Неточные совпадения
У круглого стола под лампой сидели графиня и Алексей Александрович, о чем-то тихо разговаривая. Невысокий, худощавый человек с женским тазом, с вогнутыми в коленках ногами, очень бледный, красивый, с блестящими, прекрасными глазами и длинными волосами, лежавшими
на воротнике его сюртука, стоял
на другом конце, оглядывая
стену с
портретами. Поздоровавшись с хозяйкой и с Алексеем Александровичем, Степан Аркадьич невольно взглянул еще раз
на незнакомого человека.
Другая лампа-рефрактор горела
на стене и освещала большой во весь рост
портрет женщины,
на который Левин невольно обратил внимание.
Последние слова он уже сказал, обратившись к висевшим
на стене портретам Багратиона и Колокотрони, [Колокотрони — участник национально-освободительного движения в Греции в 20-х г. XIX в.] как обыкновенно случается с разговаривающими, когда один из них вдруг, неизвестно почему, обратится не к тому лицу, к которому относятся слова, а к какому-нибудь нечаянно пришедшему третьему, даже вовсе незнакомому, от которого знает, что не услышит ни ответа, ни мнения, ни подтверждения, но
на которого, однако ж, так устремит взгляд, как будто призывает его в посредники; и несколько смешавшийся в первую минуту незнакомец не знает, отвечать ли ему
на то дело, о котором ничего не слышал, или так постоять, соблюдши надлежащее приличие, и потом уже уйти прочь.
Часть их души, занятая галереей предков, мало достойна изображения, другая часть — воображаемое продолжение галереи — начиналась маленьким Грэем, обреченным по известному, заранее составленному плану прожить жизнь и умереть так, чтобы его
портрет мог быть повешен
на стене без ущерба фамильной чести.
Толстоногий стол, заваленный почерневшими от старинной пыли, словно прокопченными бумагами, занимал весь промежуток между двумя окнами; по
стенам висели турецкие ружья, нагайки, сабля, две ландкарты, какие-то анатомические рисунки,
портрет Гуфеланда, [Гуфеланд Христофор (1762–1836) — немецкий врач, автор широко в свое время популярной книги «Искусство продления человеческой жизни».] вензель из волос в черной рамке и диплом под стеклом; кожаный, кое-где продавленный и разорванный, диван помещался между двумя громадными шкафами из карельской березы;
на полках в беспорядке теснились книги, коробочки, птичьи чучелы, банки, пузырьки; в одном углу стояла сломанная электрическая машина.
Он ушел, и комната налилась тишиной. У
стены,
на курительном столике горела свеча, освещая
портрет Щедрина в пледе; суровое бородатое лицо сердито морщилось, двигались брови, да и все, все вещи в комнате бесшумно двигались, качались. Самгин чувствовал себя так, как будто он быстро бежит, а в нем все плещется, как вода в сосуде, — плещется и, толкая изнутри, еще больше раскачивает его.
У
стены прислонился черный диван с высунувшимися клочьями мочала, а над ним
портреты Чернышевского, Некрасова, в золотом багете сидел тучный Герцен, положив одну ногу
на колено свое, рядом с ним — суровое, бородатое лицо Салтыкова.
За магазином, в небольшой комнатке горели две лампы, наполняя ее розоватым сумраком; толстый ковер лежал
на полу,
стены тоже были завешаны коврами, высоко
на стене —
портрет в черной раме, украшенный серебряными листьями; в углу помещался широкий, изогнутый полукругом диван, пред ним
на столе кипел самовар красной меди, мягко блестело стекло, фарфор. Казалось, что магазин, грубо сверкающий серебром и золотом, — далеко отсюда.
Комната служила, должно быть, какой-то канцелярией, две лампы висели под потолком, освещая головы людей,
на стенах — ‹документы› в рамках,
на задней
стене поясной
портрет царя.
Она походила
на портрет одной из величавых женщин в ее роде, висевший тут же
на стене.
