Неточные совпадения
На дороге обчистил меня кругом пехотный капитан, так что трактирщик хотел уже было
посадить в тюрьму; как вдруг, по моей петербургской физиономии и по костюму, весь город принял меня за генерал-губернатора.
Пастух уж со скотиною
Угнался; за малиною
Ушли подружки
в бор,
В полях трудятся пахари,
В лесу стучит топор!»
Управится с горшочками,
Все вымоет, все выскребет,
Посадит хлебы
в печь —
Идет родная матушка,
Не будит — пуще кутает:
«Спи, милая, касатушка,
Спи, силу запасай!
В день Симеона батюшка
Сажал меня на бурушку
И вывел из младенчества
По пятому годку,
А на седьмом за бурушкой
Сама я
в стадо бегала,
Отцу носила завтракать,
Утяточек пасла.
Однако Клима Лавина
Крестьяне полупьяные
Уважили: «Качать его!»
И ну качать… «Ура!»
Потом вдову Терентьевну
С Гаврилкой, малолеточком,
Клим
посадил рядком
И жениха с невестою
Поздравил! Подурачились
Досыта мужики.
Приели все, все припили,
Что господа оставили,
И только поздним вечером
В деревню прибрели.
Домашние их встретили
Известьем неожиданным:
Скончался старый князь!
«Как так?» — Из лодки вынесли
Его уж бездыханного —
Хватил второй удар...
— Ну, Христос с вами! отведите им по клочку земли под огороды! пускай
сажают капусту и пасут гусей! — коротко сказала Клемантинка и с этим словом двинулась к дому,
в котором укрепилась Ираидка.
Уподобив себя вечным должникам, находящимся во власти вечных кредиторов, они рассудили, что на свете бывают всякие кредиторы: и разумные и неразумные. Разумный кредитор помогает должнику выйти из стесненных обстоятельств и
в вознаграждение за свою разумность получает свой долг. Неразумный кредитор
сажает должника
в острог или непрерывно сечет его и
в вознаграждение не получает ничего. Рассудив таким образом, глуповцы стали ждать, не сделаются ли все кредиторы разумными? И ждут до сего дня.
Утром помощник градоначальника,
сажая капусту, видел, как обыватели вновь поздравляли друг друга, лобызались и проливали слезы. Некоторые из них до того осмелились, что даже подходили к нему, хлопали по плечу и
в шутку называли свинопасом. Всех этих смельчаков помощник градоначальника, конечно, тогда же записал на бумажку.
В этот день весь Глупов был пьян, а больше всех пятый Ивашко. Беспутную оную Клемантинку
посадили в клетку и вывезли на площадь; атаманы-молодцы подходили и дразнили ее. Некоторые, более добродушные, потчевали водкой, но требовали, чтобы она за это откинула какое-нибудь коленце.
— Ну, старички, — сказал он обывателям, — давайте жить мирно. Не трогайте вы меня, а я вас не трону.
Сажайте и сейте, ешьте и пейте, заводите фабрики и заводы — что же-с! Все это вам же на пользу-с! По мне, даже монументы воздвигайте — я и
в этом препятствовать не стану! Только с огнем, ради Христа, осторожнее обращайтесь, потому что тут недолго и до греха. Имущества свои попалите, сами погорите — что хорошего!
Благодаря этому обстоятельству ночь минула благополучно для всех, кроме злосчастного приезжего чиновника, которого, для вернейшего испытания,
посадили в темную и тесную каморку, исстари носившую название «большого блошиного завода»
в отличие от малого завода,
в котором испытывались преступники менее опасные.
10. Всякий обыватель да потрудится; потрудившись же, да вкусит отдохновение. Посему: человека гуляющего или мимо идущего за воротник не имать и
в съезжий дом не
сажать.
Не успело еще пагубное двоевластие пустить зловредные свои корни, как из губернии прибыл рассыльный, который, забрав обоих самозванцев и
посадив их
в особые сосуды, наполненные спиртом, немедленно увез для освидетельствования.
Вронскому, бывшему при нем как бы главным церемониймейстером, большого труда стоило распределять все предлагаемые принцу различными лицами русские удовольствия. Были и рысаки, и блины, и медвежьи охоты, и тройки, и Цыгане, и кутежи с русским битьем посуды. И принц с чрезвычайною легкостью усвоил себе русский дух, бил подносы с посудой,
сажал на колени Цыганку и, казалось, спрашивал: что же еще, или только
в этом и состоит весь русский дух?
