Неточные совпадения
— А пан разве не знает, что Бог на то создал горелку, чтобы ее всякий пробовал! Там всё лакомки, ласуны: шляхтич будет бежать верст пять за бочкой, продолбит как раз дырочку, тотчас увидит, что не течет, и скажет: «Жид не повезет порожнюю бочку; верно, тут есть что-нибудь. Схватить жида, связать жида, отобрать все деньги у жида,
посадить в тюрьму жида!» Потому что все, что ни есть недоброго, все валится на жида; потому что жида всякий принимает за собаку; потому что думают, уж и не
человек, коли жид.
Что же мы делаем? Мы хватаем такого одного случайно попавшегося нам мальчика, зная очень хорошо, что тысячи таких остаются не пойманными, и
сажаем его
в тюрьму,
в условия совершенной праздности или самого нездорового и бессмысленного труда,
в сообщество таких же, как и он, ослабевших и запутавшихся
в жизни
людей, а потом ссылаем его на казенный счет
в сообщество самых развращенных
людей из Московской губернии
в Иркутскую.
Авигдора, этого О'Коннеля Пальоне (так называется сухая река, текущая
в Ницце),
посадили в тюрьму, ночью ходили патрули, и народ ходил, те и другие пели песни, и притом одни и те же, — вот и все. Нужно ли говорить, что ни я, ни кто другой из иностранцев не участвовал
в этом семейном деле тарифов и таможен. Тем не менее интендант указал на несколько
человек из рефюжье как на зачинщиков, и
в том числе на меня. Министерство, желая показать пример целебной строгости, велело меня прогнать вместе с другими.
— Вы уж извините меня, пожалуйста, но так как у меня собственная квартира и теперь я вовсе не девка, а порядочная женщина, то прошу больше у меня не безобразничать. Я думала, что вы, как умный и образованный
человек, все чинно и благородно, а вы только глупостями занимаетесь. За это могут и
в тюрьму посадить.
— Нет, Андрюша, — люди-то, я говорю! — вдруг с удивлением воскликнула она. — Ведь как привыкли! Оторвали от них детей,
посадили в тюрьму, а они ничего, пришли, сидят, ждут, разговаривают, — а? Уж если образованные так привыкают, что же говорить о черном-то народе?..
— Так! — отвечал он твердо и крепко. И рассказывал ей о
людях, которые, желая добра народу, сеяли
в нем правду, а за это враги жизни ловили их, как зверей,
сажали в тюрьмы, посылали на каторгу…
—
В этой стороне все навыворот, — сказала опять барыня. — У нас таких молодцов
сажают в тюрьмы, а здесь они выбирают висельников
в городские мэры, которые облагают честных
людей налогами.
Если же не всякий раз приходится
сажать в тюрьму, бить и убивать
людей, когда собирается землевладельцем аренда за землю и нуждающийся
в хлебе платит обманувшему его купцу тройную цену, и фабричный довольствуется платой пропорционально вдвое меньшей дохода хозяина, и когда бедный
человек отдает последний рубль на пошлину и подати, то происходит это оттого, что
людей уже так много били и убивали за их попытки не делать того, чего от них требуется, что они твердо помнят это.
Лучше погибнуть одному
человеку, чем всему народу, говоришь ты, как Каиафа, и подписываешь одному, и другому, и третьему
человеку смертный приговор, заряжаешь ружье на этого долженствующего для блага общего погибнуть
человека,
сажаешь его
в тюрьму, отбираешь у него его имущество.
Не может
человек нашего времени, исповедуй он или не исповедуй божественности Христа, не знать, что участвовать
в качестве ли царя, министра, губернатора, или урядника
в том, чтобы продать у бедной семьи последнюю корову на подати для того, чтобы отдать эти деньги на пушки или на жалованье и пансионы роскошествующим, праздным и вредным чиновникам; или участвовать
в том, чтобы
посадить в тюрьму кормильца семьи за то, что мы сами развратили его, и пустить семью его по миру; или участвовать
в грабежах и убийствах войн; или во внушении вместо Христова закона диких идолопоклоннических суеверий; или загнать забежавшую на свою землю корову
человека, у которого нет земли; или с
человека, работающего на фабрике, вычесть за нечаянно испорченный предмет; или содрать вдвое за предмет с бедного только потому, что он
в крайней нужде; не может не знать ни один
человек нашего времени, что все эти дела — скверные, постыдные и что делать их не надо.
И спросите, похвально ли, и достойно ли
человека, и свойственно ли христианину заниматься тем, чтобы опять за деньги ловить несчастных, заблудших, часто безграмотных, пьяных
людей за то, что они присваивают чужую собственность
в гораздо меньших размерах, чем мы ее присваиваем, и убивают
людей не так, как это нами принято делать, и за это
сажать их
в тюрьмы, мучить и убивать?
