Неточные совпадения
Я прервал с ним тогда все сношения. Бакунин хотя и спорил горячо, но стал призадумываться, его революционный такт толкал его в другую сторону. Белинский упрекал его в слабости, в уступках и доходил до таких преувеличенных крайностей, что
пугал своих собственных приятелей и почитателей. Хор был за Белинского и смотрел
на нас свысока, гордо пожимая
плечами и находя нас людьми отсталыми.
Всем любопытно, а никто ничего не может узнать, потому что работающие ничего не сказывают и наружу не показываются. Ходили к домику разные люди, стучались в двери под разными видами, чтобы огня или соли попросить, но три искусника ни
на какой спрос не отпираются, и даже чем питаются — неизвестно. Пробовали их
пугать, будто по соседству дом горит, — не выскочут ли в перепуге и не объявится ли тогда, что ими выковано, но ничто не брало этих хитрых мастеров; один раз только Левша высунулся по
плечи и крикнул...
Подняв
плечи, Луша вызывающе посмотрела
на набоба злыми глазами. Эта смелость
испугала Раису Павловну, но набоб только улыбнулся и с ленивой улыбкой, играя своим стеклышком, проговорил...
Мать встала позади Софьи и, положив руки
на ее
плечо, с улыбкой глядя в бледное лицо раненого, усмехаясь, заговорила, как он бредил
на извозчике и
пугал ее неосторожными словами. Иван слушал, глаза его лихорадочно горели, он чмокал губами и тихо, смущенно восклицал...
В окно тихо стукнули — раз, два… Она привыкла к этим стукам, они не
пугали ее, но теперь вздрогнула от радостного укола в сердце. Смутная надежда быстро подняла ее
на ноги. Бросив
на плечи шаль, она открыла дверь…
Ольга хотела что-то сказать, но удержалась; презрение изобразилось
на лице ее; мрачный пламень, пробужденный в глазах, потерялся в опущенных ресницах; она стояла, опустив руки, с колеблющеюся грудью и обнаженными
плечами, и неподвижно внимала обидным изречениям, которые рассердили,
испугали бы другую.
С трудом пошевелив тело своё, Артамонов сбросил
на пол страшно тяжёлые ноги, но кожа подошв не почувствовала пола, и старику показалось, что ноги отделились, ушли от него, а он повис в воздухе. Это —
испугало его, он схватился руками за
плечо Тихона.
Чья-то рука легла
на мое
плечо и несколько раз меня толкнула… Я открыл глаза и, при слабом свете одинокой свечи, увидел пред собою Фустова. Он
испугал меня. Он качался
на ногах; лицо его было желто, почти одного цвета с волосами; губы отвисли, мутные глаза глядели бессмысленно в сторону. Куда девался их постоянно ласковый и благосклонный взор? У меня был двоюродный брат, который от падучей болезни впал в идиотизм… Фустов походил
на него в эту минуту.
Яков молчал и всё ждал, когда уйдет Матвей, и всё смотрел
на сестру, боясь, как бы она не вмешалась и не началась бы опять брань, какая была утром. Когда, наконец, Матвей ушел, он продолжал читать, но уже удовольствия не было, от земных поклонов тяжелела голова и темнело в глазах, и било скучно слушать свой тихий, заунывный голос. Когда такой упадок духа бывал у него по ночам, то он объяснял ею тем, что не было сна, днем же это его
пугало и ему начинало казаться, что
на голове и
на плечах у него сидят бесы.
Яков Иваныч вспомнил, что у этих людей тоже нет никакой веры и что это их нисколько не беспокоит, и жизнь стала казаться ему странною, безумною и беспросветною, как у собаки; он без шапки прошелся по двору, потом вышел
на дорогу и ходил, сжав кулаки, — в это время пошел снег хлопьями, — борода у него развевалась по ветру, он всё встряхивал головой, так как что-то давило ему голову и
плечи, будто сидели
на них бесы, и ему казалось, что это ходит не он, а какой-то зверь, громадный, страшный зверь, и что если он закричит, то голос его пронесется ревом по всему полю и лесу и
испугает всех…
После
попугая доктор был второй пострадавший от моего настроения. Я не пригласил его в комнату и захлопнул перед его носом окно. Две грубые, неприличные выходки, за которые я вызвал бы
на дуэль даже женщину [Последняя фраза написана выше зачеркнутой строки, в которой можно разобрать: «сорвал бы с
плеч голову и вышиб бы все окна». — А. Ч.]. Но кроткий и незлобный «щур» не имел понятия о дуэли. Он не знал, что значит сердиться.
Живший у него в избушке ручной ворон, безотлучно сидевший
на плече и около своего хозяина,
пугал суеверных людей и придавал окружавшей старика таинственности мрачную окраску.
— Да, этого человека ничем не удовлетворишь, ничем не задобришь и не
испугаешь! Он везде, где только может, мне поперечит, он грезится мне и во сне, как шлагбаум, который, того и гляди, ударит меня по голове; он портит мне беспрестанно кровь… и пока голова
на плечах его, я не тверд, у меня связаны руки, я сам-друг властвую… ты понимаешь меня?
И тут же ему вспомнилось его последнее свидание с государем, как государь, сделав строгое лицо и устремив
на него свой стеклянный взгляд, сказал: «Надеюсь
на тебя: как ты не жалел себя
на войне, ты так же решительно будешь поступать в борьбе с красными — не дашь ни обмануть, ни
испугать себя. Прощай!» И государь, обняв его, подставил ему свое
плечо для поцелуя. Генерал вспомнил это и то, как он ответил государю: «Одно мое желание — отдать жизнь
на служение своему государю и отечеству».