Неточные совпадения
В кабинете Алексей Александрович прошелся два раза и остановился у огромного письменного
стола, на котором уже были зажжены вперед вошедшим камердинером шесть свечей, потрещал пальцами и сел, разбирая письменные принадлежности. Положив локти на
стол, он склонил на
бок голову, подумал с минуту и начал писать, ни одной секунды не останавливаясь. Он писал без обращения к ней и по-французски, упоребляя местоимение «вы», не имеющее того характера холодности, который оно имеет на русском языке.
Проходя
по комнате, он заденет то ногой, то
боком за
стол, за стул, не всегда попадает прямо в отворенную половину двери, а ударится плечом о другую, и обругает при этом обе половинки, или хозяина дома, или плотника, который их делал.
Облако, о котором я говорил, разрослось, пока мы шли садами, и густым слоем, точно снегом, покрыло плотно и непроницаемо всю вершину и спускалось
по бокам ровно: это
стол накрывался скатертью.
Пришла мать, от ее красной одежды в кухне стало светлее, она сидела на лавке у
стола, дед и бабушка —
по бокам ее, широкие рукава ее платья лежали у них на плечах, она тихонько и серьезно рассказывала что-то, а они слушали ее молча, не перебивая. Теперь они оба стали маленькие, и казалось, что она — мать им.
Комната, в которую Стрелов привел Петеньку, смотрела светло и опрятно; некрашеный пол был начисто вымыт и снабжен во всю длину полотняною дорожкой;
по стенам и у окон стояли красного дерева стулья с деревянными выгнутыми спинками и волосяным сиденьем; посредине задней стены был поставлен такой же формы диван и перед ним продолговатый
стол с двумя креслами
по бокам; в углу виднелась этажерка с чашками и небольшим количеством серебра.
Тем не менее она усадила меня на диван перед неизбежным овальным
столом,
по бокам которого,
по преданию всех старинных помещичьих домов, были симметрически поставлены кресла; усадивши, обеспокоилась, достаточно ли покойно мне сидеть, подложила мне под руку подушку и даже выдвинула из-под дивана скамейку и заставила меня положить на нее ноги.
Домашняя птица дохла от повальных болезней, комнаты пустовали, нахлебники ругались из-за плохого
стола и не платили денег, и периодически, раза четыре в год, можно было видеть, как худой, длинный, бородатый Зегржт с растерянным потным лицом носился
по городу в чаянии перехватить где-нибудь денег, причем его блинообразная фуражка сидела козырьком на
боку, а древняя николаевская шинель, сшитая еще до войны, трепетала и развевалась у него за плечами наподобие крыльев.
Мебель уставлена симметрически; посредине диван, перед ним
стол и
по бокам кресла; диван и кресла крыты ярко-голубым штофом, но спинки у них обтянуты коленкором под цвет.
Балалайкина, наконец, привезли, и мы могли приступить к обеду. Жених и невеста,
по обычаю, сели рядом, Глумов поместился подле невесты (он даже изумления не выказая, когда я ему сообщил о желании Фаинушки), я — подле жениха. Против нас сел злополучный меняло, имея
по бокам посаженых отцов. Прочие гости разместились как попало, только Редедя отвел себе место на самом конце
стола и почти не сидел, а стоял и, распростерши руки, командовал армией менял, прислуживавших за
столом.
Личнику Евгению Ситанову удалось ошеломить взбесившегося буяна ударом табурета
по голове. Казак сел на пол, его тотчас опрокинули и связали полотенцами, он стал грызть и рвать их зубами зверя. Тогда взбесился Евгений — вскочил на
стол и, прижав локти к
бокам, приготовился прыгнуть на казака; высокий, жилистый, он неизбежно раздавил бы своим прыжком грудную клетку Капендюхина, но в эту минуту около него появился Ларионыч в пальто и шапке, погрозил пальцем Ситанову и сказал мастерам, тихо и деловито...
