Неточные совпадения
Обнаруживала ли ими болеющая душа скорбную тайну своей болезни, что не успел образоваться и окрепнуть начинавший в нем строиться высокий внутренний
человек; что, не испытанный измлада в борьбе с неудачами, не достигнул он до высокого состоянья возвышаться и крепнуть от преград и препятствий; что, растопившись, подобно разогретому металлу, богатый запас великих ощущений не принял
последней закалки, и теперь, без упругости, бессильна его воля; что слишком для него рано умер необыкновенный наставник и нет теперь никого во всем свете, кто бы был в силах воздвигнуть и поднять шатаемые вечными колебаньями силы и лишенную упругости немощную волю, — кто бы крикнул
живым, пробуждающим голосом, — крикнул душе пробуждающее слово: вперед! — которого жаждет повсюду, на всех ступенях стоящий, всех сословий, званий и промыслов, русский
человек?
Замараев поселился у Галактиона, и
последний был рад
живому человеку. По вечерам они часто и подолгу беседовали между собой, и Галактион мог только удивляться той особенной деревенской жадности, какою был преисполнен суслонский писарь, — это не была даже жажда наживы в собственном смысле, а именно слепая и какая-то неистовая жадность.
— Да кто лечит? Сулима наш прописывает. Вот сейчас перед вашим приходом чуть с ним не подралась: рецепт прописал, да смотрю, свои осматки с ног скидает, а его новые сапожки надевает. Вам, говорит, пока вы больны, выходить некуда. А он молчит. Ну что же это такое:
последние сапожонки, и то у
живого еще с ног волокут! Ведь это ж аспиды, а не
люди.
Думал ли он когда-нибудь о том, что перед ним
живые люди, или о том, что он является
последним и самым главным звеном той страшной цепи, которая называется узаконенной проституцией?..
На шестьдесят оставшихся в
живых человек, почти за пять месяцев отчаянной боевой работы, за разгон шаек, за десятки взятых в плен и перебитых в схватках башибузуков, за наши потери ранеными и убитыми нам прислали восемь медалей, которые мы распределили между особенно храбрыми, не имевшими еще за войну Георгиевских крестов; хотя эти
последние, также отличившиеся и теперь тоже стоили наград, но они ничего не получили, во-первых, потому, что эта награда была ниже креста, а во-вторых, чтобы не обидеть совсем не награжденных товарищей.
Юхванкина мать, несшая другой конец водоноса, была, напротив, одна из тех старух, которые кажутся дошедшими до
последнего предела старости и разрушения в
живом человеке.
Иногда это странное шествие ночью
последних страданий Христа — изливается на маленькую площадь неправильных очертаний, — эти площади, точно дыры, протертые временем в каменной одежде города, — потом снова всё втиснуто в щель улицы, как бы стремясь раздвинуть ее, и не один час этот мрачный змей, каждое кольцо которого —
живое тело
человека, ползает по городу, накрытому молчаливым небом, вслед за женщиной, возбуждающей странные догадки.
Ему нравилась Ольга, её
живая, крепкая жалость к
людям, нравился шумный, немного хвастливый говорун Яков, беспечный Алексей, готовый отдать свой грош и
последнюю рубашку первому, кто попросит.
Тела
живых существ исчезли в прахе, и вечная материя обратила их в камни, в воду, в облака, а души их всех слились в одну. Общая мировая душа — это я… я… Во мне душа и Александра Великого, и Цезаря, и Шекспира, и Наполеона, и
последней пиявки. Во мне сознания
людей слились с инстинктами животных, и я помню все, все, все, и каждую жизнь в себе самой я переживаю вновь.
Наконец —
последнее замечание о Чацком. Делают упрек Грибоедову в том, что будто Чацкий — не облечен так художественно, как другие лица комедии, в плоть и кровь, что в нем мало жизненности. Иные даже говорят, что это не
живой человек, а абстракт, идея, ходячая мораль комедии, а не такое полное и законченное создание, как, например, фигура Онегина и других выхваченных из жизни типов.
Но во всяком случае — мы не ошибемся, ежели скажем, что стремления молодых и
живых людей русского общества гораздо выше того, чем обольщалась в
последнее время наша литература.
Юлия. Уж очень тяжело это слово-то «прощай». Вспомнила я мужа-покойника: очень я плакала, как он умер; а как пришлось сказать «прощай», — в
последний раз, — так ведь я было сама умерла. А каково сказать: «Прощай на век»
живому человеку? Ведь это хуже, чем похоронить.
