— Слушай, — встал с места Иван Федорович, пораженный
последним доводом Смердякова и прерывая разговор, — я тебя вовсе не подозреваю и даже считаю смешным обвинять… напротив, благодарен тебе, что ты меня успокоил. Теперь иду, но опять зайду. Пока прощай, выздоравливай. Не нуждаешься ли в чем?
Этот
последний довод окончательно убедил княжну Варвару Ивановну Прозоровскую в том, что Капочка была действительно сумасшедшая. Это решение равнялось полному оправданию Сигизмунда Нарцисовича, в отношении которого она даже почувствовала себя виноватой, как заподозрившая такого идеального человека в гнусном преступлении.
Неточные совпадения
Я полагал было пойти в фанзы к удэгейцам, но Дерсу советовал остаться на берегу моря. Во-первых, потому, что здесь легче было найти пропитание, а во-вторых, он не терял надежды на возвращение Хей-ба-тоу. Если
последний жив, он непременно возвратится назад, будет искать нас на берегу моря, и если не найдет, то может пройти мимо. Тогда мы опять останемся ни с чем. С его
доводами нельзя было не согласиться.
Но я иду еще дальше и без обиняков говорю, что если уж мы осуждены выбирать между Сквозником-Дмухановским и Дракиным, то имеются очень существенные
доводы, которые заставляют предпочесть первого
последнему. А именно...
Воскресенский молча кивнул головой. Павел Аркадьевич резко повернулся и большими шагами пошел от стола. Но в дверях он остановился. Его еще душила злоба. Он чувствовал, что студент взял над ним нравственный верх в этом бестолковом споре, и взял не убедительностью мыслей, не
доводами, а молодой, несдержанной и хотя сумбурной, но все-таки красивой страстностью. И ему хотелось, прежде чем уйти отсюда, нанести студенту
последнее оскорбление, потяжелее, похлестче…
— Останьтесь же, вы так мало побыли! (И
последний невинный неотразимый
довод:) Я, может быть, буду петь.
Религиозное переживание удостоверяет человека в реальности иного, божественного мира не тем, что доказывает его существование или разными
доводами убеждает в необходимости
последнего, но тем, что приводит его в живую, непосредственную связь с религиозной действительностью, ему ее показывает.
Вы, люди жизни и опыта, вы легко поймете, что человек, приберегающий чрезвычайно разумный, логический
довод для своего оправдания к
последней минуте, к заседанию суда, не имел, значит, его в своем распоряжении ранее.
Уверенный тон графа Сигизмунда Владиславовича, с которым он разбивал все
доводы молодого Алфимова, подействовал на
последнего ободряюще, и он начал обсуждать свое будущее.
„Особа“ милостиво приняла ее услуги, взяла деньги, а вексель был выдан ее доверенным лицом, причем, Мавра Сергеевна, убежденная
доводами Талицкого, согласилась приписать очень значительную сумму процентов за год, на какой срок было выдано заемное письмо к сумме
последнего, и торжествующая удачной аферой, лицезрением и милостивым обращением „особы“, вернулась домой.