Неточные совпадения
После обеда, когда Долли вышла в свою комнату, Анна быстро
встала и подошла к брату, который закуривал сигару.
На десятый день
после приезда в город Кити заболела. У нее сделалась головная боль, рвота, и она всё утро не могла
встать с постели.
После обеда однако Кити
встала и пошла, как всегда, с работой к больному. Он строго посмотрел на нее, когда она вошла, и презрительно улыбнулся, когда она сказала, что была больна. В этот день он беспрестанно сморкался и жалобно стонал.
Я с трепетом ждал ответа Грушницкого; холодная злость овладела мною при мысли, что если б не случай, то я мог бы сделаться посмешищем этих дураков. Если б Грушницкий не согласился, я бросился б ему на шею. Но
после некоторого молчания он
встал с своего места, протянул руку капитану и сказал очень важно: «Хорошо, я согласен».
То был приятный, благородный,
Короткий вызов, иль картель:
Учтиво, с ясностью холодной
Звал друга Ленский на дуэль.
Онегин с первого движенья,
К
послу такого порученья
Оборотясь, без лишних слов
Сказал, что он всегда готов.
Зарецкий
встал без объяснений;
Остаться доле не хотел,
Имея дома много дел,
И тотчас вышел; но Евгений
Наедине с своей душой
Был недоволен сам собой.
Но наконец она вздохнула
И
встала со скамьи своей;
Пошла, но только повернула
В аллею, прямо перед ней,
Блистая взорами, Евгений
Стоит подобно грозной тени,
И, как огнем обожжена,
Остановилася она.
Но следствия нежданной встречи
Сегодня, милые друзья,
Пересказать не в силах я;
Мне должно
после долгой речи
И погулять и отдохнуть:
Докончу
после как-нибудь.
— Так не верите? А об чем вы без меня заговорили, когда я тогда из конторы вышел? А зачем меня поручик Порох допрашивал
после обморока? Эй ты, — крикнул он половому,
вставая и взяв фуражку, — сколько с меня?
— Вы продолжаете шутить, — произнес,
вставая со стула, Павел Петрович. — Но
после любезной готовности, оказанной вами, я не имею права быть на вас в претензии… Итак, все устроено… Кстати, пистолетов у вас нет?
— Меньше часа они воевали и так же — с треском, воем — исчезли, оставив вокзал изуродованным, как еврейский дом
после погрома. Один бородач — красавец! — воткнул на штык фуражку начальника станции и
встал на задней площадке вагона эдаким монументом! Великолепная фигура! Свирепо настроена солдатня. В таком настроении — Петербург разгромить можно. Вот бы Девятого-то января пустить туда эдаких, — закончил он и снова распустился в кресле, обмяк, улыбаясь.
Говорил он трезво, но,
встав на ноги, — покачнулся, схватил одной рукою край стола, другой — спинку стула.
После случая с Бердниковым Самгин боялся пьяных.
Однажды,
после дневного отдыха и дремоты, он хотел
встать с дивана и не мог, хотел выговорить слово — и язык не повиновался ему. Он в испуге махал только рукой, призывая к себе на помощь.
Илья Ильич и увидит
после, что просто устроен мир, что не
встают мертвецы из могил, что великанов, как только они заведутся, тотчас сажают в балаган, и разбойников — в тюрьму; но если пропадает самая вера в призраки, то остается какой-то осадок страха и безотчетной тоски.
Он, как
встанет утром с постели,
после чая ляжет тотчас на диван, подопрет голову рукой и обдумывает, не щадя сил, до тех пор, пока, наконец, голова утомится от тяжелой работы и когда совесть скажет: довольно сделано сегодня для общего блага.
Так и сделал.
После чаю он уже приподнялся с своего ложа и чуть было не
встал; поглядывая на туфли, он даже начал спускать к ним одну ногу с постели, но тотчас же опять подобрал ее.
— Времени мало было, — начал он, запинаясь, — утром
встанешь, убирают комнаты, мешают, потом начнутся толки об обеде, тут хозяйские дети придут, просят задачу поверить, а там и обед.
После обеда… когда читать?
Наконец, на четвертый или пятый день
после разговора с ней, он
встал часов в пять утра. Солнце еще было на дальнем горизонте, из сада несло здоровою свежестью, цветы разливали сильный запах, роса блистала на траве.
В то утро, то есть когда я
встал с постели
после рецидива болезни, он зашел ко мне, и тут я в первый раз узнал от него об их общем тогдашнем соглашении насчет мамы и Макара Ивановича; причем он заметил, что хоть старику и легче, но доктор за него положительно не отвечает.
Она
встала и вдруг исчезла за портьеру; на лице ее в то мгновение блистали слезы (истерические,
после смеха). Я остался один, взволнованный и смущенный. Положительно я не знал, чему приписать такое в ней волнение, которого я никогда бы в ней и не предположил. Что-то как бы сжалось в моем сердце.
А именно: минут пять спустя
после того как Версилов упал на ковер окровавленный, приподнялся и
встал Ламберт, которого мы все считали убитым.