Вот тебе пример:
человека посадят в тюрьму, запрут железной дверью, поставят к двери часового.
Человеком пренебрегать нельзя, —
в тюрьму его
посадить — мало!
Васса. Не дам. Думай, что ты можешь сделать против меня? Ничего не можешь. Для закона ты —
человек несуществующий. Закон знает тебя как революционерку, как беглую. Объявишь себя?
Посадят в тюрьму.
Смерть, которую замыслили для него
люди и которая была только
в их мыслях,
в их намерениях, как будто уже стояла тут, и будет стоять, и не уйдет, пока тех не схватят, не отнимут у них бомб и не
посадят их
в крепкую
тюрьму.
Куницын(совершенно опешенный и почесывая голову). Да, это так! Теперь я сам вижу, что тут есть маленькая неловкость. А вначале мне казалось, что я приятное для тебя делаю: все-таки
человека не
посадят в тюрьму!
Бьют их нещадно, стращают всеми страхами, держат
в строжайших карцерах по месяцу и более,
сажают в сумасшедшие дома,
в тюрьмы и, не сломив, засылают
людей куда-то на край земли, если не убьют.
Видите ли, какое положение [безвыходное]: барыня здесь сама точно на барщине [, точно чиновник, исполняющий свой долг: «по совести, как
человек, я вам сочувствую, но по точному смыслу законов я должна вас
посадить в тюрьму».
Слушатели пожелали знать
в чем дело, и Жозеф рассказал содержание письма, кое-что утаив и кое-что прибавив, но все-таки не мог изменить дело настолько, чтоб и
в его изложении весь поступок Подозерова перестал быть свидетельством заботливости о Ларисе, и потому
в утешение Жозефу никто не сказал ни одного слова, и он один без поддержки разъяснял, что это требование ничто иное как большое нахальство, удобное лишь с очень молодыми и неопытными
людьми; но что он не таков, что у него, к несчастию,
в подобных делах уже есть опытность, и он, зная что такое вексель, вперед ни за что никакого обязательства не подпишет, да и признает всякое обязательство на себя глупостью, потому что, во-первых, он имеет болезненные припадки, с которыми его нельзя
посадить в долговую
тюрьму, а во-вторых, это, по его выводу, было бы то же самое, что убить курицу, которая несет золотые яйца.
В городе оказалось очень много
людей, которые искренне сожалели, что майору не была оказана надлежащая помощь;
в тюрьму, куда
посадили Филетера Ивановича, начали притекать обильные приношения булками, пирогами с горохом и вареною рыбой, а одна купчиха-вдова, ведшая тридцатилетнюю войну с полицией, даже послала Форову красный медный чайник, фунт чаю, пуховик, две подушки
в темных ситцевых наволочках, частый роговой гребень, банку персидского порошку, соломенные бирюльки и пучок сухой травы.
Человека бьют,
сажают в тюрьму, убивают.
Внутренне свободу совести невозможно уничтожить никакими силами мира, она остается, когда
человека посадили в тюрьму и ведут на казнь.
И неужели это свободное, то, что
люди называют положительно-свободное государство, то,
в котором есть хоть один гражданин, которого
сажают в тюрьму за то, что он, никому не вредя, никому не мешая, делает одно, что может, для того чтобы не умереть с голода?
Бросились расхищать балаганы и лавки на Славковой улице. На дворе архиепископском тоже грабили и
сажали в застенок [
Тюрьма.] подозрительных
людей, которых тут же без допроса и суда убивали.
«Если я один среди мира
людей, не исполняющих учение Христа, — говорят обыкновенно, — стану исполнять его, буду отдавать то, что имею, буду подставлять щеку, не защищаясь, буду даже не соглашаться на то, чтобы идти присягать и воевать, меня оберут, и если я не умру с голода, меня изобьют до смерти, и если не изобьют, то
посадят в тюрьму или расстреляют, и я напрасно погублю всё счастье своей жизни и всю свою жизнь».
Если вам, императорам, президентам, генералам, судьям, архиереям, профессорам и всяким ученым
людям, нужны войска, флоты, университеты, балеты, синоды, консерватории,
тюрьмы, виселицы, гильотины, — устраивайте всё это сами, сами с себя собирайте деньги, судите,
сажайте друг друга
в тюрьмы, казните, убивайте
людей на войнах, но делайте это сами, нас же оставьте
в покое, потому что ничего этого нам не нужно и мы не хотим больше участвовать во всех этих бесполезных для нас и, главное, дурных делах».