Бросив лопату, он сел к низкому хворостяному забору и
посадил девочку на колени. Страшно усталая, она пыталась еще прибавить кое-какие подробности, но жара, волнение и слабость клонили ее в сон. Глаза ее слипались, голова опустилась на твердое отцовское плечо, мгновение — и она унеслась бы в страну сновидений, как вдруг, обеспокоенная внезапным сомнением, Ассоль села прямо, с закрытыми глазами и, упираясь кулачками в жилет Лонгрена, громко сказала...
Неточные совпадения
— Я говорила, что на крышу нельзя
сажать пассажиров, — кричала по-английски
девочка, — вот подбирай!
Эта
девочка, когда ее
посадили на ковер и подоткнули сзади платьице, была удивительно мила.
Не слушая ни Алину, ни ее, горбатенькая все таскала детей, как собака щенят. Лидия, вздрогнув, отвернулась в сторону, Алина и Макаров стали снова
сажать ребятишек на ступени, но
девочка, смело взглянув на них умненькими глазами, крикнула...
Ранцева взяла
девочку и, с материнскою нежностью прижимая к себе голенькие и пухленькие ручки ребенка,
посадила к себе на колени и подала ей кусок сахара.
Гудаевская подхватила
девочку,
посадила ее к себе на колени и принялась утешать.
Грозы уж он не боится и природы не любит, бога у него нет, все доверчивые
девочки, каких он знал когда-либо, уже сгублены им и его сверстниками, в родном саду он за всю свою жизнь не
посадил ни одного деревца и не вырастил ни одной травки, а живя среди живых, не спас ни одной мухи, а только разрушал, губил и лгал, лгал…
Старшая дочь Наташа, весьма красивая
девочка, была должно быть несколько моложе меня. Петр Яковлевич, в один из наших приездов, уверял, что в коляску надо заложить клепера и
посадить в нее меня с Наташей — жениха и невесту; мне дать в руки трубку, а ей веер.
Мы начали толковать — право, не помню о чем, о городских слухах, о делах… Лидия часто ввертывала свое словечко и лукаво на меня посматривала. Забавная важность проявлялась вдруг на ее подвижном личике… Умная
девочка, должно быть, догадывалась, что мать нарочно
посадила ее подле себя.
А Дунюшка тут.
Посадили ее на кровать возле матери. Белокуренькая
девочка смеется аленьким ротиком и синенькими глазками, треплет розовую ленточку, что была в вороту́ материной сорочки… Так и заливается — ясным, радостным смехом.
Минут через двадцать все сидели за чаем. Дарья Сергевна
девочек возле себя
посадила и угощала их сдобными булками; Марко Данилыч разговаривал с Груней, Дуня глаз с нее не сводила.
— Садись,
девочка, сюда. Прежде всего тебя остричь надо, — проговорила старушка и, выдвинув из промежутка между двумя кроватями деревянный табурет,
посадила на него Дуню.
Было яркое весеннее утро… В огороде Восходного
сажали на грядах зелень… Пололи сорную траву, убирали гряды. Бабушка и Наташа, двухлетняя малютка с сияющими глазками, приплелись поглядеть на работу женщин. Серебристый смех
девочки достиг до чопорного дома Маковецких. Вышел генерал в сюртуке с пестрыми погонами «отставного», покончившего свою службу служаки, вышла генеральша в теплом бурнусе, увидали Наташу и сразу очаровались прелестной
девочкой.
— Молчи, пожалуйста! Отчего же не помечтать, если делать нечего? А я тебе, старый окорок, повторяю, что, будь у тебя миллион, я отнял бы у тебя
девочку и
посадил бы ее в тюльпан…Я пьян? Хорошо! Она мне, ей-богу, нравится! Посмотри, какой у нее носик! Ах, чёрт возьми! Достань, Илька, миллион!
— Нет! Нет! Ни за что! Там ждут побои и муки, a здесь, кто знает, может быть, я встречу кого-нибудь, кто укажет мне дорогу на вокзал. Упрошу
посадить меня в поезд и довезти до нашего города, где пансион. A оттуда к маме! К милой, дорогой маме, чтобы уж никогда не разлучаться с ней, никогда не огорчать ее дурными, злыми выходками… Никогда! Ты слышишь, Господи! — прошептали посиневшие от холода губы
девочки, и она подняла исполненный мольбы взор к небу.
Тася сидела в пустой гостиной и дулась. M-lle Marie привела ее сюда,
посадила в кресло и, приказав сидеть так до её возвращения, вышла, оставив
девочку одну. Тасе было нестерпимо скучно. Из сада до неё долетали голоса детей.
И вдруг взгляд её упал на странную фигурку, стоявшую перед окном, Это был мальчик лет двенадцати, смуглый, черноволосый, с лукаво бегающим во все стороны взором. Он смотрел во все глаза на Тасю и смеялся. Что-то неприятное и отталкивающее было в его лице. Видя, что сидевшая на подоконнике
девочка обратила на него внимание, он запустил руку в карман и, вытащив оттуда что-то серое и маленькое,
посадил к себе на плечо. Тася увидела, что это был совсем ручной серенький мышонок.
Девочка на секунду остановилась, но затем доверчиво подошла ко мне. Я притянул ее к себе и,
посадив на колени, начал жадно всматриваться в ее черты.
Муха.
Девочка что ли? маменьки боится — чай, высечет. (Все, кроме Разнесенского, смеются. Лососинин и Гривенничкин подводят Резинкина к дивану и с почетом
сажают его.)
Восхвалите
девочку, отведите ее в наш храм,
посадите ее на трон первого жреца, зажгите перед ней благовонные курева и служите в честь ее, в честь вестницы правды!
Чуть только на другой день выглянуло на небе солнышко и Пустыриха, по заведенному порядку, тронулась с поводаркой в побор, Пизонский схватил оставшихся дома
девочек,
посадил их в плетушку, подцепил ее своим кушаком за плечи и с длинным костылем в руке зашагал своими длинными ногами к городу.
— Ты отдай им, отдай! — закричал он почти на бабу,
сажая закричавшую
девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство.