Неточные совпадения
Я вышел из кибитки и
требовал, чтоб отвели меня к их начальнику. Увидя офицера, солдаты прекратили брань. Вахмистр повел меня к майору. Савельич от меня не отставал, поговаривая про себя: «Вот тебе и государев кум! Из
огня да в полымя… Господи владыко! чем это все кончится?» Кибитка шагом поехала за нами.
Одни
требовали расчета или прибавки, другие уходили, забравши задаток; лошади заболевали; сбруя горела как на
огне; работы исполнялись небрежно; выписанная из Москвы молотильная машина оказалась негодною по своей тяжести; другую с первого разу испортили; половина скотного двора сгорела, оттого что слепая старуха из дворовых в ветреную погоду пошла с головешкой окуривать свою корову… правда, по уверению той же старухи, вся беда произошла оттого, что барину вздумалось заводить какие-то небывалые сыры и молочные скопы.
Самгин, как всегда, слушал, курил и молчал, воздерживаясь даже от кратких реплик. По стеклам окна ползал дым папиросы, за окном, во тьме, прятались какие-то холодные
огни, изредка вспыхивал новый огонек, скользил, исчезал, напоминая о кометах и о жизни уже не на окраине города, а на краю какой-то глубокой пропасти, неисчерпаемой тьмы. Самгин чувствовал себя как бы наполненным густой, теплой и кисловатой жидкостью, она колебалась, переливалась в нем,
требуя выхода.
Не отрывая глаз от игры
огня, Самгин не чувствовал естественной в этом случае тревоги; это удивило его и
потребовало объяснения.
Ему казалось, что Лидия сама боится своих усмешек и злого огонька в своих глазах. Когда он зажигал
огонь, она
требовала...
Он, с
огнем опытности в руках, пускался в лабиринт ее ума, характера и каждый день открывал и изучал все новые черты и факты, и все не видел дна, только с удивлением и тревогой следил, как ее ум
требует ежедневно насущного хлеба, как душа ее не умолкает, все просит опыта и жизни.
Не только от мира внешнего, от формы, он настоятельно
требовал красоты, но и на мир нравственный смотрел он не как он есть, в его наружно-дикой, суровой разладице, не как на початую от рождения мира и неконченую работу, а как на гармоническое целое, как на готовый уже парадный строй созданных им самим идеалов, с доконченными в его уме чувствами и стремлениями,
огнем, жизнью и красками.
Тогда казалось ему, что он любил Веру такой любовью, какою никто другой не любил ее, и сам смело
требовал от нее такой же любви и к себе, какой она не могла дать своему идолу, как бы страстно ни любила его, если этот идол не носил в груди таких же сил, такого же
огня и, следовательно, такой же любви, какая была заключена в нем и рвалась к ней.
Недолго длилась наша беседа. Утренний отдых в фанзе был недостаточен. Организм
требовал еще сна. Положив в
огонь старых дров, чтобы они дольше горели, мы легли на траву и крепко заснули.
— Знаю, знаю, — перебил меня Гагин. — Я не имею никакого права
требовать от вас ответа, и вопрос мой — верх неприличия… Но что прикажете делать? С
огнем шутить нельзя. Вы не знаете Асю; она в состоянии занемочь, убежать, свиданье вам назначить… Другая умела бы все скрыть и выждать — но не она. С нею это в первый раз, — вот что беда! Если б вы видели, как она сегодня рыдала у ног моих, вы бы поняли мои опасения.
Совершенно провалившийся между носом и острым подбородком рот, вечно осененный язвительною улыбкой, небольшие, но живые, как
огонь, глаза и беспрестанно меняющиеся на лице молнии предприятий и умыслов — все это как будто
требовало особенного, такого же странного для себя костюма, какой именно был тогда на нем.
Она говорила, а гордое чувство все росло в груди у нее и, создавая образ героя,
требовало слов себе, стискивало горло. Ей необходимо было уравновесить чем-либо ярким и разумным то мрачное, что она видела в этот день и что давило ей голову бессмысленным ужасом, бесстыдной жестокостью. Бессознательно подчиняясь этому требованию здоровой души, она собирала все, что видела светлого и чистого, в один
огонь, ослеплявший ее своим чистым горением…
Исправников и становых здесь днем с
огнем не сыщешь. Но паспорты у русских дачников с некоторого времени начали
требовать.