— Это не мещане, Полина Карповна! — с крепкой досадой сказала Татьяна Марковна, указывая
на портреты родителей Райского, а также Веры и Марфеньки, развешанные по
стенам, — и не чиновники из палаты, — прибавила она, намекая
на покойного мужа Крицкой.
В комнате, даже слишком небольшой, было человек семь, а с дамами человек десять. Дергачеву было двадцать пять лет, и он был женат. У жены была сестра и еще родственница; они тоже жили у Дергачева. Комната была меблирована кое-как, впрочем достаточно, и даже было чисто.
На стене висел литографированный
портрет, но очень дешевый, а в углу образ без ризы, но с горевшей лампадкой. Дергачев подошел ко мне, пожал руку и попросил садиться.
Он блаженно улыбнулся, хотя в улыбке его и отразилось как бы что-то страдальческое или, лучше сказать, что-то гуманное, высшее… не умею я этого высказать; но высокоразвитые люди, как мне кажется, не могут иметь торжественно и победоносно счастливых лиц. Не ответив мне, он снял
портрет с колец обеими руками, приблизил к себе, поцеловал его, затем тихо повесил опять
на стену.
Он скрылся опять, а мы пошли по сводам и галереям монастыря. В галереях везде плохая живопись
на стенах: изображения святых и
портреты испанских епископов, живших и умерших в Маниле. В церковных преддвериях видны большие картины какой-то старой живописи. «Откуда эта живопись здесь?» — спросил я, показывая
на картину, изображающую обращение Св. Павла. Ни епископ, ни наш приятель, молодой миссионер, не знали: они были только гости здесь.
Между прочим, в новой обстановке, которую устраивала себе Зося, обходилось не без курьезов: так, рядом с
портретом Дарвина
на стене помещался
портрет какого-то английского скакуна, под бюстом Шиллера красовался английский жокей и т. д.
На стенах, обитых белыми бумажными и во многих местах уже треснувшими обоями, красовались два большие
портрета — одного какого-то князя, лет тридцать назад бывшего генерал-губернатором местного края, и какого-то архиерея, давно уже тоже почившего.
С террасы стеклянная дверь вела в гостиную; а в гостиной вот что представлялось любопытному взору наблюдателя: по углам изразцовые печи, кисленькое фортепьяно направо, заваленное рукописными нотами, диван, обитый полинялым голубым штофом с беловатыми разводами, круглый стол, две горки с фарфоровыми и бисерными игрушками екатерининского времени,
на стене известный
портрет белокурой девицы с голубком
на груди и закатившимися глазами,
на столе ваза с свежими розами…
Вообще наружностью своей она напоминала почерневшие
портреты старых бабушек, которые долгое время украшали
стены нашей залы, пока наконец не были вынесены, по приказанию матушки,
на чердак.
Тот же «портретный» зал. Только
портреты другие.
На стенах портреты и фотографии бойцов Октябрьской революции в Москве.
На стенах — наверху
портреты предков, а под ними акварели из охотничьей жизни, фотографии, и все — в рамках красного дерева…
Это высокий, худощавый человек, благообразный, с большою бородой. Он служит писарем в полицейском управлении и потому ходит в вольном платье. Трудолюбив и очень вежлив, и, судя по выражению, весь ушел в себя и замкнулся. Я был у него
на квартире, но не застал его дома. Занимает он в избе небольшую комнату; у него аккуратная чистая постель, покрытая красным шерстяным одеялом, а около постели
на стене в рамочке
портрет какой-то дамы, вероятно, жены.
Здесь, по
стенам, было несколько картин, всё
портреты архиереев и пейзажи,
на которых ничего нельзя было различить.
На главной
стене висел старинный
портрет Федорова прадеда, Андрея Лаврецкого; темное, желчное лицо едва отделялось от почерневшего и покоробленного фона; небольшие злые глаза угрюмо глядели из-под нависших, словно опухших век; черные волосы без пудры щеткой вздымались над тяжелым, изрытым лбом.
