Неточные совпадения
Она хотела что-то сказать, но голос отказался произнести какие-нибудь звуки; с виноватою мольбой взглянув
на старика, она быстрыми легкими шагами
пошла на лестницу. Перегнувшись весь вперед и цепляясь калошами о ступени, Капитоныч бежал за ней,
стараясь перегнать ее.
— И я рада, — слабо улыбаясь и
стараясь по выражению лица Анны узнать, знает ли она, сказала Долли. «Верно, знает», подумала она, заметив соболезнование
на лице Анны. — Ну,
пойдем, я тебя проведу в твою комнату, — продолжала она,
стараясь отдалить сколько возможно минуту объяснения.
И вдруг, вспомнив о раздавленном человеке в день ее первой встречи с Вронским, она поняла, что̀ ей надо делать. Быстрым, легким шагом спустившись по ступенькам, которые
шли от водокачки к рельсам, она остановилась подле вплоть мимо ее проходящего поезда. Она смотрела
на низ вагонов,
на винты и цепи и
на высокие чугунные колеса медленно катившегося первого вагона и глазомером
старалась определить середину между передними и задними колесами и ту минуту, когда середина эта будет против нее.
На втором приеме было то же. Тит
шел мах за махом, не останавливаясь и не уставая. Левин
шел за ним,
стараясь не отставать, и ему становилось всё труднее и труднее: наступала минута, когда, он чувствовал, у него не остается более сил, но в это самое время Тит останавливался и точил.
— Поверьте мне, это малодушие, — отвечал очень покойно и добродушно философ-юрист. —
Старайтесь только, чтобы производство дела было все основано
на бумагах, чтобы
на словах ничего не было. И как только увидите, что дело
идет к развязке и удобно к решению,
старайтесь — не то чтобы оправдывать и защищать себя, — нет, просто спутать новыми вводными и так посторонними статьями.
С соболезнованием рассказывал он, как велика необразованность соседей помещиков; как мало думают они о своих подвластных; как они даже смеялись, когда он
старался изъяснить, как необходимо для хозяйства устроенье письменной конторы, контор комиссии и даже комитетов, чтобы тем предохранить всякие кражи и всякая вещь была бы известна, чтобы писарь, управитель и бухгалтер образовались бы не как-нибудь, но оканчивали бы университетское воспитанье; как, несмотря
на все убеждения, он не мог убедить помещиков в том, что какая бы выгода была их имениям, если бы каждый крестьянин был воспитан так, чтобы,
идя за плугом, мог читать в то же время книгу о громовых отводах.
Все это сделано было в мгновение,
на ходу, и прохожий,
стараясь не показать даже виду,
пошел далее, убавив шагу и как бы в ожидании.
Он
шел дорогой тихо и степенно, не торопясь, чтобы не подать каких подозрений. Мало глядел он
на прохожих, даже
старался совсем не глядеть
на лица и быть как можно неприметнее. Тут вспомнилась ему его шляпа. «Боже мой! И деньги были третьего дня, и не мог переменить
на фуражку!» Проклятие вырвалось из души его.
Осторожно перекинулись незначительными фразами. Маргарита напомнила ему, что он поступил с нею невежливо.
Шли медленно, она смотрела
на него искоса, надув губы, хмурясь; он
старался говорить с нею добродушно, заглядывал в глаза ее ласково и соображал: как внушить ей, чтоб она пригласила его к себе?
За время, которое он провел в суде, погода изменилась: с моря влетал сырой ветер, предвестник осени, гнал над крышами домов грязноватые облака, как бы
стараясь затискать их в коридор Литейного проспекта, ветер толкал людей в груди, в лица, в спины, но люди, не обращая внимания
на его хлопоты, быстро
шли встречу друг другу, исчезали в дворах и воротах домов.
Стараясь удержать
на лицах выражение задумчивости и скорби, все
шли в угол, к столу; там соблазнительно блестели бутылки разноцветных водок, вызывающе распластались тарелки с закусками. Важный актер, вздыхая, сознавался...
Он размышлял еще о многом,
стараясь подавить неприятное, кисловатое ощущение неудачи, неумелости, и чувствовал себя охмелевшим не столько от вина, как от женщины.
Идя коридором своего отеля, он заглянул в комнату дежурной горничной, комната была пуста, значит — девушка не спит еще. Он позвонил, и, когда горничная вошла, он, положив руки
на плечи ее, спросил, улыбаясь...
Он сидел, курил, уставая сидеть — шагал из комнаты в комнату, подгоняя мысли одну к другой, так провел время до вечерних сумерек и
пошел к Елене.
