Неточные совпадения
Я пошла
на речку быструю,
Избрала я место тихое
У ракитова
куста.
Села я
на серый камушек,
Подперла рукой головушку,
Зарыдала, сирота!
Громко я звала родителя:
Ты приди, заступник батюшка!
Посмотри на дочь любимую…
Понапрасну я звала.
Нет великой оборонушки!
Рано гостья бесподсудная,
Бесплемянная, безродная,
Смерть родного унесла!
Два мальчика в тени ракиты ловили удочками рыбу. Один, старший, только что закинул удочку и старательно выводил поплавок из-за
куста, весь поглощенный этим делом; другой, помоложе, лежал
на траве, облокотив спутанную белокурую голову
на руки, и
смотрел задумчивыми голубыми глазами
на воду. О чем он думал?
Как будто память с таинственной силой разрасталась
кустом, цветущим цветами,
смотреть на которые немного стыдно, очень любопытно и приятно.
Было тихо,
кусты и деревья едва шевелились, с них капал дождь. Райский обошел раза три сад и прошел через огород, чтоб
посмотреть, что делается в поле и
на Волге.
Позовет ли его опекун
посмотреть, как молотят рожь, или как валяют сукно
на фабрике, как белят полотна, — он увертывался и забирался
на бельведер
смотреть оттуда в лес или шел
на реку, в
кусты, в чащу,
смотрел, как возятся насекомые, остро глядел, куда порхнула птичка, какая она, куда села, как почесала носик; поймает ежа и возится с ним; с мальчишками удит рыбу целый день или слушает полоумного старика, который живет в землянке у околицы, как он рассказывает про «Пугача», — жадно слушает подробности жестоких мук, казней и
смотрит прямо ему в рот без зубов и в глубокие впадины потухающих глаз.
Потом бежал
на Волгу, садился
на обрыв или сбегал к реке, ложился
на песок,
смотрел за каждой птичкой, за ящерицей, за букашкой в
кустах, и глядел в себя, наблюдая, отражается ли в нем картина, все ли в ней так же верно и ярко, и через неделю стал замечать, что картина пропадает, бледнеет и что ему как будто уже… скучно.
Вся Малиновка, слобода и дом Райских, и город были поражены ужасом. В народе, как всегда в таких случаях, возникли слухи, что самоубийца, весь в белом, блуждает по лесу, взбирается иногда
на обрыв,
смотрит на жилые места и исчезает. От суеверного страха ту часть сада, которая шла с обрыва по горе и отделялась плетнем от ельника и
кустов шиповника, забросили.
— Пойдемте же в
кусты за ним! — приглашал я, но не пошел. И никто не пошел.
Кусты стеснились в такую непроницаемую кучу и
смотрели так подозрительно, что можно было побиться об заклад, что там гнездился если не крокодил, так непременно змея, и, вероятно, не одна: их множество
на Яве.
Все это мне приходило в голову, когда я шел под тенью акаций, миртов и банианов; между ними видны кое-где пальмы. Я заходил в сторону, шевелил в
кустах, разводил листья,
смотрел на ползучие растения и потом бежал догонять товарищей.
По дороге от Паарля готтентот-мальчишка, ехавший
на вновь вымененной в Паарле лошади, беспрестанно исчезал дорогой в
кустах и гонялся за маленькими черепахами. Он поймал две: одну дал в наш карт, а другую ученой партии, но мы и свою сбыли туда же, потому что у нас за ней никто не хотел
смотреть, а она ползала везде, карабкаясь вон из экипажа, и падала.
Усталый, сел я
на пень у шалашей и
смотрел на веселую речку: она вся усажена
кустами, тростником и разливается широким бассейном.
Здесь пока, до начала горы, растительность была скудная, и дачи, с опаленною кругом травою и тощими
кустами,
смотрели жалко. Они с закрытыми своими жалюзи, как будто с закрытыми глазами, жмурились от солнца. Кругом немногие деревья и цветники, неудачная претензия
на сад, делали эту наготу еще разительнее. Только одни исполинские
кусты алоэ, вдвое выше человеческого роста, не боялись солнца и далеко раскидывали свои сочные и колючие листья.
«Тут!» — сказали они. «Что тут?» — «Пешкьюем надо». — «Где же Лена?» — спрашиваю я. Якуты, как и смотритель, указали назад,
на пески и луга. Я
посмотрел на берег: там ровно ничего.
Кустов дивно, правда, между ними бродит стадо коров да два-три барана, которых я давно не видал. За Лену их недавно послано несколько для разведения между русскими поселенцами и якутами. Еще
на берегу же стоял пастушеский шалаш из ветвей.
