Неточные совпадения
Он был еще худее, чем
три года тому назад, когда Константин Левин видел его в
последний раз. На нем был короткий сюртук. И руки и широкие кости казались еще огромнее. Волосы стали реже, те же прямые усы висели на губы, те же глаза странно и наивно смотрели на вошедшего.
Отвечая на них, он проговорил
три четверти часа, беспрестанно прерываемый и переспрашиваемый, и успел передать все главнейшие и необходимейшие факты, какие только знал из
последнего года жизни Родиона Романовича, заключив обстоятельным рассказом о болезни его.
Раскольников взял газету и мельком взглянул на свою статью. Как ни противоречило это его положению и состоянию, но он ощутил то странное и язвительно-сладкое чувство, какое испытывает автор, в первый раз видящий себя напечатанным, к тому же и двадцать
три года сказались. Это продолжалось одно мгновение. Прочитав несколько строк, он нахмурился, и страшная тоска сжала его сердце. Вся его душевная борьба
последних месяцев напомнилась ему разом. С отвращением и досадой отбросил он статью на стол.
(Сделаю здесь необходимое нотабене: если бы случилось, что мать пережила господина Версилова, то осталась бы буквально без гроша на старости
лет, когда б не эти
три тысячи Макара Ивановича, давно уже удвоенные процентами и которые он оставил ей все целиком, до
последнего рубля, в прошлом
году, по духовному завещанию. Он предугадал Версилова даже в то еще время.)
Да я уж и не рос
последние два —
три года перед тем, как мы стали жить вместе.
Передо мною лежат три-четыре письма, которые я получил от Грановского в
последние годы; какая разъедающая, мертвящая грусть в каждой строке!
А через
три года она прибавила на ее
последнем листе...
Одного из редакторов, помнится Дюшена, приводили раза
три из тюрьмы в ассизы по новым обвинениям и всякий раз снова осуждали на тюрьму и штраф. Когда ему в
последний раз, перед гибелью журнала, было объявлено, решение, он, обращаясь к прокурору, сказал: «L'addition, s'il vous plaît?» [Сколько с меня всего? (фр.)] — ему в самом деле накопилось
лет десять тюрьмы и тысяч пятьдесят штрафу.
Вторую группу составляли два брата и
три сестры-погодки, и хотя старшему брату, Степану, было уже четырнадцать
лет в то время, когда сестре Софье минуло только девять, но и первый и
последняя учились у одних и тех же гувернанток.
Два или
три последних года он почти ежедневно проходил в гимназию мимо нашего двора.
Ему оставалось немного дослужить до пенсии. В период молодой неудовлетворенности он дважды бросал службу, и эти два —
три года теперь недоставали до срока. Это заставляло его сильно страдать: дотянуть во что бы то ни стало, оставить пенсию семье — было теперь
последней задачей его жизни.
Оказалось, что это
три сына Рыхлинских, студенты Киевского университета, приезжали прощаться и просить благословения перед отправлением в банду. Один был на
последнем курсе медицинского факультета, другой, кажется, на третьем. Самый младший — Стасик,
лет восемнадцати, только в прошлом
году окончил гимназию. Это был общий любимец, румяный, веселый мальчик с блестящими черными глазами.
Из станиц Михей Зотыч повернул прямо на Ключевую, где уже не был
три года. Хорошего и тут мало было. Народ совсем выбился из всякой силы. Около десяти
лет уже выпадали недороды, но покрывались то степным хлебом, то сибирским. Своих запасов уже давно не было, и хозяйственное равновесие нарушилось в корне. И тут пшеничники плохо пахали, не хотели удобрять землю и везли на рынок
последнее. Всякий рассчитывал перекрыться урожаем, а земля точно затворилась.
В отчете инспектора сельского хозяйства приводится таблица урожаев за
последние пять
лет, составленная по данным, которые начальник острова называет «праздными вымыслами»; из этой таблицы можно заключить приблизительно, что средний урожай зерновых хлебов на Сахалине составляет сам-три.
В эти
последние годы подросли и созрели все
три генеральские дочери — Александра, Аделаида и Аглая.
Ему приходилось удовлетворять и садические и мазохические наклонности своих клиентов, а иногда обслуживать и совсем противоестественные половые извращения, хотя, надо сказать, что за
последнее он брался только в редких случаях, суливших большую несомненную прибыло Раза два-три ему приходилось отсиживать в тюрьме, но эти высидки шли ему впрок: он не только не терял хищнического нахрапа и упругой энергии в делах, но с каждым
годом становился смелее, изобретательнее и предприимчивее.
