Неточные совпадения
«Поярков», — признал Клим, входя в свою улицу. Она встретила его шумом работы, таким же, какой он слышал вчера. Самгин
пошел тише, пропуская в памяти своей жильцов этой улицы, соображая: кто из них может строить баррикаду? Из-за угла вышел студент,
племянник акушерки, которая раньше жила в доме Варвары, а теперь — рядом с ним.
В непродолжительном времени об Иване Федоровиче везде
пошли речи как о великом хозяине. Тетушка не могла нарадоваться своим
племянником и никогда не упускала случая им похвастаться. В один день, — это было уже по окончании жатвы, и именно в конце июля, — Василиса Кашпоровна, взявши Ивана Федоровича с таинственным видом
за руку, сказала, что она теперь хочет поговорить с ним о деле, которое с давних пор уже ее занимает.
Заходили опять по рукам карточки «
племянника князя Аргутинского-Долгорукова» с указанием «Петергофа», и дело
пошло великолепно. Это был первый шашлычник в Москве, а
за ним наехало сотни кавказцев, шашлыки стали модными.
Теперь жду из гимназии
племянников;
за ними я тотчас же
послала после смерти их родителя.
Халымов.
Пойдем дальше помаленьку! Теперь
племяннику… «
Племяннику моему, Константину Лукичу Каркунову,
за его почтительность и хорошее поведение…»
А который бы человек, князь или боярин, или кто-нибудь, сам или сына, или брата своего
послал для какого-нибудь дела в иное государство, без ведомости, не бив челом государю, и такому б человеку
за такое дело поставлено было в измену, и вотчины, и поместья, и животы взяты б были на царя; и ежели б кто сам поехал, а после его осталися сродственники, и их пытали б, не ведали ли они мысли сродственника своего; или б кто
послал сына, или брата, или
племянника, и его потому ж пытали б, для чего он
послал в иное государство, не напроваживаючи ль каких воинских людей на московское государство, хотя государством завладети, или для какого иного воровского умышления по чьему научению, и пытав того таким же обычаем» (41 стр.).
— А к тому и говорю, что племянник-то ваш, я вижу, сытенький мальчик, и притом с отцом, с матерью. Поставят его на дорогу, научат, и
пойдет он себе жить благородно, по-божьему. А вот Мишка, с которым вы сейчас
шли, с малых лет все по тюрьмам да на поселении. Так же и я вот: с самых с тех пор, как
пошел за отцом да как мать померла, я, может, и человека хорошего не видал и слова хорошего не слыхал. Откуда мне было в понятие войти? Верно ли я говорю?
Это был тот самый Федька, которому он семнадцать лет тому назад подарил книжку с картинками. Это он упрекнул мать
за то, что она не пожалела нищего. С ним вместе вошел, и тоже с топором
за поясом, немой
племянник. Теперь это был взрослый, с редкой бородкой, морщинистый, жилистый человек, с длинной шеей, решительным и внимательно пронизывающим взглядом. Оба мужика только позавтракали и
шли в лес.
— Между тем Гаврила Романыч
послал за своей женой, племянницей (П. Н. Львовой) и
племянником, служившим в статской службе, Капнистом.
— А то кто же? Конечно, я! — весело отвечал старик, видимо любуясь своим
племянником, очень походившим на покойного любимого брата адмирала. — Третьего дня встретился с управляющим морским министерством, узнал, что «Коршун»
идет в дальний вояж [Моряки старого времени называли кругосветное путешествие дальним вояжем.], и попросил… Хоть и не люблю я
за родных просить, а
за тебя попросил… Да… Спасибо министру, уважил просьбу. И ты, конечно, рад, Володя?
— Хорошо, — сказал Кесарь Степанович и
пошел к
племяннику. Там у них вышел спор, но Кесарь Степанович все кричал: «не твое дело,
за всю опасность я отвечаю», и переспорил.
Известие было, к несчастью, верно. Митрополит Амвросий, услыхав звон в набат и видя бунт, сел в карету своего
племянника, тоже жившего в Чудовом монастыре, и велел ехать к сенатору Собакину. Тот от страха его не принял. Тогда владыко поехал в Донской монастырь, откуда
послал к Еропкину просить, чтобы он дал ему пропускной билет
за город. Вместо билета Петр Дмитриевич прислал ему для охраны его особы одного офицера конной гвардии.
Все это не могло нравиться в Москве, куда, однако, эти вести,
за дальностью расстояния, пришли уже после того, как Кучум, встревоженный слухами о строгановских крепостях, в июле 1573 года
послал своего
племянника Маметкула разведать о них и, если можно, истребить все поселки и крепости в окрестностях Камы.
Услыхав это, Дукач сложил правою рукою дулю, сунул ее
племяннику в нос и велел поднести это
за пророчество отцу Якову. А чтобы Агапу веселее было
идти, — повернул его другою рукою и выпроводил по потылице.