от скуки, читать по вечерам ему было запрещено. Бумаги читал ему
правитель канцелярии.
Величая и золотя своих воевод и
правителей, Старый
Город откупался от их участия в правлении и гораздо менее управлялся этими воеводами, чем старшинами да наставниками, полугласно избиравшимися из излюбленных людей
города.
Посол взял ответ и цветы и отправился с тем ответом к
правителю, а патриарх сию же минуту оделся, взял свои драгоценности и свою свиту и поскакал на быстрых мулах вон из
города через Ворота Солнца, а за стеною повернул к востоку, надеясь в каком-либо из семи нильских гирл найти греческую трирему или быстроходный чужеземный корабль и бежать на нем от возмущенной страны и от коварного
правителя, с надеждою отплатить ему издали за его издевательство.
Патриарх же еще ранее знал обо всем, что происходит в
городе, и, имея в свите
правителя подкупных людей, которые тоже любили ковры «нежнее сна и легче пуха», постоянно был ими обо всем извещаем. Так известился он также заранее и о наряженном к нему посольстве и, в ожидании посла с букетом, удалился в свою пышную баню и, раздевшись, сел в широкую круглую ванну, над которою в потолке пестрым мрамором были выложены слова: «Мы веруем в единое божество Иисуса Христа и в воскресение тела».
И действительно, навстречу
правителю скакал из
города вестник с письмом, которое еще до грозы принес голубь из Мемфиса: Нил разлился, и жители Фив уже вышли на кровли.