Круглый
год, всякий вечер, — за исключением
трех последних дней страстной недели и кануна благовещения, когда птица гнезда не вьет и стриженая девка косы не заплетает, — едва только на дворе стемнеет, зажигаются перед каждым домом, над шатровыми резными подъездами, висячие красные фонари.
Я имею теперь под руками
три издания «Детской библиотеки»: 1806 (четвертое издание), 1820 и 1846
годов (вероятно, их было более десяти); но, к удивлению моему, не нахожу в двух
последних небольшой драматической пиески, в которой бедный крестьянский мальчик поет следующую песню, сложенную для его отца каким-то грамотеем.
Он искренно сам верил всю свою жизнь, что в некоторых сферах его постоянно опасаются, что шаги его беспрерывно известны и сочтены и что каждый из
трех сменившихся у нас в
последние двадцать
лет губернаторов, въезжая править губернией, уже привозил с собою некоторую особую и хлопотливую о нем мысль, внушенную ему свыше и прежде всего, при сдаче губернии.
Хотя в этом кортеже и старались все иметь печальные лица (секретарь депутатского собрания успел даже выжать из глаз две —
три слезинки), но истинного горя и сожаления ни в ком не было заметно, за исключением, впрочем, дворовой прачки Петра Григорьича — женщины уже
лет сорока и некрасивой собою: она ревмя-ревела в силу того, что
последнее время барин приблизил ее к себе, и она ужасно этим дорожила и гордилась!
Но
последнее время записка эта исчезла по той причине, что вышесказанные
три комнаты наняла приехавшая в Москву с дочерью адмиральша, видимо, выбиравшая уединенный переулок для своего местопребывания и желавшая непременно нанять квартиру у одинокой женщины и пожилой, за каковую она и приняла владетельницу дома; но Миропа Дмитриевна Зудченко вовсе не считала себя пожилою дамою и всем своим знакомым доказывала, что у женщины никогда не надобно спрашивать, сколько ей
лет, а должно смотреть, какою она кажется на вид; на вид же Миропа Дмитриевна, по ее мнению, казалась никак не старее тридцати пяти
лет, потому что если у нее и появлялись седые волосы, то она немедля их выщипывала;
три — четыре выпавшие зуба были заменены вставленными; цвет ее лица постоянно освежался разными притираньями; при этом Миропа Дмитриевна была стройна; глаза имела хоть и небольшие, но черненькие и светящиеся, нос тонкий; рот, правда, довольно широкий, провалистый, но не без приятности; словом, всей своей физиономией она напоминала несколько мышь, способную всюду пробежать и все вынюхать, что подтверждалось даже прозвищем, которым называли Миропу Дмитриевну соседние лавочники: дама обделистая.
Борис Федорович в
последние годы пошел быстро в гору. Он сделался шурином царевича Федора, за которого вышла сестра его Ирина, и имел теперь важный сан конюшего боярина. Рассказывали даже, что царь Иван Васильевич, желая показать, сколь Годунов и невестка близки его сердцу, поднял однажды
три перста кверху и сказал, дотрогиваясь до них другою рукой...
Чухонка Лиза уже
три раза вихрем пронеслась по улице взад и вперед, собирая на
лету последние известия, чтобы сейчас же разнести их с проворством обезьяны по всем
трем этажам нашего деревянного домика.
Обыкновенно он исчезал из лагерей. Зимой это был самый аккуратный служака, но чуть лед на Волге прошел — заскучает, ходит из угла в угол, мучится, а как перешли в лагерь, — он недалеко от Полупленной рощи, над самой рекой, — Орлова нет как нет. Дня через три-четыре явится веселый, отсидит, и опять за службу.
Последняя его отлучка была в прошлом
году, в июне. Отсидел он две недели в подземном карцере и прямо из-под ареста вышел на стрельбу. Там мы разговорились.
В
последний раз мне случилось видеть такой мор в 1841
году: я жил это
лето в подмосковном селе Ильинском; от него верстах в
трех есть довольно большой, глубокий пруд и мельница при деревне Оборвихе на речке Сомынке; всякой рыбы много водилось в этом пруду, потому что в нем нельзя было ловить неводом и даже бреднем по множеству подводных каршей, коряг и густой травы.
Эта полуразрушенная превосходительная фигура, в течение двух —
трех последних лет аккуратно появлявшаяся в парке, пользовалась среди студентов значительною, хотя и не особенно лестною популярностью.