Диван с валяющимися на нем газетами, пустые бутылки
по углам, стаканы и недопитая бутылка на
столе, среди сигар, галстуков и перчаток; у двери — темный старинный шкаф, в
бок которому упиралась железная койка, с наспех наброшенным одеялом, — вот все, что я успел рассмотреть, оглянувшись несколько раз.
Комната женщины была узкая, длинная, а потолок её действительно имел форму крышки гроба. Около двери помещалась печка-голландка, у стены, опираясь в печку спинкой, стояла широкая кровать, против кровати —
стол и два стула
по бокам его. Ещё один стул стоял у окна, — оно было тёмным пятном на серой стене. Здесь шум и вой ветра были слышнее. Илья сел на стул у окна, оглядел стены и, заметив маленький образок в углу, спросил...
Околоточный сел за
стол и начал что-то писать, полицейские стояли
по бокам Лунёва; он посмотрел на них и, тяжело вздохнув, опустил голову. Стало тихо, скрипело перо на бумаге, за окнами ночь воздвигла непроницаемо чёрные стены. У одного окна стоял Кирик и смотрел во тьму, вдруг он бросил револьвер в угол комнаты и сказал околоточному...
В комнате я один, на
столе пустая посуда, а из окна дует холодом и сыплет снег. Окно было разбито, стекла валялись на полу. Дворник стучал
по раме, забивая окно доской. Оказалось, что свинья, случайно выпущенная из хлева извозчиком, выдавила
боком мое окно.
Прямо против приподнятых полос материи, разделявшей нумер, стоял ломберный
стол, покрытый чистою, белою салфеткой; на нем весело кипящий самовар и
по бокам его две стеариновые свечи в высоких блестящих шандалах, а за
столом, в глубине дивана, сидела сама Анна Михайловна.
Она была очень длинная; потолок ее был украшен резным деревом;
по одной из длинных стен ее стоял огромный буфет из буйволовой кожи, с тончайшею и изящнейшею резною живописью; весь верхний ярус этого буфета был уставлен фамильными кубками, вазами и бокалами князей Григоровых; прямо против входа виднелся, с огромным зеркалом, каррарского мрамора […каррарский мрамор — белый мрамор, добываемый на западном склоне Апеннинских гор.] камин, а на противоположной ему стене были расставлены на малиновой бархатной доске, идущей от пола до потолка, японские и севрские блюда; мебель была средневековая, тяжелая, глубокая, с мягкими подушками; посредине небольшого, накрытого на несколько приборов,
стола красовалось серебряное плато, изображающее, должно быть, одного из мифических князей Григоровых, убивающего татарина;
по бокам этого плато возвышались два чуть ли не золотые канделябра с целым десятком свечей; кроме этого столовую освещали огромная люстра и несколько бра
по стенам.
Довольно рано, часов в десять, только что затемнело по-настоящему, нагрянули мужики с телегами и лесные братья на экономию Уваровых. Много народу пришло, и шли с уверенностью, издали слышно было их шествие. Успели попрятаться; сами Уваровы с детьми уехали, опустошив конюшню, но, видимо, совсем недавно: на кухне кипел большой барский, никелированный, с рубчатыми
боками самовар, и длинный
стол в столовой покрыт был скатертью, стояли приборы.
Потом, раскинув руки, свалился на
бок, замер, открыв окровавленный, хрипящий рот; на
столе у постели мигала свеча,
по обезображенному телу ползали тени, казалось, что Алексей всё более чернеет, пухнет. В ногах у него молча и подавленно стояли братья, отец шагал
по комнате и спрашивал кого-то...
— Ну, тащи на
стол, а я им пока кабинет свой покажу. Пожалуйте сюда, сюда, — прибавил он, обратясь ко мне и зазывая меня указательным пальцем. У себя в доме он меня не «тыкал»: надо ж хозяину быть вежливым. Он повел меня
по коридору. — Вот где я пребываю, — промолвил он, шагнув
боком через порог широкой двери, — а вот и мой кабинет. Милости просим!