После размена учтивостей губернатор
встал и хотел было уходить, но адмирал предложил еще некоторые вопросы.
Мимоходом съел высиженного паром цыпленка, внес фунт стерлингов в пользу бедных.
После того, покойный сознанием, что он прожил день по всем удобствам, что видел много замечательного, что у него есть дюк и паровые цыплята, что он выгодно продал на бирже партию бумажных одеял, а в парламенте свой голос, он садится обедать и,
встав из-за стола не совсем твердо, вешает к шкафу и бюро неотпираемые замки, снимает с себя машинкой сапоги, заводит будильник и ложится спать. Вся машина засыпает.
После этого защитника опять
встал товарищ прокурора и, защитив свое положение о наследственности против первого защитника тем, что если Бочкова и дочь неизвестных родителей, то истинность учения наследственности этим нисколько не инвалидируется, так как закон наследственности настолько установлен наукой, что мы не только можем выводить преступление из наследственности, но и наследственность из преступления.
Генерал поморщился на перерыв своего занятия и
после минуты молчания взял карточку, надел pince-nez и, крякнув от боли в широкой пояснице,
встал во весь свой большой рост, потирая свои окоченевшие пальцы.
После речи товарища прокурора со скамьи адвоката
встал средних лет человек во фраке, с широким полукругом белой крахмальной груди, и бойко сказал речь в защиту Картинкина и Бочковой. Это был нанятый ими зa 300 рублей присяжный поверенный. Он оправдывал их обоих и сваливал всю вину на Маслову.
— Об этом мы еще поговорим
после, Сергей Александрыч, а теперь я должен вас оставить… У меня дело в суде, — проговорил Веревкин, вынимая золотые часы. — Через час я должен сказать речь в защиту одного субъекта, который убил троих. Извините, как-нибудь в другой раз… Да вот что: как-нибудь на днях загляните в мою конуру, там и покалякаем. Эй, Виктор,
вставай, братику!
Мне самому стыдно делать такие предположения, а между тем, представьте себе это, именно ведь подсудимый это самое и утверждает:
после меня, дескать, когда я уже вышел из дому, повалив Григория и наделав тревоги, он
встал, пошел, убил и ограбил.
Он мог очнуться и
встать от глубокого сна (ибо он был только во сне:
после припадков падучей болезни всегда нападает глубокий сон) именно в то мгновение, когда старик Григорий, схватив за ногу на заборе убегающего подсудимого, завопил на всю окрестность: «Отцеубивец!» Крик-то этот необычайный, в тиши и во мраке, и мог разбудить Смердякова, сон которого к тому времени мог быть и не очень крепок: он, естественно, мог уже час тому как начать просыпаться.
Вследствие того что мы рано
встали, мы рано выступили и с бивака. Тропа по-прежнему шла по берегу моря.
После реки Сюригчи на значительном протяжении идут метаморфические глинистые сланцы.
Овсяников всегда спал
после обеда, ходил в баню по субботам, читал одни духовные книги (причем с важностью надевал на нос круглые серебряные очки),
вставал и ложился рано.
Дойдя до места, старик опустился на колени, сложил руки ладонями вместе, приложил их ко лбу и дважды сделал земной поклон. Он что-то говорил про себя, вероятно, молился. Затем он
встал, опять приложил руки к голове и
после этого принялся за работу. Молодой китаец в это время развешивал на дереве красные тряпицы с иероглифическими письменами.
В день выступления, 19 мая, мы все
встали рано, но выступили поздно. Это вполне естественно. Первые сборы всегда затягиваются. Дальше в пути все привыкают к известному порядку, каждый знает своего коня, свой вьюк, какие у него должны быть вещи, что сперва надо укладывать, что
после, какие предметы бывают нужны в дороге и какие на биваке.
После полудня дождь усилился, нам пришлось рано
встать на бивак.
Просыпаясь, она нежится в своей теплой постельке, ей лень
вставать, она и думает и не думает, и полудремлет и не дремлет; думает, — это, значит, думает о чем-нибудь таком, что относится именно к этому дню, к этим дням, что-нибудь по хозяйству, по мастерской, по знакомствам, по планам, как расположить этот день, это, конечно, не дремота; но, кроме того, есть еще два предмета, года через три
после свадьбы явился и третий, который тут в руках у ней, Митя: он «Митя», конечно, в честь друга Дмитрия; а два другие предмета, один — сладкая мысль о занятии, которое дает ей полную самостоятельность в жизни, другая мысль — Саша; этой мысли даже и нельзя назвать особою мыслью, она прибавляется ко всему, о чем думается, потому что он участвует во всей ее жизни; а когда эта мысль, эта не особая мысль, а всегдашняя мысль, остается одна в ее думе, — она очень, очень много времени бывает одна в ее думе, — тогда как это назвать? дума ли это или дремота, спится ли ей или Не спится? глаза полузакрыты, на щеках легкий румянец будто румянец сна… да, это дремота.