Далее словоохотливая рассказчица распространялась обыкновенно о том, как вообще мертвецы ненавидят
живых людей за то, что
последние остаются на земле как бы взамен их и пользуются всеми мирскими благами и удовольствиями. Она присовокупляла, тут же в доказательство справедливости слов своих, что всем известный кузнец Дрон вскоре после смерти стал являться в селе, пугал всех, и что кума Татьяна сама, своими глазами, видела его раз за барским овином.
Из всех органов
последней мне известен только один, упорно и энергично протестовавший против каждой попытки экспериментировать над
живыми людьми, — это русская газета «Врач», выходившая под редакцией недавно умершего проф. В. А. Манассеина.
Последнее же возможно лишь при том условии, если
человек ощутит себя в составе всечеловеческой плоти, приобщившись некоему природному таинству органической общественности и осознав себя, вопреки своему обособлению, как
живую клетку
живого организма.
Религиозное переживание удостоверяет
человека в реальности иного, божественного мира не тем, что доказывает его существование или разными доводами убеждает в необходимости
последнего, но тем, что приводит его в
живую, непосредственную связь с религиозной действительностью, ему ее показывает.
Зачинатель новой религии полагает свой личный религиозный опыт в ее основу, затем этот
последний обрастает созвучным соборным опытом ее последователей, каждый религиозно
живой человек приносит камешек за камешком для этого здания, коллективность перерождается в кафоличность, переплавляется в церковность, возникает религия, «вера».
Постыдная эта торговля
людьми еще процветала во времена нашего рассказа, и большие парусные корабли с трюмами, набитыми «черным» грузом, то и дело совершали рейсы между берегами Африки и Южной Америки, снабжая
последнюю невольниками. Скованные, томились несчастные негры в трюмах во все время перехода. Нечего и говорить, что с ними обращались варварски, и случалось, этот «
живой» груз доставлялся до места назначения далеко не в полном количестве.
Да; а ты вот молчишь… ты, которой поручала ее мать, которою покойница, можно сказать, клялась и божилась в
последние дни, ты молчишь; Форов, этот ненавистный
человек, который… все-таки ей по мне приходится дядя, тоже молчит, да свои нигилистические рацеи разводит; поп Евангел, эта ваша кротость сердечная, который, по вашим словам,
живой Бога узрит, с которым Лара, бывало, обо всем говорит, и он теперь только и знает, что бородой трясет, да своими широкими рукавицами размахивает; а этот… этот Андрей… ах, пропади он, не помянись мне его ненавистное имя!..
В синеватой дали, где
последний видимый холм сливался с туманом, ничто не шевелилось; сторожевые и могильные курганы, которые там и сям высились над горизонтом и безграничною степью, глядели сурово и мертво; в их неподвижности и беззвучии чувствовались века и полное равнодушие к
человеку; пройдет еще тысяча лет, умрут миллиарды
людей, а они всё еще будут стоять, как стояли, нимало не сожалея об умерших, не интересуясь
живыми, и ни одна душа не будет знать, зачем они стоят и какую степную тайну прячут под собой.
В министерстве финансов тогда собралась компания очень больших волокит, и сам министр считался в этой компании не
последним. Любовных грешков у графа Канкрина, как у очень умного
человека, с очень
живою фантазией, было много, но к той поре, когда подошел комический случай, о котором теперь наступает рассказ, граф уже был в упадке телесных сил и не совсем охотно, а более для одного приличия вел знакомство с некоторой барынькой полуинтендантского происхождения.
Время летит. Не успеете вы оглянуться, и
живые люди уже перешли в царство теней. Летит оно в
последние годы с такой же предательской быстротой, как для тех, кто должен высиживать месяцы и годы в одной комнате; а с ним стушевывается в памяти множество фактов, штрихов, красок, из которых можно создать нечто, или — по меньшей мере — восстановить.
Когда было кончено превращение
живого человека в бесформенный узел, Иловайская оглядела в
последний раз «проезжающую», постояла молча и медленно вышла. Лихарев пошел проводить ее…
Она стояла за панихидами и при отпевании и даже при ощущении в могилу, самом страшном моменте похорон, когда стук первого кома земли о крышку гроба отзывается в сердце тем красноречием отчуждения мертвых от
живых, тем страшным звуком вечной разлуки с покойным близких
людей, которые способны вызвать не только в
последних, но и в окружающих искренние слезы.
Как хорошо лежала она в нем, будто
живая! Как шли к ней на ее черных волосах этот венок из цветов и эта золотая диадема, которою венчают на смертном одре и
последнего из
людей!..