Я устал любоваться, равнодушно
смотрел на персиковые деревья в полном цвету,
на миртовые и кипарисные
кусты!
Как ни привык глаз
смотреть на эти берега, но всякий раз, оглянешь ли кругом всю картину лесистого берега, остановишься ли
на одном дереве,
кусте, рогатом стволе, невольно трепет охватит душу, и как ни зачерствей, заплатишь обильную дань удивления этим чудесам природы. Какой избыток жизненных сил! какая дивная работа совершается почти в глазах! какое обилие изящного творчества пролито
на каждую улитку, муху,
на кривой сучок, одетый в роскошную одежду!
И все было ново нам: мы знакомились с декорациею не наших деревьев, не нашей травы,
кустов и жадно хотели запомнить все: группировку их, отдельный рисунок дерева, фигуру листьев, наконец, плоды; как будто
смотрели на это в последний раз, хотя нам только это и предстояло видеть
на долгое время.
Несколько раз в продолжение дня, как только она оставалась одна, Маслова выдвигала карточку из конверта и любовалась ею; но только вечером после дежурства, оставшись одна в комнате, где они спали вдвоем с сиделкой, Маслова совсем вынула из конверта фотографию и долго неподвижно, лаская глазами всякую подробность и лиц, и одежд, и ступенек балкона, и
кустов,
на фоне которых вышли изображенные лица его и ее и тетушек,
смотрела на выцветшую пожелтевшую карточку и не могла налюбоваться в особенности собою, своим молодым, красивым лицом с вьющимися вокруг лба волосами.
— Может быть, и нужно укладывать камнями выемки, но грустно
смотреть на эту лишенную растительности землю, которая бы могла родить хлеб, траву,
кусты, деревья, как те, которые виднеются вверху выемки.
В это время прилетел поползень. Он сел
на куст около могилы, доверчиво
посмотрел на меня и защебетал.
Начинался рассвет… Из темноты стали выступать сопки, покрытые лесом, Чертова скала и
кусты, склонившиеся над рекой. Все предвещало пасмурную погоду… Но вдруг неожиданно
на востоке, позади гор, появилась багровая заря, окрасившая в пурпур хмурое небо. В этом золотисто-розовом сиянии отчетливо стал виден каждый
куст и каждый сучок
на дереве. Я
смотрел как очарованный
на светлую игру лучей восходящего солнца.
Путешествие по тайге всегда довольно однообразно. Сегодня — лес, завтра — лес, послезавтра — опять лес. Ручьи, которые приходится переходить вброд, заросшие
кустами, заваленные камнями, с чистой прозрачной водой, сухостой, валежник, покрытый мхом, папоротники удивительно похожи друг
на друга. Вследствие того что деревья постоянно приходится видеть близко перед собой, глаз утомляется и ищет простора. Чувствуется какая-то неловкость в зрении, является непреодолимое желание
смотреть вдаль.
В это время Снегурочка отходит и из-за
куста смотрит на берендеев,
на ее место у дупла садится Леший.
Молодые берендеи водят круги; один круг ближе к зрителям, другой поодаль. Девушки и парни в венках. Старики и старухи кучками сидят под
кустами и угощаются брагой и пряниками. В первом кругу ходят: Купава, Радушка, Малуша, Брусило, Курилка, в середине круга: Лель и Снегурочка. Мизгирь, не принимая участия в играх, то показывается между народом, то уходит в лес. Бобыль пляшет под волынку. Бобылиха, Мураш и несколько их соседей сидят под
кустом и пьют пиво. Царь со свитой
смотрит издали
на играющих.
— Это тесть! — проговорил пан Данило, разглядывая его из-за
куста. — Зачем и куда ему идти в эту пору? Стецько! не зевай,
смотри в оба глаза, куда возьмет дорогу пан отец. — Человек в красном жупане сошел
на самый берег и поворотил к выдавшемуся мысу. — А! вот куда! — сказал пан Данило. — Что, Стецько, ведь он как раз потащился к колдуну в дупло.
Селезень присядет возле нее и заснет в самом деле, а утка, наблюдающая его из-под крыла недремлющим глазом, сейчас спрячется в траву, осоку или камыш; отползет,
смотря по местности, несколько десятков сажен, иногда гораздо более, поднимется невысоко и, облетев стороною, опустится
на землю и подползет к своему уже готовому гнезду, свитому из сухой травы в каком-нибудь крепком, но не мокром, болотистом месте, поросшем
кустами; утка устелет дно гнезда собственными перышками и пухом, снесет первое яйцо, бережно его прикроет тою же травою и перьями, отползет
на некоторое расстояние в другом направлении, поднимется и, сделав круг, залетит с противоположной стороны к тому месту, где скрылась; опять садится
на землю и подкрадывается к ожидающему ее селезню.