Как-нибудь, да ты уже знаешь, любезный друг Матюшкин, что у меня
на стене твой
портрет и в портфеле Теребеневский лицейский Jeannot. [
Портрет Пущина-лицеиста не найден.]
Комната имела такой вид, точно кто-то сильный, в глупом припадке озорства, толкал с улицы в
стены дома, пока не растряс все внутри его.
Портреты валялись
на полу, обои были отодраны и торчали клочьями, в одном месте приподнята доска пола, выворочен подоконник,
на полу у печи рассыпана зола. Мать покачала головой при виде знакомой картины и пристально посмотрела
на Николая, чувствуя в нем что-то новое.
Николай Иванович жил
на окраине города, в пустынной улице, в маленьком зеленом флигеле, пристроенном к двухэтажному, распухшему от старости, темному дому. Перед флигелем был густой палисадник, и в окна трех комнат квартиры ласково заглядывали ветви сиреней, акаций, серебряные листья молодых тополей. В комнатах было тихо, чисто,
на полу безмолвно дрожали узорчатые тени, по
стенам тянулись полки, тесно уставленные книгами, и висели
портреты каких-то строгих людей.
На стенах висели часы, барометры, термометры и фамильные
портреты.
Везде были ковры, картины, гардины, пестрые обои,
портреты, изогнутые кресла, вольтеровские кресла,
на стенах висели ружья, пистолеты, кисеты и какие-то картонные звериные головы.
26 мая вместо еженедельного иллюстрированного приложения к газете был выпущен огромный
портрет Пушкина в красках. Потом много лет я видел его в рамках
на стенах москвичей…
В углу помещался старинный образ, пред которым баба еще до нас затеплила лампадку, а
на стенах висели два больших тусклых масляных
портрета: один покойного императора Николая Павловича, снятый, судя по виду, еще в двадцатых годах столетия; другой изображал какого-то архиерея.
Превосходный миниатюрный
портрет акварелью двенадцатилетней Лизы был выслан Дроздовыми Степану Трофимовичу из Петербурга еще лет девять назад. С тех пор он постоянно висел у него
на стене.
Слова швейцара князь вас ждет ободрили Крапчика, и он по лестнице пошел совершенно смело. Из залы со
стенами, сделанными под розовый мрамор, и с лепным потолком Петр Григорьич направо увидал еще большую комнату, вероятно, гостиную, зеленого цвета и со множеством семейных
портретов, а налево — комнату серую,
на которую стоявший в зале ливрейный лакей в штиблетах и указал Крапчику, проговорив...
Далее
на стене, противуположной алькову, над огромной рабочей конторкой, заваленной приходо-расходными книгами, счетами, мешочками с образцами семян ржи, ячменя, овса, планами
на земли, фасадами
на постройки, висел отлично гравированный
портрет как бы рыцаря в шапочке и в мантии, из-под которой виднелись стальные латы, а внизу под
портретом подпись: «Eques a victoria» [«Всадник-победитель» (лат.).], под которою, вероятно, рукою уж самого хозяина было прибавлено: «Фердинанд герцог Брауншвейг-Люнебургский, великий мастер всех соединенных лож».
Обоев
на стенах не было; посередине одной
стены висело несколько полинявших дагерротипных
портретов преосвященных.
— В этом не сомневаюсь, — отвечал Термосесов и добавил: — вы говорили, что вам нравится, как у исправника
на стене вся царская фамилия в
портретах?
— Ах, прошу вас, прошу вас об этом, — умолял Термосесов, и когда обольщенная им хозяйка вышла, он стал размещать по
стене портреты на гвоздях, которые принес с собою в кармане.
Зимний дворец после пожара был давно уже отстроен, и Николай жил в нем еще в верхнем этаже. Кабинет, в котором он принимал с докладом министров и высших начальников, была очень высокая комната с четырьмя большими окнами. Большой
портрет императора Александра I висел
на главной
стене. Между окнами стояли два бюро. По
стенам стояло несколько стульев, в середине комнаты — огромный письменный стол, перед столом кресло Николая, стулья для принимаемых.