На улицах было не холодно и тихо, мягкий снег заглушал звуки, слышен был только шорох, похожий
на шепот. В разные концы быстро
шли разнообразные люди, и казалось, что все они
стараются как можно меньше говорить, тише топать.
— Ну, оставим это! — прервал его Илья Ильич. — Ты
иди с Богом, куда хотел, а я вот с Иваном Алексеевичем напишу все эти письма да
постараюсь поскорей набросать
на бумагу план-то свой: уж кстати заодно делать…
Обломов, подписывая, утешался отчасти тем, что деньги эти
пойдут на сирот, а потом,
на другой день, когда голова у него была свежа, он со стыдом вспомнил об этом деле, и
старался забыть, избегал встречи с братцем, и если Тарантьев заговаривал о том, он грозил немедленно съехать с квартиры и уехать в деревню.
Между тем в доме у Татьяны Марковны все
шло своим порядком. Отужинали и сидели в зале, позевывая. Ватутин рассыпался в вежливостях со всеми, даже с Полиной Карповной, и с матерью Викентьева, шаркая ножкой, любезничая и глядя так
на каждую женщину, как будто готов был всем ей пожертвовать. Он говорил, что дамам надо
стараться делать «приятности».
Райский по утрам опять начал вносить заметки в программу своего романа, потом
шел навещать Козлова, заходил
на минуту к губернатору и еще к двум, трем лицам в городе, с которыми успел покороче познакомиться. А вечер проводил в саду,
стараясь не терять из вида Веры, по ее просьбе, и прислушиваясь к каждому звуку в роще.
Он опять подкарауливал в себе подозрительные взгляды, которые бросал
на Веру, раз или два он спрашивал у Марины, дома ли барышня, и однажды, не заставши ее в доме, полдня просидел у обрыва и, не дождавшись,
пошел к ней и спросил, где она была,
стараясь сделать вопрос небрежно.
И сделала повелительный жест рукой, чтоб он
шел. Он вышел в страхе, бледный, сдал все
на руки Якову, Василисе и Савелью и сам из-за угла
старался видеть, что делается с бабушкой. Он не спускал глаз с ее окон и дверей.
Марк медленно
шел к плетню, вяло влез
на него и сел, спустив ноги, и не прыгал
на дорогу,
стараясь ответить себе
на вопрос: «Что он сделал?»
— «От вас угроз», то есть — от такого нищего! Я пошутил, — проговорил он тихо, улыбаясь. — Я вам ничего не сделаю, не бойтесь, уходите… и тот документ из всех сил
постараюсь прислать — только
идите,
идите! Я вам написал глупое письмо, а вы
на глупое письмо отозвались и пришли — мы сквитались. Вам сюда, — указал он
на дверь (она хотела было пройти через ту комнату, в которой я стоял за портьерой).
Дня через три приехали опять гокейнсы, то есть один Баба и другой, по обыкновению новый, смотреть фрегат. Они пожелали видеть адмирала, объявив, что привезли ответ губернатора
на письма от адмирала и из Петербурга. Баниосы передали, что его превосходительство «увидел письмо с удовольствием и хорошо понял» и что
постарается все исполнить. Принять адмирала он, без позволения, не смеет, но что
послал уже курьера в Едо и ответ надеется получить скоро.
Опять
пошли мы кочевать, под предводительством индийца или, как называет Фаддеев, цыгана, в белой рубашке, выпущенной
на синие панталоны, в соломенной шляпе, босиком, по пустым улицам,
стараясь отворачивать от многих лавочек, откуда уж слишком пахло китайцами.
Когда опять всё затихло, и послышался опять спокойный храп, он,
стараясь ступать
на половицы, которые не скрипели,
пошел дальше и подошел к самой ее двери.
Она молча, вопросительно посмотрела
на него, и ему стало совестно. «В самом деле, приехать к людям для того, чтобы наводить
на них скуку», подумал он о себе и,
стараясь быть любезным, сказал, что с удовольствием
пойдет, если княгиня примет.
«Это она
идет с ним под руку…» — с тоской подумал Привалов,
стараясь разглядеть даму в белом атласном платье, которая
шла, опираясь
на руку Лоскутова.
Веревкин никак не мог догадаться, куда они приехали, но с удовольствием
пошел в теплую избу, заранее предвкушая удовольствие выспаться
на полатях до седьмого пота. С морозу лихо спится здоровому человеку, особенно когда он отломает верст полтораста. Пока вытаскивались из экипажа чемоданы и наставлялся самовар для гостей, Веревкин, оглядывая новую избу, суетившуюся у печки хозяйку, напрасно
старался решить вопрос, где они. Только когда в избу вошел Нагибин, Веревкин догадался, что они в Гарчиках.