Каждый день надо было раза два побывать в роще и осведомиться, как сидят
на яйцах грачи; надо было послушать их докучных криков; надо было
посмотреть, как развертываются листья
на сиренях и как выпускают они сизые кисти будущих цветов; как поселяются зорки и малиновки в смородинных и барбарисовых
кустах; как муравьиные кучи ожили, зашевелились; как муравьи показались сначала понемногу, а потом высыпали наружу в бесчисленном множестве и принялись за свои работы; как ласточки начали мелькать и нырять под крыши строений в старые свои гнезда; как клохтала наседка, оберегая крошечных цыпляток, и как коршуны кружились, плавали над ними…
Однажды, когда старик с дочерью подошли к нашим приятелям, Александр, погодя немного, положил удочку
на куст, а сам по обыкновению сел
на свое место и машинально
смотрел то
на отца, то
на дочь.
Изредка Праведный пустит шип по-змеиному: «Поджигатели!» — и
посмотрит не то
на окошко, не то
на экзаменуемого посредника; от шипа этого виноватого покоробит, как бересту
на огне, но привязаться он не может, потому что Праведный сейчас и в
кусты: «Это я так,
на окошко вот
посмотрел, так вспомнилось!» И опять обольется сердце посредника кровью.
Снег валил густыми, липкими хлопьями; гонимые порывистым, влажным ветром, они падали
на землю, превращаясь местами в лужи, местами подымаясь мокрыми сугробами; клочки серых, тяжелых туч быстро бежали по небу, обливая окрестность сумрачным светом; печально
смотрели обнаженные
кусты; где-где дрожал одинокий листок, свернувшийся в трубочку; еще печальнее вилась снежная дорога, пересеченная кое-где широкими пятнами почерневшей вязкой почвы; там синела холодною полосою Ока, дальше все застилалось снежными хлопьями, которые волновались как складки савана, готового упасть и окутать землю…
Товарищи Пепе идут сзади, кувыркаясь со смеха, и прячутся, как мыши, в
кусты, за углы стен, когда форестьер
посмотрит на них спокойным взглядом выцветших глаз.
Гаврило отходит. В это время свист усиливается. Из
кустов выходит Барин и, заметив Парашу, подбегает к ней, она
на него с испугом
смотрит. В нескольких местах показываются люди Хлынова.
— Я таращился! — нисколько! Я просто
смотрел на вас, потому что мне приятно было
смотреть на вас, потому что вы необыкновенно как хороши были у этого
куста на коленях!
— А может быть, еще не хватились, может, и смена не приходила, — вскрикнул Воронов и выбежал
на опушку кладбища,
на вал и, раздвинув
кусты,
посмотрел вперед. Далеко перед ним раскинулся горизонт. Налево, весь утопающий в зелени садов, город с сияющими
на солнце крестами церквей, веселый, радостный, не такая темная масса, какой он казался ночью… направо мелкий лесок, левей его дерновая, зеленая горка, а рядом с ней выкрашенная в казенный цвет, белыми и черными угольниками, будка, подле порохового погреба.
— Только, бога ради! не здесь, подле этих грустных, обезображенных лип. Пойдемте в рощу. Я люблю отдыхать вот там, под этой густой черемухой. Не правда ли, — продолжала Полина, когда они, войдя в рощу, сели
на дерновую скамью, — не правда ли, что здесь и дышишь свободнее?
Посмотрите, как весело растут эти березы, как пушисты эти ракитовые
кусты; с какою роскошью подымается этот высокой дуб! Он не боится, что придет садовник и сравняет его с другими деревьями.
Мы принялись кричать:
смотрим, лезет кто-то из-за
куста… ямщик! лица нет
на парне, дрожкой дрожит.
Лежал он
на спине, ногами к открытому месту, голову слегка запрятав в
кусты: будто, желая покрепче уснуть, прятался от солнца; отвел Саша ветку с поредевшим желтым листом и увидел, что матрос
смотрит остекленело, а рот черен и залит кровью; тут же и браунинг — почему-то предпочел браунинг.
Щупая босыми ногами землю, Пётр присматривался к собаке дворника, она явилась из
кустов и вопросительно
смотрела на него, помахивая хвостом. Он боялся идти к брату, чувствуя себя пустым, не зная, что сказать Никите.
Вокруг оседланные кони;
Серебряные блещут брони;
На каждом лук, кинжал, колчан
И шашка
на ремнях наборных,
Два пистолета и аркан,
Ружье; и в бурках, в шапках черных
К набегу стар и млад готов,
И слышен топот табунов.
Вдруг пыль взвилася над горами,
И слышен стук издалека;
Черкесы
смотрят: меж
кустамиГирея видно, ездока!