«Что ж, кажется, все хорошо: запрещенных книжек не видно, лампадки теплятся, царские
портреты висят
на стене,
на почетном месте».
Понемногу не только они, но и вся комната, все, что окружало ее, показалось ей как бы сном — все, и самовар
на столе, и коротенький жилет Увара Ивановича, и гладкие ногти Зои, и масляный
портрет великого князя Константина Павловича
на стене: все уходило, все покрывалось дымкой, все переставало существовать.
Надежде Петровне показалось, что его стесняет
портрет старого помпадура! Его сняли со стола и повесили
на стену. Но и оттуда он как будто бы примечал. Тогда надворный советник Бламанже предложил перенести его, как личного своего друга, в свою комнату. Надежда Петровна задумалась, вздохнула… и согласилась.
В каюте Геза стоял
портрет неизвестной девушки. Участники оргии собрались в полном составе. Я плыл
на корабле с темной историей и подозрительным капитаном, ожидая должных случиться событий, ради цели неясной и начинающей оборачиваться голосом чувства, так же странного при этих обстоятельствах, как ревнивое желание разобрать, о чем шепчутся за
стеной.
Однако я успел осмотреться вокруг себя. Большую часть избы занимала огромная облупившаяся печка. Образов в переднем углу не было. По
стенам, вместо обычных охотников с зелеными усами и фиолетовыми собаками и
портретов никому не ведомых генералов, висели пучки засушенных трав, связки сморщенных корешков и кухонная посуда. Ни совы, ни черного кота я не заметил, но зато с печки два рябых солидных скворца глядели
на меня с удивленным и недоверчивым видом.
Мы сели в небольшой, по старине меблированной гостиной, выходящей
на улицу теми окнами, из которых
на двух стояли чубуки, а
на третьем красный петух в генеральской каске и козел в черной шляпе, а против них
на стене портрет царя Алексея Михайловича с развернутым указом, что «учали
на Москву приходить такие-сякие дети немцы и их, таких-сяких детей, немцев,
на воеводства бы не сажать, а писать по черной сотне».
В комнатах все было устроено тоже по-старинному: пузатая мебель красного дерева, кисейные занавески
на окнах, тюменские ковры
на полу, орган «с ошибочкой в дудках»,
портреты генералов и архиереев
на стенах, клетка с канарейками и т. д.
Стол стоял поперек комнаты,
на стенах портреты царей — больше ничего. Я уселся по одну сторону стола, а он напротив меня — в кресло и вынул большой револьвер кольт.
В углу, в приемной, стоит большой образ в киоте, с тяжелою лампадой, возле — ставник в белом чехле;
на стенах висят
портреты архиереев, вид Святогорского монастыря и венки из сухих васильков.
Легла она в постель рано, а уснула поздно. Снились ей все какие-то
портреты и похоронная процессия, которую она видела утром; открытый гроб с мертвецом внесли во двор и остановились у двери, потом долго раскачивали гроб
на полотенцах и со всего размаха ударили им в дверь. Юлия проснулась и вскочила в ужасе. В самом деле, внизу стучали в дверь, и проволока от звонка шуршала по
стене, но звонка не было слышно.
На стенах висели
портреты в рамах, картины.
Два окна второй комнаты выходили
на улицу, из них было видно равнину бугроватых крыш и розовое небо. В углу перед иконами дрожал огонёк в синей стеклянной лампаде, в другом стояла кровать, покрытая красным одеялом.
На стенах висели яркие
портреты царя и генералов. В комнате было тесно, но чисто и пахло, как в церкви.
В узкой белой рамке, незаметной
на стене, висел
портрет, сделанный тонкими штрихами карандаша, — юное лицо с большим лбом, острым носом и упрямо сжатыми губами.