— Ладно, так!.. Ну, Ванюшка, беги теперь в избу, неси
огонь! — крикнул Глеб, укрепив на носу большой лодки козу — род грубой железной жаровни, и положив в козу несколько кусков смолы. — Невод свое дело сделал: сослужил службу! — продолжал он, осматривая конец остроги — железной заостренной стрелы, которой накалывают рыбу, подплывающую на
огонь. — Надо теперь с лучом поездить… Что-то он пошлет? Сдается по всему, плошать не с чего: ночь тиха — лучше и
требовать нельзя!
— Как легко, сделав человека несчастным, сказать ему; будь счастлив! — всё на свете может поправиться!.. Ольга, слушай, в последний раз говорю тебе; я люблю больше, чем ты можешь вообразить; это
огонь…
огонь… о, пойми меня… у меня нет слов… я люблю тебя! если ты не понимаешь этого, то всё остальное напрасно… отвечай; чего ты от меня
требуешь? каких жертв?..
Вёл он себя буйно, пил много, точно
огонь заливая внутри себя, пил не пьянея и заметно похудел в эти дни. От Ульяны Баймаковой держался в стороне, но дети его заметили, что он посматривает на неё требовательно, гневно. Он очень хвастался силой своей, тянулся на палке с гарнизонными солдатами, поборол пожарного и троих каменщиков, после этого к нему подошёл землекоп Тихон Вялов и не предложил, а
потребовал...
Старик недоверчиво посмотрел на меня, а потом как-то нехотя принялся собирать хворост для
огня; Настасья помогала отцу с той особенной грацией в движениях, какую придает сознание собственной красоты. Через десять минут пылал около ширфа большой
огонь, и рябчики были закопаны в горячую золу без всяких предварительных приготовлений, прямо в перьях и с потрохами; это настоящее охотничье кушанье не
требовало для своего приготовления особенных кулинарных знаний.
Он чуть не прибил мать мою, разогнал детей, переломал кисти и мольберт, схватил со стены портрет ростовщика,
потребовал ножа и велел разложить
огонь в камине, намереваясь изрезать его в куски и сжечь.
Постоянное призывание светил и зари, имена зари — Дарья, Мария, Маремьяна, Амтимария (кажется, просто описка, вместо: махи Мария), какие-то Ариды, Мариды и Макариды — находили себе шаткое мифологическое или лингвистическое объяснение; точно так же более точных или простых психологических разъяснений
требуют образы хмеля и браги, олицетворение тоски, призывания
огня, грозы, ветра.
Освещённое луною лицо юноши горит яркой краской, строгие серые глаза неотступно
требуют ответов и сверкают изумрудными искрами. Нам — мне и Егору — радостно видеть его таким, мы взволнованы, зажжены его
огнём, внимательно слушаем строгую речь, а старик громко, усиленно дышит, сморкается, и на его маленьких глазах блестят слёзы.
Крик же свой в комнатах, что «это я сделал», он относил к тому, что он обличил Бодростина и подвел его под народный гнев, в чем-де и может удостоверить Горданов, с которым они ехали вместе и при котором он предупреждал Бодростина, что нехорошо курить сигару, когда мужики
требовали, чтоб
огня нигде не было, но Бодростин этим легкомысленно пренебрег.
И, сгорая в безумной надежде, вся красивая и безобразная от охватившего ее
огня, попадья
требовала от мужа ласк, униженно молила о них.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями,
требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это, как он говорил и, рассыпая из нее
огонь, выбегал вперед и из-под маленькой ручки смотрел на французов.
Сделал сегодня глупость и пробовал объяснить моей Лидочке, что такое война и что такое Турция, даже показал ей на карте. Конечно, она ровно ничего не поняла, и больше всего ее заинтересовало, что так много воды, а потом она и меня отвлекла от газеты, настойчиво
требуя, чтобы посмотрел, как она прыгает. Прыгай себе, прыгай, Божье дитя, и радуйся, что ты не бельгийская или не польская девочка, погибающая в
огне или от бомбы из облаков.