Деревеньку же и довольно хороший городской дом, которые тоже
пошли ей в приданое, он долгое время и изо всех сил
старался перевести
на свое имя чрез совершение какого-нибудь подходящего акта и наверно бы добился того из одного, так сказать, презрения и отвращения к себе, которое он возбуждал в своей супруге ежеминутно своими бесстыдными вымогательствами и вымаливаниями, из одной ее душевной усталости, только чтоб отвязался.
Переправа через скалу Ван-Син-лаза действительно была очень опасна. Я
старался не глядеть вниз и осторожно переносил ногу с одного места
на другое. Последним
шел Дерсу. Когда он спустился к берегу моря, я облегченно вздохнул.
Как ни
старались мы избежать бродов, нам не удалось от них отделаться. Но все же заметно было, что они становились реже. Через несколько километров река разбилась
на протоки, между которыми образовались острова, поросшие тальниками. Тут было много рябчиков. Мы стреляли, но ни одного не могли убить: руки дрожали, не было сил прицеливаться как следует. Понуро мы
шли друг за другом и почти не говорили между собой.
Я
шел как пьяный. Дерсу тоже перемогал себя и еле-еле волочил ноги. Заметив впереди, с левой стороны, высокие утесы, мы заблаговременно перешли
на правый берег реки. Здесь Кулумбе сразу разбилась
на 8 рукавов. Это в значительной степени облегчило нашу переправу. Дерсу всячески
старался меня подбодрить. Иногда он принимался шутить, но по его лицу я видел, что он тоже страдает.
Чжан Бао советовал вернуться назад,
на Билимбе, и
постараться дойти до зверовых фанз. Совет его был весьма резонным, и потому мы в тот же день
пошли обратно. Еще утром
на перевале красовалось облако тумана. Теперь вместо него через хребет ползли тяжелые тучи. Дерсу и Чжан Бао
шли впереди. Они часто поглядывали
на небо и о чем-то говорили между собой. По опыту я знал, что Дерсу редко ошибается, и если он беспокоится, то, значит, тому есть серьезные основания.
В пылу перестрелки мы не обращали внимания
на состояние нашего дощаника — как вдруг, от сильного движения Ермолая (он
старался достать убитую птицу и всем телом налег
на край), наше ветхое судно наклонилось, зачерпнулось и торжественно
пошло ко дну, к счастью, не
на глубоком месте.
Мы так устали за день, что не
пошли дальше и остались здесь ночевать. Внутри фанзы было чисто, опрятно. Гостеприимные китайцы уступили нам свои места
на канах и вообще
старались всячески услужить.
На улице было темно и холодно; со стороны моря доносился шум прибоя, а в фанзе было уютно и тепло…
Она состояла из восьми дворов и имела чистенький, опрятный вид. Избы были срублены прочно. Видно было, что староверы строили их не торопясь и работали, как говорится, не за страх, а за совесть. В одном из окон показалось женское лицо, и вслед за тем
на пороге появился мужчина. Это был староста. Узнав, кто мы такие и куда
идем, он пригласил нас к себе и предложил остановиться у него в доме. Люди сильно промокли и потому
старались поскорее расседлать коней и уйти под крышу.
Замеченный мною барсук часто подымался
на задние ноги и
старался что-то достать, но что именно — я рассмотреть никак не мог. Он так был занят своим делом, что совершенно не замечал нас. Долго мы следили за ним, наконец мне наскучило это занятие, и я
пошел вперед.
К вечеру мы дошли до зверовой фанзы. Хозяева ее отсутствовали, и расспросить было некого.
На общем совете решено было, оставив лошадей
на биваке, разойтись в разные стороны
на разведку. Г.И. Гранатман
пошел прямо, А.И. Мерзляков —
на восток, а я должен был вернуться назад и
постараться разыскать потерянную тропинку.
Вера Павловна
старалась развлекать его, и он поддавался этому, считая себя безопасным, или, лучше сказать, и не вспоминая, что ведь он любит Веру Павловну, не вспоминая, что, поддаваясь ее заботливости, он
идет на беду.
Струнников начинает расхаживать взад и вперед по анфиладе комнат. Он заложил руки назад; халат распахнулся и раскрыл нижнее белье. Ходит он и ни о чем не думает. Пропоет «Спаси, Господи, люди Твоя», потом «
Слава Отцу», потом вспомнит, как протодьякон в Успенском соборе, в Москве, многолетие возглашает, оттопырит губы и
старается подражать. По временам заглянет в зеркало, увидит: вылитый мопс! Проходя по зале, посмотрит
на часы и обругает стрелку.