Можно судить, что сталось с ним: не говоря уже о потере дорогого ему существа, он вообразил себя убийцей этой женщины, и только благодаря своему сильному организму он не сошел с ума и через
год физически совершенно поправился; но нравственно, видимо, был сильно потрясен: заниматься чем-нибудь он совершенно не мог, и для него началась какая-то бессмысленная скитальческая жизнь: беспрерывные переезды из города в город, чтобы хоть чем-нибудь себя занять и развлечь; каждодневное читанье газетной болтовни; химическим способом приготовленные обеды в отелях; плохие театры с их несмешными комедиями и смешными драмами, с их высокоценными операми, в которых постоянно появлялись то какая-нибудь дива-примадонна с инструментальным голосом, то необыкновенно складные станом тенора (
последних, по большей части, женская половина публики
года в
три совсем порешала).
Лет через пятнадцать после его смерти я был в
последний раз на родных зеленых горах; я опять видел Шульпиху, Осиновую, Кирюшкин пригорок, Белую, Седло, Билимбаиху,
трех Шайтанов и Старик-Камень.
Прошло
три года, как я дописал
последнюю строчку первого отдела мордасовской летописи, и кто бы мог подумать, что мне еще раз придется развернуть мою рукопись и прибавить еще одно известие к моему рассказу.
На Керчь мы шли уже не берегом, а степью, в видах сокращения пути, в котомке у нас была всего только одна ячменная лепёшка фунта в
три, купленная у татарина на
последний наш пятак. Попытки Шакро просить хлеба по деревням не приводили ни к чему, везде кратко отвечали: «Много вас!..» Это была великая истина: действительно, до ужаса много было людей, искавших куска хлеба в этот тяжёлый
год.
О дачниках нет и помину. Их точно и не было. Два-три хороших дождя — и смыта с улиц
последняя память о них. И все это бестолковое и суетливое
лето с духовой музыкой по вечерам, и с пылью от дамских юбок, и с жалким флиртом, и спорами на политические темы — все становится далеким и забытым сном. Весь интерес рыбачьего поселка теперь сосредоточен только на рыбе.
[С. И. Клименков, почтенный и всем известный в Москве врач, который 15
лет был медиком, и другом покойного Загоскина и всего его семейства, но которого, по несчастию, он не слушался в
последние два
года, призванный только за
три дня до кончины Загоскина, полагает, что она произошла вследствие истощения сил больного, сначала гидропатией, потом средствами горячительными и раздражающими, наконец четырехмесячным употреблением Цитманова декокта; что наследственная подагра, гнездившаяся в нем издавна, несмотря на трезвую и правильную жизнь, при существовавшей тогда эпидемии в Москве кровавых дизентерий, бросилась на пищеварительные органы и произвела воспаление и антонов огонь.]
Вот один раз, это уж на
последнем году мужниной жизни (все уж тут валилось, как перед пропастью), сделайся эта кума Прасковья Ивановна именинница. Сделайся она именинница, и пошли мы к ней на именины, и застал нас там у нее дождь, и такой дождь, что как из ведра окатывает; а у меня на ту пору еще голова разболелась, потому выпила я у нее
три пунша с кисляркой, а эта кислярская для головы нет ее подлее. Взяла я и прилегла в другой комнатке на диванчике.
Подобные мысли и опасения тревожили Кольцова почти постоянно и возмущали
последние дни его жизни. Во все продолжение 1842
года он был болен. Наконец силы его совершенно истощились; он упал под бременем болезни, бедности и бесплодной борьбы с обстоятельствами. 19 октября 1842
года, в
три часа пополудни, Кольцова не стало. Он умер на 34-м
году от рождения.
Родитель даже очень полюбил своего зятька и по прошествии
трех лет отписал ему, что так как его родительское здоровье становится плохо, то и хотел бы он
последние дни свои провести с детьми и внуками, а посему выходи-ко в отставку и перебирайся ко мне в деревню.
— Узнавать-то нечего, не стоит того, — ответил Морковников. — Хоша ни попов, ни церкви Божьей они не чуждаются и, как служба в церкви начнется, приходят первыми, а отойдет — уйдут
последними; хоша раза по
три или по четыре в
году к попу на дух ходят и причастье принимают, а все же ихняя вера не от Бога. От врага наваждение, потому что, ежели б ихняя вера была прямая, богоугодная, зачем бы таить ее? Опять же тут и волхвования, и пляска, и верченье, и скаканье. Божеско ли это дело, сам посуди…
Закончив курс консерватории за границей, он стал довольно крупной известностью в музыкальном мире за эти
три последних года.