Параллельно с занятиями науки шла и охота за птичками. Мы с Митькой очень хорошо знали, что птичка, спугнутая с яиц, бросит их высиживать, а потому, разыскавши в садовых
кустах или в лесу птичку
на яйцах, мы довольствовались наслаждением видеть, как она неподвижно припадает
на своем гнездышке, недоверчиво
смотря блестящими глазками
на любопытных, очевидно, не зная наверное, открыта ли она или нет. Но когда молодые уже вывелись, птичка не покидает детей даже спугнутая с гнезда.
«Схоронили ее
на Петропавловском где все наши провожали мы и нищие они ее любили и плакали. Дедушка тоже плакал нас прогнал а сам остался
на могиле мы
смотрели из
кустов как он плакал он тоже скоро помрет».
Предо мною лежало тело Изота,
на берегу, под
кустами ивняка. Синее лицо его было обращено к небу, а остекленевшие глаза строго
смотрели внутрь себя. Золотистая борода слиплась острыми комьями, в ней прятался изумленно открытый рот.
На местах отдыха, в воксале,
на музыке или пред фонтаном, он уже непременно останавливается где-нибудь недалеко от нашей скамейки, и, где бы мы ни были, в парке ли, в лесу ли, или
на Шлангенберге, — стоит только вскинуть глазами,
посмотреть кругом и непременно где-нибудь, или
на ближайшей тропинке, или из-за
куста, покажется уголок мистера Астлея.
Белесова. Я стараюсь не обращать
на него внимания, но не могу. Он не преследует меня; он
смотрит всегда издали, из-за угла, из-за
куста; где б я ни была, я вперед знаю, что эти неподвижные глаза откуда-нибудь
смотрят на меня, — и я сама невольно оглядываюсь и ищу их.
— Бежит кто-то сюда! — тихо шепчет Иван.
Смотрю под гору — вверх по ней тени густо ползут, небо облачно, месяц
на ущербе то появится, то исчезнет в облаках, вся земля вокруг движется, и от этого бесшумного движения ещё более тошно и боязно мне. Слежу, как льются по земле потоки теней, покрывая заросли и душу мою чёрными покровами. Мелькает в
кустах чья-то голова, прыгая между ветвей, как мяч.
Была тихая, теплая и темная ночь; окно было открыто; звезды блестели
на черном небе. Он
смотрел на них, отличая знакомые созвездия и радуясь тому, что они, как ему казалось, понимают его и сочувствуют ему. Мигая, он видел бесконечные лучи, которые они посылали ему, и безумная решимость увеличивалась. Нужно было отогнуть толстый прут железной решетки, пролезть сквозь узкое отверстие в закоулок, заросший
кустами, перебраться через высокую каменную ограду. Там будет последняя борьба, а после — хоть смерть.
Было потехи у баб, ребятишек,
Как прокатил я деревней зайчишек:
„Глянь-ко: что делает старый Мазай!“
Ладно! любуйся, а нам не мешай!
Мы за деревней в реке очутились.
Тут мои зайчики точно сбесились:
Смотрят,
на задние лапы встают,
Лодку качают, грести не дают:
Берег завидели плуты косые,
Озимь, и рощу, и
кусты густые!..
К берегу плотно бревно я пригнал,
Лодку причалил — и „с богом!“ сказал…
Ну, сели, поехали. До свету еще часа два оставалось. Выехали
на дорогу, с версту этак проехали; гляжу, пристяжка у меня шарахнулась. Что, думаю, такое тут? Остановил коней, оглядываюсь: Кузьма из
кустов ползет
на дорогу. Встал обок дороги,
смотрит на меня, сам лохмами своими трясет, смеется про себя… Фу ты, окаянная сила! У меня и то кошки по сердцу скребнули, а барыня моя, гляжу, ни жива ни мертва… Ребята спят, сама не спит, мается.
На глазах слезы. Плачет… «Боюсь я, говорит, всех вас боюсь…»
—
Смотрите,
смотрите, как святой отец удирает… — шепнул он, показывая головой
на кусты ивняка, обходившие зеленой каймой невидимое моховое болотце.
Дед, приподняв
на локте голову,
смотрел на противоположный берег, залитый солнцем и бедно окаймлённый редкими
кустами ивняка; из
кустов высовывался чёрный борт парома. Там было скучно и пусто. Серая полоса дороги уходила от реки в глубь степи; она была как-то беспощадно пряма, суха и наводила уныние.
— Здравствуйте! — гулко отрубил приехавший и,
посмотрев на тот берег, где из
кустов выползал медленно и неуклюже чёрный паром, стал пристально оглядывать нищих. — Из России?