Эта новость была отпразднована у Стабровского
на широкую ногу. Галактион еще в первый раз принимал участие в таком пире и мог только удивляться, откуда берутся у Стабровского деньги. Обед стоил
на плохой конец рублей триста, — сумма, по тугой купеческой арифметике, очень солидная. Ели, пили, говорили речи, поздравляли друг друга и в заключение
послали благодарственную телеграмму Ечкину. Галактион, как ни
старался не пить, но это было невозможно. Хозяин так умел просить, что приходилось только пить.
Я бегу
на чердак и оттуда через слуховое окно смотрю во тьму сада и двора,
стараясь не упускать из глаз бабушку, боюсь, что ее убьют, и кричу, зову. Она не
идет, а пьяный дядя, услыхав мой голос, дико и грязно ругает мать мою.
Вечером, когда темнело, или в ненастный день Вяхирь и Язь отправлялись
на Пески через затон по набухшему, мокрому льду, — они
шли открыто,
стараясь обратить
на себя внимание сторожей, а мы, четверо, перебирались незаметно, порознь.
Через минуту, когда рыдван, шурша колесами в мягкой пыли и колыхаясь, ехал узким проселком, молодые люди пронеслись мимо него и спешились впереди, привязав лошадей у плетня. Двое из них
пошли навстречу, чтобы помочь дамам, а Петр стоял, опершись
на луку седла, и, по обыкновению склонив голову, прислушивался,
стараясь по возможности определить свое положение в незнакомом месте.
Досада взяла меня. Я рассердился и
пошел обратно к соболиному дереву, но вяза этого я уже не нашел. Сильное зловоние дало мне знать, что я попал
на то место, где
на земле валялось мертвое животное, Я еще раз изменил направление и
старался итти возможно внимательнее
на восток.
На этот раз я попал в гости к филину, а потом опять к каменной глыбе с россыпью.
Я сказал этим бедным людям, чтоб они
постарались не иметь никаких
на меня надежд, что я сам бедный гимназист (я нарочно преувеличил унижение; я давно кончил курс и не гимназист), и что имени моего нечего им знать, но что я
пойду сейчас же
на Васильевский остров к моему товарищу Бахмутову, и так как я знаю наверно, что его дядя, действительный статский советник, холостяк и не имеющий детей, решительно благоговеет пред своим племянником и любит его до страсти, видя в нем последнюю отрасль своей фамилии, то, «может быть, мой товарищ и сможет сделать что-нибудь для вас и для меня, конечно, у своего дяди…»
Она по-прежнему
шла к обедне, как
на праздник, молилась с наслажденьем, с каким-то сдержанным и стыдливым порывом, чему Марья Дмитриевна втайне немало дивилась, да и сама Марфа Тимофеевна, хотя ни в чем не стесняла Лизу, однако
старалась умерить ее рвение и не позволяла ей класть лишние земные поклоны: не дворянская, мол, это замашка.
С Петром Васильичем вообще что-то сделалось, и он просто бросался
на людей, как чумной бык. С баушкой у них
шли постоянные ссоры, и они
старались не встречаться. И с Марьей у баушки все
шло «
на перекосых», — зубастая да хитрая оказалась Марья, не то что Феня, и даже помаленьку стала забирать верх в доме. Делалось это само собой, незаметно, так что баушка Лукерья только дивилась, что ей самой приходится слушаться Марьи.
Мыльников с намерением оставил до следующего дня рассказ о том, как был у Зыковых и Карачунского, — он рассчитывал опохмелиться
на счет этих новостей и не ошибся. Баушка Лукерья сама
послала Оксю в кабак за полштофом и с жадным вниманием прослушала всю болтовню Мыльникова, напрасно
стараясь отличить, где он говорит правду и где врет.
Потом он что-то такое спросил ее, вероятно невпопад, потому что она посмотрела
на него удивленными глазами. Что она ответила, он не понимал, а только видел, как она вышла из комнаты грациозною походкой, как те редкие сновидения, какие заставляют молодеть. Голиковский сидел несколько времени один и
старался припомнить, зачем он приехал сюда и как вообще очутился в этой комнате. Из раздумья вывел его Петр Елисеич, за которым уже успели
послать на фабрику.
На половине спуска, отдуваясь и качаясь от одышки, стоял Бахарев,
стараясь расстегнуть скорее шнуры своей венгерки, чтобы вдохнуть более воздуха; немного впереди его торопливо
шел Гловацкий, но тоже беспрестанно спотыкался и задыхался.