Отворив дверь, Эдвардс вошел к крошечную низкую комнату, расположенную под первой галереей для зрителей; нестерпимо было в ней от духоты и жары; к конюшенному воздуху, разогретому газом, присоединялся запах табачного дыма, помады и пива; с одной стороны красовалось зеркальце в деревянной раме, обсыпанной пудрой; подле, на стене, оклеенной обоями, лопнувшими
по всем щелям, висело трико, имевшее вид содранной человеческой кожи; дальше, на деревянном гвозде, торчала остроконечная войлоковая шапка с павлиньим пером на
боку; несколько цветных камзолов, шитых блестками, и часть мужской обыденной одежды громоздились в углу на
столе.
Ноги не укладывались, всему телу было неудобно, и она повернулась на другой
бок.
По спальне с жужжаньем летала большая муха и беспокойно билась о потолок. Слышно было также, как в зале Григорий и Василий, осторожно ступая, убирали
столы; Ольге Михайловне стало казаться, что она уснет и ей будет удобно только тогда, когда утихнут эти звуки. И она опять нетерпеливо повернулась на другой
бок.
— Да кто ж это нашему государю может приказывать! — горячо стукнул солдат ладонью
по столу. — Ты, брат, эти глупые речи покинь лучше, пока мы те
бока не намяли! Песни вот ты хорошо играешь, а уж слова-то говоришь совсем как есть дурацкие!
Аршак, туго затянутый в новый праздничный бешмет, с осиной талией и в лихо заломленной на
бок папахе неслышно скользил
по ковру в новых мягких чувяках. Люда расставляла на чайном
столе всевозможные печенья и варенья, которые составляли неотъемлемую принадлежность нашего дома.
Володя спустился в кают-компанию и подошел к старшему офицеру, который сидел на почетном месте, на диване, на конце большого
стола,
по бокам которого на привинченных скамейках сидели все офицеры корвета.
По обеим сторонам кают-компании были каюты старшего офицера, доктора, старшего штурмана и пяти вахтенных начальников. У стены, против
стола, стояло пианино. Висячая большая лампа светила ярким веселым светом.
Во время этих обязательных ежегодных поздравлений глазенки малышей-стрижек то и дело косили на правую сторону елки, о
бок которой помещался длинный
стол с лакомствами и подарками.
По другую, левую сторону находился точно такой же
стол с подношениями начальству, с рукодельными работами девочек, предназначенными для попечителей, начальницы и почетных гостей.
Турман не слушал. Он взволнованно метался
по комнате, отыскивая свою фуражку. Отыскал, остановился
боком и теми же проснувшимися глазами окинул богатую сервировку
стола, изящную Катру, внимательно наблюдавшую его из кресла.
Вторая комната удивила ее не меньше первой. Это была, по-видимому, столовая. И здесь все поражало своей крикливой, убогой роскошью. Старые, поломанные стулья чередовались с высокими кожаными табуретами. В открытом буфете была расставлена наполовину перебитая посуда. На стенах висели деревянные тарелки, резные плоды, блюда и расписные чучела гусей и фазанов. A на
столе лежала грязная, порванная в нескольких местах скатерть и стоял с проломанным
боком никелевый самовар.
Однако укорот ему тут барыня сделала. Посадила с собой рядом за
стол,
по другую руку — ротный. Прикрутила малого на короткую цепочку. Сама его в
бок локтем, каблуком на мозоль давит, глаза зеленые, того и гляди пополам перекусит. Ротный его про здоровье спрашивает, насчет заблуждающей почки, а он, словно за чуб его бес поднял, вскочил да гаркнул по-солдатски...
Лишь к обеду княгини, или ужину князя все обязательно сходились к
столу,
по бокам которого, кроме нескольких лакеев, два казачка с громадными веерами из павлиньих перьев, отгоняли летом от обедающих назойливых мух.