Неточные совпадения
Профессор велел внести ее в
мастерскую,
посмотрел.
Ему рисовалась темная, запыленная
мастерская, с завешанным светом, с кусками мрамора, с начатыми картинами, с манекеном, — и сам он, в изящной блузе, с длинными волосами, с негой и счастьем
смотрит на свое произведение: под кистью у него рождается чья-то голова.
Я все время поминал вас, мой задумчивый артист: войдешь, бывало, утром к вам в
мастерскую, откроешь вас где-нибудь за рамками, перед полотном, подкрадешься так, что вы, углубившись в вашу творческую мечту, не заметите, и
смотришь, как вы набрасываете очерк, сначала легкий, бледный, туманный; все мешается в одном свете: деревья с водой, земля с небом… Придешь потом через несколько дней — и эти бледные очерки обратились уже в определительные образы: берега дышат жизнью, все ярко и ясно…
Он с тяжелым чувством
посмотрел на все эти роскошные приспособления
мастерской и в невеселом расположении духа вошел в кабинет.
— Вы видите, — продолжала она: — у меня в руках остается столько-то денег. Теперь: что делать с ними! Я завела
мастерскую затем, чтобы эти прибыльные деньги шли в руки тем самым швеям, за работу которых получены. Потому и раздаю их нам; на первый раз, всем поровну, каждой особо. После
посмотрим, так ли лучше распоряжаться ими, или можно еще как-нибудь другим манером, еще выгоднее для вас. — Она раздала деньги.
Безликие иконы
смотрят с темных стен, к стеклам окон прижалась темная ночь. Лампы горят тускло в духоте
мастерской; прислушаешься, и — среди тяжелого топота, в шуме голосов выделяется торопливое падение капель воды из медного умывальника в ушат с помоями.
Над столом висит лампа, за углом печи — другая. Они дают мало света, в углах
мастерской сошлись густые тени, откуда
смотрят недописанные, обезглавленные фигуры. В плоских серых пятнах, на месте рук и голов, чудится жуткое, — больше, чем всегда, кажется, что тела святых таинственно исчезли из раскрашенных одежд, из этого подвала. Стеклянные шары подняты к самому потолку, висят там на крючках, в облачке дыма, и синевато поблескивают.
Ну, не беспокойтесь тогда. В другой раз как-нибудь
посмотрим. Ну, вот что, товарищ модельщица. Передайте заведующей, что была комиссия из Наркомпроса, осмотрела все, нашла
мастерскую в образцовом порядке. Мы им бумагу пришлем официальную.
— Ишь, какой он нежоха! Какой у него халатик мягенький, — говорила Даша, проводя ручкой по нежному беличьему меху. — И как тут все хорошо! И в
мастерской так хорошо, и везде… везде будто как все новое стало. Как я вылежалась-то, боже мой, руки-то, руки-то,
посмотрите, Нестор Игнатьич? Видите? — спросила она, поставив свои ладони против камина. — Насквозь светятся.
Мастерская угрюмо молчала, на меня
смотрели злобно, а Кузин бормотал...
На меня
смотрели злобно, с завистью, с нехорошими усмешками, по
мастерской плавали тяжелые, обидные слова...
В крайнее окно
мастерской после полудня минут двадцать
смотрит солнечный луч, стекло, радужное от старости, становится красивым и веселым. В открытую форточку слышно, как взвизгивает железо полозьев, попадая на оголенный камень мостовой, и все звуки улицы стали голее, звончей.
— Смотри-ка! В угол-то
смотри! тут вся его
мастерская и теперь стоит. Да зажги ты свечу, отец Прохор.
Он вошел в
мастерскую, стараясь ни на кого не
смотреть, стыдясь того оскорбления, которое он получил. Начатые им псалтыри — заказ не спешный — лежали в его верстаке нетронутыми. Андрей Иванович начал вставлять книги в тиски.
— Э, не
смотрите: ерунда! Я их так себе, от скуки, из
мастерской взял. Глупые идеи, нечего читать: одна только критика, для смеху… Ну, а вот оно и подкрепление нам!
— Дело не в деньгах, а в равноправенстве. Женщина должна быть равна мужчине, свободна. Она такой же человек, как и мужчина. А для этого она должна быть умна, иначе мужчина никогда не захочет
смотреть на нее, как на товарища. Вот у нас девушки работают в
мастерской, — разве я могу признать в них товарищей, раз что у них нет ни гордости, ни ума, ни стыда? Как они могут постоять за свои права? А Елизавету Алексеевну я всегда буду уважать, все равно, что моего товарища.
За два месяца, как она не работала в
мастерской, она сильно располнела, особенно в нижней части лица, синие глаза
смотрели спокойно и довольно.
Устало понурившись, Александра Михайловна с удовольствием и завистью
смотрела на ее работу. Таня была лучшею работницею
мастерской. Захватив со стопки большой печатный лист, она сгибала его на папке, с неуловимою быстротою взглянув на номера, и проводила по сгибу костяшкою. Лист как будто сам собою сгибался, как только его касались тонкие пальцы Тани. При втором сгибе мелькал столбец цифр, при третьем — какая-то картинка, сложенный лист летел влево, а в это время со стопки уже скользил на папку новый.
Андрей Иванович вздрогнул, как от удара кнутом, и быстро обернулся. Перед ним стоял Ляхов, заискивающе улыбался и протягивал руку. Ляхов был в своей рабочей блузе, в левой руке держал скребок. Андрей Иванович, бледный, неподвижно
смотрел на Ляхова: он был здесь, он по-прежнему работал в
мастерской! Андрей Иванович повернулся к нему спиной и медленно пошел в контору.
Он
смотрел в окно, как по туманному небу тянулся дым из фабричных труб, и думал: везде кругом — заводы, фабрики,
мастерские без числа, в них работают десятки тысяч людей; и все эти люди живут лишь одною мыслью, одною целью — побольше заработать себе, и нет им заботы до всех, кто кругом; робкие и алчные, не способные ни на какое смелое дело, они вот так же, как сейчас вокруг него, будут шутить и смеяться, не желая замечать творящихся вокруг обид и несправедливостей.
— Да, недаром покойник Андрей Иванович презирал женщин, — задумчиво сказала Александра Михайловна. —
Смотрю я вот на наших девушек и думаю: верно ведь он говорил. Пойдет девушка на работу — бесстыдная станет, водку пьет. Андрей Иванович всегда говорил: дело женщины — хозяйство, дети… И умирал, говорил мне: «Один завет тебе, Шурочка: не иди к нам в
мастерскую!» Он знал, что говорил, он очень был умный человек…
Большого роста, еще не старый, с обличьем солдата, в бородке, под гребенку остриженный, он то и дело смеялся и рассуждал за работой; в свободные от работы часы ходил подбоченясь развалистой поступью, туда и сюда, в поля, на гумно, в другие
мастерские, вызывался молотить, или веять, или косить,
смотря в какую пору. Он же исправлял и всякие починки по тележной части.