Хотя некоторый ковшик несколько раз переходил из рук в руки, странное молчание царствовало в сей толпе; разбойники отобедали, один
после другого
вставал и молился богу, некоторые разошлись по шалашам, а другие разбрелись по лесу или прилегли соснуть, по русскому обыкновению.
Когда он дошел до залы и уселся, тогда надобно было
встать. Попечитель Писарев счел нужным в кратких, но сильных словах отдать приказ, по-русски, о заслугах его превосходительства и знаменитого путешественника;
после чего Сергей Глинка, «офицер», голосом тысяча восьмисот двенадцатого года, густосиплым, прочел свое стихотворение, начинавшееся так...
Остаться у них я не мог; ко мне вечером хотели приехать Фази и Шаллер, бывшие тогда в Берне; я обещал, если пробуду еще полдня, зайти к Фогтам и, пригласивши меньшего брата, юриста, к себе ужинать, пошел домой. Звать старика так поздно и
после такого дня я не счел возможным. Но около двенадцати часов гарсон, почтительно отворяя двери перед кем-то, возвестил нам: «Der Herr Professor Vogt», — я
встал из-за стола и пошел к нему навстречу.
— Утром
после Петрова дня
встану пораньше, соберусь — и ау, сестрица!
«Грызиками» назывались владельцы маленьких заведений, в пять-шесть рабочих и нескольких же мальчиков с их даровым трудом. Здесь мальчикам было еще труднее: и воды принеси, и дров наколи, сбегай в лавку — то за хлебом, то за луком на копейку, то за солью, и целый день на посылках, да еще хозяйских ребят нянчи!
Вставай раньше всех, ложись
после всех.
Становилось шумнее. Запивая редкостные яства дорогими винами, гости пораспустились.
После тостов, сопровождавшихся тушами оркестра, вдруг какой-то подгулявший гость
встал и потребовал слова. Елисеев взглянул, сделал нервное движение, нагнулся к архиерею и шепнул что-то на ухо. Архиерей мигнул сидевшему на конце стола протодьякону, не спускавшему глаз со своего владыки.
Хозяева
вставали в семь часов пить чай. Оба злые. Хозяин чахоточный. Били чем попало и за все, — все не так. Пороли розгами, привязавши к скамье. Раз
после розог два месяца в больнице лежал — загноилась спина… Раз выкинули зимой на улицу и дверь заперли. Три месяца в больнице в горячке лежал…
К шести часам утра кипел ведерный самоварище, заблаговременно поставленный учениками, которые должны были
встать раньше всех и уснуть
после всех.
Так делал он, когда просыпался по воскресеньям,
после обеда. Но он не
вставал, всё таял. Солнце уже отошло от него, светлые полосы укоротились и лежали только на подоконниках. Весь он потемнел, уже не шевелил пальцами, и пена на губах исчезла. За теменем и около ушей его торчали три свечи, помахивая золотыми кисточками, освещая лохматые, досиня черные волосы, желтые зайчики дрожали на смуглых щеках, светился кончик острого носа и розовые губы.
После завтрака я взял свое ружье и пошел осматривать долинку, в которой мы
встали биваком. С утра погода стояла великолепная: на небе не было ни единого облачка, солнце обильно посылало свои живительные лучи, и потому всюду на земле было так хорошо — по-праздничному. Кустарниковая и травяная растительность имела ликующий вид; из лесу доносились пронзительные крики. дятлов, по воздуху носились шмели, порхали бабочки…
На столе горел такой же железный ночник с сальною свечкой, как и в той комнате, а на кровати пищал крошечный ребенок, всего, может быть, трехнедельный, судя по крику; его «переменяла», то есть перепеленывала, больная и бледная женщина, кажется, молодая, в сильном неглиже и, может быть, только что начинавшая
вставать после родов; но ребенок не унимался и кричал, в ожидании тощей груди.
Встал он довольно поздно и тотчас же ясно припомнил вчерашний вечер; хоть и не совсем отчетливо, но все-таки припомнил и то, как через полчаса
после припадка его довели домой.
В субботу говельщицы причащались за ранней обедней. В этот день они рано
встали к заутрене, уморились и, возвратясь домой, тотчас
после чаю заснули, потом пообедали и пошли к вечерне.
Наконец Лобачевский
встал, молча зажег свою свечку и, молча протянув Розанову свою руку, отправился в свою комнату. А Розанов проходил почти целую зимнюю ночь и только перед рассветом забылся неприятным, тревожным сном, нисходящим к человеку
после сильного потрясения его оскорблениями и мучительным сознанием собственных промахов, отнимающих у очень нервных и нетерпеливых людей веру в себя и в собственный свой ум.
Стучали
после долго еще в дверь, да никто не
встал отворить ее.
После сна
встала она веселешенька и пошла опять гулять по садам зеленыим, потому что не успела она до обеда обходить и половины их, наглядеться на все их диковинки.
После стола, выпив кофею, без чего Прасковья Ивановна не хотела нас пустить, она первая
встала и, помолясь богу, сказала...