Когда Левин вошел наверх, жена его сидела у нового серебряного самовара за новым чайным прибором и,
посадив у маленького столика старую Агафью Михайловну с налитою ей чашкой чая, читала письмо Долли, с которою они были
в постоянной и частой переписке.
И он, долго сжимая ей руку, с особенною улыбкой
посадил ее
в карету.
Стали разъезжаться.
Сажая княжну
в карету, я быстро прижал ее маленькую ручку к губам своим. Было темно, и никто не мог этого видеть.
Когда взошел он
в светлый зал, где повсюду за письменными лакированными столами сидели пишущие господа, шумя перьями и наклоня голову набок, и когда
посадили его самого, предложа ему тут же переписать какую-то бумагу, — необыкновенно странное чувство его проникнуло.
В столовой уже стояли два мальчика, сыновья Манилова, которые были
в тех летах, когда
сажают уже детей за стол, но еще на высоких стульях. При них стоял учитель, поклонившийся вежливо и с улыбкою. Хозяйка села за свою суповую чашку; гость был посажен между хозяином и хозяйкою, слуга завязал детям на шею салфетки.
Зима!.. Крестьянин, торжествуя,
На дровнях обновляет путь;
Его лошадка, снег почуя,
Плетется рысью как-нибудь;
Бразды пушистые взрывая,
Летит кибитка удалая;
Ямщик сидит на облучке
В тулупе,
в красном кушаке.
Вот бегает дворовый мальчик,
В салазки жучку
посадив,
Себя
в коня преобразив;
Шалун уж заморозил пальчик:
Ему и больно и смешно,
А мать грозит ему
в окно…
Однообразный и безумный,
Как вихорь жизни молодой,
Кружится вальса вихорь шумный;
Чета мелькает за четой.
К минуте мщенья приближаясь,
Онегин, втайне усмехаясь,
Подходит к Ольге. Быстро с ней
Вертится около гостей,
Потом на стул ее
сажает,
Заводит речь о том, о сем;
Спустя минуты две потом
Вновь с нею вальс он продолжает;
Все
в изумленье. Ленский сам
Не верит собственным глазам.
Сажают прямо против Тани,
И, утренней луны бледней
И трепетней гонимой лани,
Она темнеющих очей
Не подымает: пышет бурно
В ней страстный жар; ей душно, дурно;
Она приветствий двух друзей
Не слышит, слезы из очей
Хотят уж капать; уж готова
Бедняжка
в обморок упасть;
Но воля и рассудка власть
Превозмогли. Она два слова
Сквозь зубы молвила тишком
И усидела за столом.
— Да известно что, говорит, что помолу совсем не было, что какие деньжонки были, так все
в плотину
посадил.
— И прекрасно делают, — продолжал папа, отодвигая руку, — что таких людей
сажают в полицию. Они приносят только ту пользу, что расстраивают и без того слабые нервы некоторых особ, — прибавил он с улыбкой, заметив, что этот разговор очень не нравился матушке, и подал ей пирожок.
Всех
посадил Мосий Шило
в новые цепи по три
в ряд, прикрутил им до самых белых костей жестокие веревки; всех перебил по шеям, угощая подзатыльниками.
— А пан разве не знает, что Бог на то создал горелку, чтобы ее всякий пробовал! Там всё лакомки, ласуны: шляхтич будет бежать верст пять за бочкой, продолбит как раз дырочку, тотчас увидит, что не течет, и скажет: «Жид не повезет порожнюю бочку; верно, тут есть что-нибудь. Схватить жида, связать жида, отобрать все деньги у жида,
посадить в тюрьму жида!» Потому что все, что ни есть недоброго, все валится на жида; потому что жида всякий принимает за собаку; потому что думают, уж и не человек, коли жид.
— Шило пусть будет атаманом! — кричали одни. — Шила
посадить в кошевые!
— Бородатого, Бородатого
посадим в кошевые!
Ну, тогда я тебя
посажу обратно
в корзину».
Бросив лопату, он сел к низкому хворостяному забору и
посадил девочку на колени. Страшно усталая, она пыталась еще прибавить кое-какие подробности, но жара, волнение и слабость клонили ее
в сон. Глаза ее слипались, голова опустилась на твердое отцовское плечо, мгновение — и она унеслась бы
в страну сновидений, как вдруг, обеспокоенная внезапным сомнением, Ассоль села прямо, с закрытыми глазами и, упираясь кулачками
в жилет Лонгрена, громко сказала...
Он
посадит тебя
в лодку, привезет на корабль, и ты уедешь навсегда
в блистательную страну, где всходит солнце и где звезды спустятся с неба, чтобы поздравить тебя с приездом.