Висленев, в свою очередь, не менее язвительно, попросил уволить его от всяких объяснений, и, не проверяя представленного счета, взял и подписал его, взглянув только на
последний итог в
три тысячи рублей, итог, как объяснила ему жена, отнюдь небольшой, потому что в Петербурге, живучи прилично, с семейством в пять душ, с
тремя прислугами и кормилицей, менее шести тысяч рублей в
год издержать невозможно.
В гостиной сидит девица
лет 20–25. Одета она по
последней моде: сидит сразу на
трех стульях, причем один стул занимает она сама, два другие — ее турнюр. На груди брошка, величиной с добрую сковороду. Прическа, как и подобает образованной девице, скромная: два-три пуда волос, зачесанных кверху, и на волосах маленькая лестница для причесывающей горничной. Тут же на пианино лежит шляпа девицы. На шляпе искусно сделанная индейка на яйцах в натуральную величину.
К 1870
году я начал чувствовать потребность отдаться какому-нибудь новому произведению, где бы отразились все мои пережитки за
последние три-четыре
года. Но странно! Казалось бы, моя любовь к театру, специальное изучение его и в Париже и в Вене должны были бы поддержать во мне охоту к писанию драматических вещей. Но так не выходило, вероятнее всего потому, что кругом шла чужая жизнь, а разнообразие умственных и художественных впечатлений мешало сосредоточиться на сильном замысле в драме или в комедии.
Сезон и тогда, в общем, носил такую же физиономию, как и в
последнюю мою зиму 1864–1865
года: те же театры, те же маскарады в Большом, Купеческом и Благородном собрании, только больше публичных лекций, и то, что вносил с собою оживляющего Клуб художников, где я позднее прочел
три лекции о"Реальном романе во Франции", которые явились в виде статьи у Некрасова.
С братьями Гонкур, как с романистами реальной школы, наша публика уже достаточно знакома. Читатель припомнит, что из двух братьев остался в живых старший — Эдмон. Жюль, младший, умер
года три тому назад. Но их романы стали у нас читаться только в самое
последнее время. Да и в Париже репутация их очень долго оставалась под спудом.
В
последние два
года она облюбовала это место и приезжала сюда почти каждый летний месяц и жила дня по два, по
три, а иногда и по неделе.
— Да, да, я еще не совсем состарился и, признаюсь охотно будущей зимой появлюсь снова в петербургском свете, где меня стали забывать за
последние два-три
года, — пробормотал князь.
— Я это понимаю, и он этого вполне заслуживает. Только видишь ли, когда наша мать
три года тому назад умирала, то, несмотря на мою молодость, знаешь, что она мне сказала? Знаешь ли, какие были ее
последние слова? «Наблюдай за своей сестрой; меня не будет, а мужчине трудно знать и предвидеть многое, я знаю, что ты благоразумна не по
летам, Надя. Я отдаю счастье Юлии в твои руки».
Могила княжны Кубенской, в инокинях матери Досифеи, умершей через
три года после княжны Евпраксии, находится рядом с могилою
последней на кладбище Новодевичьего монастыря. Каменные плиты, с полуистертыми надписями, сохранились до настоящего времени.
Последний не замедлил явиться и, в конце января 1569
года, вместе с супругою и детьми, остановился верстах в
трех от Александровской слободы, в деревне Слотине, и дал знать царю о своем приезде.
Граф еще не глядел стариком, только гнулся и сильно похудел в
последние два-три
года. Военный сюртук носил еще он молодцевато, усы и подстриженные волосы блондина, поседевшего поздно, смягчали красивый овал лица. Голубые иссера глаза, уже потерявшие блеск, всматривались с постоянною добродушно-тонкою усмешкой. Бороды он не носил и всем своим обликом и манерой держать себя напоминал об истекшей четверти века. Говорил он тихо, немного картаво, с чрезвычайно приятным барским произношением.
У
последней был сын, юноша
лет двадцати
трех, служивший офицером в одном из расположенных в Белокаменной столице полков. Муж Хрущевой, полковник, был убит во время Отечественной войны, оставив своей жене и сыну лишь незапятнанное имя честного воина и незначительную пенсию.
После того было еще четверо детей —
три мальчика и одна девочка, и все они умирали, не дожив до
году, только
последняя девочка жила до семи
лет… жила бы и до сих пор, здоровая была такая, да ее забодала корова.