Знайте же, я пришел к вам прямо сказать, что если вы держите свое прежнее намерение насчет моей сестры и если для этого думаете чем-нибудь воспользоваться из того, что открыто
в последнее время, то я вас убью, прежде чем вы меня
в острог
посадите.
— А ты садись здесь, — сказал он Разумихину,
сажая его
в угол, где сидел Зосимов.
Она так на него и накинулась,
посадила его за стол подле себя по левую руку (по правую села Амалия Ивановна) и, несмотря на беспрерывную суету и хлопоты о том, чтобы правильно разносилось кушанье и всем доставалось, несмотря на мучительный кашель, который поминутно прерывал и душил ее и, кажется, особенно укоренился
в эти последние два дня, беспрерывно обращалась к Раскольникову и полушепотом спешила излить перед ним все накопившиеся
в ней чувства и все справедливое негодование свое на неудавшиеся поминки; причем негодование сменялось часто самым веселым, самым неудержимым смехом над собравшимися гостями, но преимущественно над самою хозяйкой.
«Для кого же после этого делались все приготовления?» Даже детей, чтобы выгадать место,
посадили не за стол, и без того занявший всю комнату, а накрыли им
в заднем углу на сундуке, причем обоих маленьких усадили на скамейку, а Полечка, как большая, должна была за ними присматривать, кормить их и утирать им, «как благородным детям», носики.
А все-таки
посадили было меня тогда
в тюрьму за долги, гречонка один нежинский.
Но
в острог меня
посадят наверно.
Он взял ее на руки, пошел к себе
в нумер,
посадил на кровать и стал раздевать.
На сходке голоса чин-чином собраны:
Но против Волка нет ни слова,
И Волка велено
в овчарню
посадить.
— Прикажи слово молвить, — сказал Хлопуша хриплым голосом. — Ты поторопился назначить Швабрина
в коменданты крепости, а теперь торопишься его вешать. Ты уж оскорбил казаков,
посадив дворянина им
в начальники; не пугай же дворян, казня их по первому наговору.
А, знаю, помню, слышал,
Как мне не знать? примерный случай вышел;
Его
в безумные упрятал дядя-плут…
Схватили,
в желтый дом, и на́ цепь
посадили.
Куда теперь направить путь?
А дело уж идет к рассвету.
Поди,
сажай меня
в карету,
Вези куда-нибудь.
Базаров был великий охотник до женщин и до женской красоты, но любовь
в смысле идеальном, или, как он выражался, романтическом, называл белибердой, непростительною дурью, считал рыцарские чувства чем-то вроде уродства или болезни и не однажды выражал свое удивление, почему не
посадили в желтый дом [Желтый дом — первая психиатрическая больница
в Москве.]
— На сем месте я люблю философствовать, глядя на захождение солнца: оно приличествует пустыннику. А там, подальше, я
посадил несколько деревьев, любимых Горацием. [Гораций Флакк Квинт (65–8 гг. до н. э.) — знаменитый римский поэт.
В своих одах и посланиях воспевал наслаждения жизнью на лоне природы.]
— Я уже не говорю о том, что я, например, не без чувствительных для себя пожертвований,
посадил мужиков на оброк и отдал им свою землю исполу. [«Отдать землю исполу» — отдавать землю
в аренду за половину урожая.] Я считал это своим долгом, самое благоразумие
в этом случае повелевает, хотя другие владельцы даже не помышляют об этом: я говорю о науках, об образовании.
Супруги жили очень хорошо и тихо: они почти никогда не расставались, читали вместе, играли
в четыре руки на фортепьяно, пели дуэты; она
сажала цветы и наблюдала за птичным двором, он изредка ездил на охоту и занимался хозяйством, а Аркадий рос да рос — тоже хорошо и тихо.
— А я —
сажал, — так же тихо откликнулся Тагильский. — Интеллигенты
сажают друг друга
в тюрьмы. Это не похоже на… недоразумение? На анекдот?
Он
сажал меня на колени себе, дышал
в лицо мое запахом пива, жесткая борода его неприятно колола мне шею, уши.
За это его самого
посадили в тюрьму.
— Бориса исключили из военной школы за то, что он отказался выдать товарищей, сделавших какую-то шалость. Нет, не за то, — торопливо поправила она, оглядываясь. — За это его
посадили в карцер, а один учитель все-таки сказал, что Боря ябедник и донес; тогда, когда его выпустили из карцера, мальчики ночью высекли его, а он, на уроке, воткнул учителю циркуль
в живот, и его исключили.